— Что вы сделали? — не поняла я.
— Ой, не спрашивай, — отмахнулась она. — Сделать — это одно, а сказать вслух — нет, не могу. Но ты знаешь, у меня разом пропали фантомные боли. Мне теперь не нужно так много курить.
— Но всё-таки нужно?
— Леночка, подумай сама. Зачем мне лишать себя удовольствия? Только не надо меня воспитывать, поздно уже, не получится.
— Даже не собиралась.
— Представляешь, мой супруг, наконец, решил, что с него хватит, и собрался подать в отставку.
— Даже не знаю, поздравить вас или посочувствовать.
— При чём тут мы? Ты о себе подумай! Ведь Мэрскому теперь придётся жениться, верно? Вот и не упускай случай!
— Я снова ничего не понимаю, — призналась я. — Какая связь между отставкой губернатора, браком Мэрского и мной?
— Что тут непонятного? — нетерпеливо поморщилась она. — Губернатору нельзя без жены! Никак нельзя! Потому что хрен назначат! Потом уже — можно.
— Так он же в отставку подаёт.
Супруга губернатора принялась что-то многословно объяснять, но я её уже не слушала. Моё внимание привлёк разговор Мелентия с Каретниковым. Сквозь старухин монолог до меня долетали только отдельные слова, по которым что-либо понять было невозможно, но само событие меня удивило. По моим представлениям, они пребывали по разные стороны баррикад, тем не менее, Каретников явно был доволен. Теперь его глаза излучали не тоску, а надежду.
Старуха продолжала свой рассказ, я кивала, имитируя не то понимание, не то согласие, Мелентий уже подошёл к губернатору и завёл беседу с ним, а Мэрского всё не было. Мне оставалось только удивляться, что ему требуется столько времени, чтобы прийти в себя, и беспокоиться, не помер ли он от избыточной физической нагрузки, которую я ему обеспечила.
Волновалась я напрасно. Мэрский вскоре появился в добром здравии. Он весь сиял, а в руках держал огромный букет голубых роз. Я раньше даже не знала, что такие бывают. Наверняка очень дорогие. Неужели он собрался расплатиться со мной цветами? Я люблю цветы, но только как подарок, а вовсе не как гонорар.
Все разговоры прекратились, только мама вздохнула ‘Ах, какие розы!’. В наступившей тишине он подошёл ко мне, несколько секунд подумал, и стал на колени, протягивая букет. Мне ничего не оставалось, как принять подношение. От этого Мэрский засиял ещё сильнее и, наконец, заговорил.
— Елена Михайловна! Лена! Леночка! Я вас… то есть, тебя, люблю, и прошу оказать мне честь стать моей женой.
Ноги у меня подкосились, и я бы села на пол, если бы Каретников не подставил вовремя кресло.
— Вы с ума сошли, — только и смогла произнести я.
— Это значит ‘да’? — с идиотской улыбкой уточнил Мэрский.
— Это значит, что я предполагаю у вас психическую болезнь.
— И совершенно напрасно! Сегодня утром я посетил психиатра, и он выписал мне справку об отменном здоровье по этой части. Вот, — он протянул клочок бумаги, и мне пришлось взять и это. — Что ты теперь скажешь?
— Соглашайся, дура! — посоветовала мне мама. — У него такие деньжищи, что нам и не снилось.
— Дура, может, и согласится, — откликнулась я. — Ему не нравятся мои ноги — какая тут может быть любовь? А справку свою пусть засунет в одно место. Знаю я, как такие справки выдаются!
— Нравятся! — пылко возразил Мэрский. — Очень нравятся! Настолько, что спокойно смотреть на них не мог. Потому и просил носить брюки. Но теперь — надевай, что хочешь!
Он подполз ко мне на коленях и впечатал поцелуй в левую голень. Прикосновение его губ обожгло меня даже сквозь колготки. Пока я разбиралась со своими ощущениями, он поднялся на ноги, протянул мне руку, чтобы помочь встать с кресла и попросил отойти с ним на пару минут в соседнюю комнату. Я, уже ничего не соображая, пошла. Ожидала от него чего угодно. И уговоров, и угроз, и попытки изнасилования, но он снова смог меня удивить.
— Лена, я не понял, что здесь делает эта старая ведьма, любительница анаши? Она же должна сидеть в тюрьме.
— За что?
— Как за что? За афёру со взяткой.
— Мэрский, ты просто кретин, — интуитивно я чувствовала, что сейчас любое оскорбление пройдёт безнаказанно. — При чём здесь она?
— А кто тогда?
— Неужели тебе Мелентий не назвал имя?
— Леночка, не тяни. Просто скажи, кто пытался спровадить меня за решётку.
— Слушай, это же элементарно. Конечно, Эвелина.
— Надо же! Я ещё удивлялся, почему старуха польстилась на какие-то жалкие тридцать тысяч. А для секретарши — да, вполне нормальный приработок. Как ты её вычислила?
Меня удивлял его интерес к подобным вопросам в такой момент, но, наверно, он просто давал мне время успокоиться и собраться с мыслями.
— Андрей мне сказал, что сумма увеличена из-за инфляции, причём по инициативе ведьмы, то есть, Эвелины. А губернатор заявил, что пособие увеличено по требованию Андрея. Ни тому, ни другому врать незачем. Так что единственный, кто мог провернуть эту индексацию — Эвелина.
— А зачем?
— Минимальная сумма взятки за сделку с парком — сто пятьдесят. Это в мэрии любой скажет.
— Да, верно, — кивнул Мэрский. — Но почему нельзя было использовать это ‘пособие’ за два месяца?
— Она спешила. Губернатор мог подать в отставку в любой момент, и тогда для неё всё кончено.
— Мне её даже немного жалко. Но это не значит, что я намерен её спасать. Ладно, Лена, пойдём к гостям.
Когда мы вернулись в комнату, все почему-то зааплодировали.
— Ну, Леночка, что ты ответила на предложение? — поинтересовался не в меру весёлый Каретников.
Аплодисменты утихли, все выжидающе уставились на меня.
— Ответила, что подумаю над этим. Когда-нибудь.
* * *
Почему-то мою фразу все восприняли как согласие. Нас стали поздравлять, кто-то открыл коньяк и шампанское, и понеслась череда тостов в нашу честь. Я категорически отказалась пить, и из этого мгновенно сделали вывод о моей беременности. Теперь пили уже не за помолвленных, а за их будущего ребёнка. Мама на меня обиделась, она считала, что о беременности дочери должна была узнать первой. Супруга губернатора завалила меня советами по выбору памперсов. Каретникову срочно понадобилось подобрать имя для предполагаемого внука или внучки. У мамы оказалось своё мнение по этому вопросу, и они поругались.
Я чувствовала себя, как в сумасшедшем доме. Особенно раздражали рассуждения старухи о памперсах. Последним младенцем, которого она хотя бы теоретически могла нянчить, был некий Юра, нынче спрятанный от неё в далёкой Британии. Это даже если считать, что она лично его пеленала. С тех пор прошло полтора десятка лет, так что все знания о современных памперсах она могла почерпнуть только из телерекламы. Хотя, в её возрасте, да с такими вредными привычками… Нет, вряд ли, не могло у неё всё зайти так далеко. Да и для взрослых — совсем другие памперсы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
