Если Пальмирен Розет наблюдал Юпитер с беспристрастием астронома, то его спутники все время находились в тревоге, опасаясь замедления скорости Галлии или даже ее падения, вызванного притяжением планеты. Между тем дни проходили, а опасения их не оправдывались.
Неужели «ловец комет» не окажет на Галлию никакого влияния, не считая тех возмущений, которые уже были приняты в расчет при вычислении? Если нечего было страшиться прямого падения Галлии благодаря силе ее инерции, то достаточна ли эта сила, чтобы удержать комету в пределах указанных возмущений и дать ей возможность завершить свой двухлетний оборот вокруг Солнца?
Этими вопросами и занимался, вероятно, Пальмирен Розет, но выпытать у него тайну произведенных им наблюдений было не так-то легко.
По временам Гектор Сервадак и его товарищи вели беседу на эту тему.
— Поверьте, — сказал как-то капитан Сервадак, — если период обращения Галлии изменился и скорость ее неожиданно замедлилась, мой бывший профессор не смог бы скрыть своей радости. Вот увидите, он не упустит случая подразнить нас, и мы, даже не задавая вопросов, сразу узнаем, что попали в беду.
— Дай-то бог, — проговорил граф Тимашев, — чтобы профессор не допустил никакой ошибки в своих первоначальных вычислениях!
— Чтобы Пальмирен Розет допустил ошибку? — возразил Гектор Сервадак. — Это мне представляется невероятным. Он первоклассный астроном, в этом нельзя ему отказать. Я твердо верю в точность предварительных вычислений профессора, касающихся периода обращения Галлии, и так же твердо поверю в его правоту, если он объявит, что мы должны отказаться от всякой надежды вернуться на Землю.
— Коли так, господин капитан, — вмешался тут Бен-Зуф, — разрешите доложить вам о том, что меня беспокоит.
— Говори, что же тебя беспокоит, Бен-Зуф.
— Ваш ученый дни и ночи торчит у себя в обсерватории, верно? — спросил денщик тоном человека, зрело обдумавшего свой вопрос.
— Верно, — отвечал Гектор Сервадак.
— И Круглые сутки, — продолжал Бен-Зуф, — его чертова труба целится в Юпитера, который вот-вот нас проглотит. Так ведь?
— Так. И что же?
— Уверены ли вы, господин капитан, что ваш учитель не притягивает к нам Юпитера своей проклятой дудкой?
— Ну, это уж вздор! — отвечал, смеясь, капитан Сервадак.
— Ладно, господин капитан, ладно! — сказал Бен-Зуф, с сомнением покачивая головой. — Я не так в этом уверен и с трудом удерживаюсь, чтобы…
— Чтобы?.. — переспросил Гектор Сервадак.
— Чтобы не сломать к чертям его проклятый инструмент!
— Разбить телескоп, Бен-Зуф?
— Вдребезги!
— Только попробуй, я тут же велю тебя повесить.
— Повесить?
— Немедленно! Разве я не генерал-губернатор Галлии?
— Так точно, господин капитан! — ответил простодушный Бен-Зуф.
И право же, если бы его приговорили к повешенью, он скорее сам бы надел себе на шею веревку, чем хотя бы на минуту усомнился в праве «его превосходительства» распоряжаться жизнью и смертью галлийцев.
Первого октября расстояние между Юпитером и Галлией сократилось до восемнадцати миллионов лье. Таким образом. Юпитер отстоял теперь от кометы в сто восемьдесят раз дальше, чем Луна от Земли в своем апогее. Будь же он на расстоянии Луны, его диаметр казался бы в тридцать четыре раза больше лунного, а диск в тысячу двести раз больше ее диска. Но и теперь для наблюдателей с Галлии он представлялся светилом гигантских размеров.
Можно было ясно разглядеть полосы различных оттенков, бороздящие поверхность Юпитера параллельно экватору, на севере и на юге сероватые, на полюсах попеременно темные и светлые, причем самые края планетного диска светились наиболее ярко. Отчетливо; видимые пятна разной формы и величины нарушали там и сям рисунок поперечных полос.
Не были ли эти полосы и пятна следствием атмосферных явлений? Нельзя ли было объяснить их появление, природу и непрерывное перемещение скоплением паров, образованием облаков, гонимых воздушными течениями, вроде пассатов, дующими в направлении, обратном вращению планеты вокруг оси? Пальмирен Розет не мог этого решить, так же как и его коллеги в земных обсерваториях. Если он вернется на Землю, у него не будет даже того утешения, что он раскрыл одну из самых сокровенных тайн Юпитера!
Наступила вторая неделя октября, и тревога галлийцев возросла более чем когда-либо. Галлия мчалась с огромной скоростью к опасному повороту своей орбиты. Граф Тимашев и капитан Сервадак, обычно несколько сдержанные и даже холодные в обращении друг с другом, чувствовали, как сблизила их общая опасность. Они беспрестанно делились мыслями и сомнениями. Когда порою им казалось, что все погибло и надежда возвратиться на Землю потеряна навсегда, они принимались обсуждать, какое будущее ожидает их в солнечном мире, а может быть и дальше, в звездных мирах. Они заранее примирились с судьбой. Мысленно переносясь в неведомые дали, они вдохновлялись широкими философскими идеями, которые отвергают узкое представление о мире, созданном исключительно для человека, и стремятся охватить всю бесконечную и, возможно, обитаемую вселенную.
Но, право же, в глубине души они чувствовали, что не в силах отказаться от надежды вернуться на Землю, пока она еще виднеется над горизонтом Галлии, среди многих тысяч звезд небесного свода. К тому же, если им удастся избежать опасностей, вызванных соседством Юпитера, то, как часто твердил лейтенант Прокофьев, Галлии уже ничто более не угрожает, ни со стороны Сатурна, слишком отдаленного, ни со стороны Марса, чью орбиту она пересечет еще раз, возвращаясь к Солнцу. Понятно поэтому, с каким нетерпением галлийцы стремились, подобно Вильгельму Теллю, поскорее «миновать роковой перекресток»!
Пятнадцатого октября оба светила должны были приблизиться друг к другу на кратчайшее расстояние, если только не произойдет каких-либо непредвиденных возмущений. Их разделяло теперь лишь тринадцать миллионов лье. Оставались две возможности: или могучий Юпитер притянет Галлию к себе, или же комета пройдет мимо него, не испытав иных замедлений, кроме тех, что были предусмотрены в вычислениях…
Галлия прошла мимо!
Об этом все догадались сразу, на другой же день, по невыносимо дурному настроению Пальмирена Розета. Если он и торжествовал как ученый математик, то был посрамлен как искатель приключений. Вместо того чтобы стать самым счастливым из астрономов, он чувствовал себя самым несчастным из галлийцев!
Галлия между тем продолжала свой путь вокруг Солнца, неуклонно двигаясь навстречу Земле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
