тот чертов конфликт с Даниэлем, произошедший у меня дома около месяца назад. Он начался по
моей вине. Я не смог себя сдержать.
— Я в курсе. Но тебе не за что себя винить — это были лишь твои эмоции. Ты просто не смог сдержать их. И я не буду отрицать, что Даниэль тоже перегнул палку.
— И я это признаю, — с грустью во взгляде тихо признается Даниэль. — Я понимаю, что тогда зашел слишком далеко и получил по заслугам.
— Нет, это я обнаглел и получил по заслугам, — без эмоций отвечает Питер, крепко сцепив пальцы. — Все было справедливо.
— Послушай, Питер, тебя никто ни в чем не винит, — мягко говорит Терренс. — Все прекрасно понимают твое положение и знают, что твои эмоции — это следствие произошедшего. Это съедает тебя изнутри, и ты понимаешь, что тебе очень тяжело это выдержать. Мы знаем, что сам бы ты никогда не сделал ничего подобного.
— Да, только почему-то никто никогда не говорил мне это в лицо. Все только винили меня в том, что я виноват во всех бедах. Ты, Даниэль, Джордж… Он-то уж точно неоднократно говорил о том, что именно по моей вине группа разваливается. И был абсолютно прав.
— Джордж просто не знал всей ситуации. Поэтому он был зол на тебя.
— Уж не знаю, в курсе ли он того конфликта. Но я уверен, что он считает меня лишним человеком в группе. Наверное, жутко обрадовался, когда узнал, что я захотел сдохнуть. Понял, что одной огромной проблемой будет меньше.
— Нет-нет, Пит, это совсем не так! — резко помотав головой, возражает Терренс. — Джордж никогда не говорил, что ты лишний в нашей группе и не обрадовался, когда мы рассказали ему про тебя.
— Смит тоже искренне переживает за тебя и просит держать в курсе новостей о твоем состоянии, — уточняет Даниэль.
— Ох, слушайте, парни, хватит уже успокаивать меня… — устало стонет Питер, на пару секунд задрав голову к верху. — Я все равно ни за что не поверю, что кому-то вдруг стал нужен такой бесполезный кусок дерьма, который только все рушит.
— Мы не успокаиваем тебя, приятель, — уверенно отвечает Терренс. — Мы говорим правду.
— Черт, МакКлайф, не смеши ты меня… — презренно усмехается Питер. — У меня сейчас нет настроения смеяться и шутить.
— Слушай, мы понимаем, что ты не веришь нам, — спокойно говорит Даниэль. — Но ты сам внушил себе, что людям по фиг на тебя. И сам же этому веришь. Послушай, что говорят люди. Любящие тебя люди. Они уж точно не будут лгать.
— Ох… — устало стонет Питер. — Слушайте, ребята, зачем вы вообще тратите на меня время? Идите вы домой и занимайтесь своими делами! Какое вам дело до моих проблем и моих чувств? Как никого не волновало раньше, так пусть не волнует и сейчас!
— Да, возможно, ты не доверяешь нам и боишься, что мы тебя осудим или обидимся, — задумчиво говорит Терренс. — Но обещаю, мы не будем осуждать тебя и постараемся понять. Ты всегда можешь рассчитывать на нашу поддержку и быть уверенным в том, что мы придем тебе на помощь.
— Вот серьезно… Не понимаю… Зачем вы с Даниэлем тратите на меня свое время? И что такого вы нашли во мне, из-за чего столько времени дружили? Если, конечно, реально дружили… И не притворялись…
— Что? — в один голос удивляются Даниэль и Терренс.
— Пит, о чем ты говоришь? — недоумевает Даниэль.
— Ты всегда был нашим другом, — уверенно говорит Терренс. — Несмотря ни на что, мы не собираемся прекращать общение с тобой.
— Черт возьми… — тихо произносит Питер. — Вы знакомы со столькими хорошими людьми. Но из всех вы почему-то выбрали именно меня. И теперь тратите на меня свое время… Приехали ко мне домой, вызвали скорую, поехали со мной в больницу… Не проще ли было оставить меня в моей квартире и дать спокойно умереть? Или мне вообще не надо было звонить вам? Позвонить за пару минут до отключки? Чтобы уж точно не было никаких спасти меня…
— Не надо так говорить, приятель, — с грустью во взгляде говорит Даниэль.
— Почему ты решил, что мы дружили с тобой из-за чего-то? — удивляется Терренс. — Неужели мы не можем считать тебя своим другом просто за то, что ты — классный чел. Который всегда поднимал мне настроение, когда мне было плохо из-за проблем с Ракель. Если бы ты не веселил меня, я бы так и погряз в депрессии.
— А ты думаешь, мне всегда было весело? — чуть громче удивляется Питер, уставив свой взгляд на Терренса. — Нет, Терренс, ты глубоко ошибаешься! Бывали времена, когда я притворялся веселым и жизнерадостным. Пока в моей душе творилось черт знает, что. Я никогда не был по-настоящему счастлив и уже точно не буду.
— Я все понимаю.
— Все это время я носил маску. Маску счастливого человека, который всегда чему-то радуется и находит что-то хорошее во всем происходящем. Иногда я притворялся пофигистом, которому на все плевать. Но все это было ложью. Откровенной ложью. Я не знаю, что такое настоящее счастье, потому что никогда не испытывал его.
— Неужели абсолютно все было ложью? — недоумевает Даниэль. — Все эти улыбки, шутки, хорошее настроение, громкий смех… Неужели не было хотя бы чего-то, что было настоящим?
— Если и было, то я вряд ли об этом вспомню. Ведь я всегда страдал… В компании друзей притворялся счастливым и крутым. А дома выл от отчаяния и мечтал сдохнуть.
— Скажи честно, это имеет какое-то отношение к нам? — осторожно интересуется Терренс. — Мы с Даниэлем как-нибудь задевали тебя или говорили что-то обидное?
— Нет, не говорили… — Питер тяжело вздыхает и поджимает свои бледно-красные губы. — Но и утверждать, что вы не говорили ничего обидного, тоже не могу…
— Чем мы тебя обидели?
— Хвастовством. Каждый раз, когда вы заводили разговор о том, как вам сильно повезло с девушками, я чувствовал себя еще хуже. Это не зависть. Это грусть от того, что я не чувствую того же.
Терренс и Даниэль переглядываются между собой, начав испытывать угрызения совести и чувство вины перед Питером.
— Надо же… — округляет глаза Терренс.
— Прости, Питер… — выражает сожаление Даниэль и неуверенно подходит поближе к койке. — Нам правда очень жаль, что все так получилось…
— Мы не знали, что для тебя это больная тема, — с грустью во взгляде добавляет Терренс. — Ты никогда не показывал этого, а мы не думали, что тебя это ранит.
— Очень жаль, — хмуро бросает Питер. — Хотя я много раз намекал на то, что не хочу говорить о своих отношениях с девушками. Но вы
