Принимая Тифлис за основной пункт владений наших на полуденной стороне Кавказа, для него совершенно ясно представлялся вопрос о необходимости обеспечить это сосредоточие нашей власти от всяких неприятельских покушений. Присоединение к России ханств Эриванского и Нахичеванского уже удалило границы наши от Тифлиса и значительно обезопасило его со стороны Персии. Но со стороны Турции пределы ее подходили так близко к городу и самое местоположение способствовало проходу разбойничьих шаек, что нельзя было ожидать ни увеличения населения, ни улучшения земледелия на всей пограничной черте до тех пор, пока самые гнездилища разбойников будут оставаться в руках у турок. Паскевич указывал тогда же на необходимость отстоять за Россией все смежные с Грузией турецкие владения, которые представляют величайшие удобства для поселений русских и по своей плодородной почве, и по своему климату, сходному с климатом средней России. Он ставил естественной гранью Русского государства с одной стороны – Саганлуг, с другой – побережье Черного моря с турецкой Гурией и Батумом включительно. «Тогда спокойствие Грузии, – писал он Нессельроде, – будет обеспечено, и мы приобретем провинции, издревле принадлежавшие Грузинскому царству».
Перечисляя выгоды, которые могли доставить нам эти провинции, Паскевич указывает, между прочим, на то, что в обоих пашалыках и в турецкой Гурии находится до пятидесяти тысяч семейств народа, славящегося мужеством во всей Азиатской Турции, что вместе с мусульманами к нам перейдет до пятнадцати тысяч христианских семей, известных своим трудолюбием и преданностью России, и что, наконец, поселение русских людей на свободных землях надежным образом закрепит за нами новые владения.
Как покорение Ахалцихе и Карса обеспечивает наши границы от разбоев лезгин и беглецов наших татарских дистанций, известных под именем карапапахов, так отделение от Турции Баязетского пашалыка и объявление его независимым, под покровительством России, доставит нам влияние на Курдистан, обезопасит дороги, а тогда и весь транзит европейских товаров станет приходить уже безбоязненно через наши закавказские области. Сам Карс, остающийся теперь в стороне от караванного пути, тогда приобретет значение центрального склада товаров, которыми снабжается вся восточная часть Турции от Арзерума и до Багдада. Такова картина, рисуемая Паскевичем.
Но Нессельроде отвечал на это весьма уклончиво. «Успехи наши в настоящую войну, без сомнения, подают надежды к заключению выгодного мира, – писал он Паскевичу, – но при всем том дела наши с Турцией составляют звено в общей системе европейской политики, а потому ныне еще нельзя сказать с уверенностью, какую черту позволят обстоятельства положить границей между нами и Турцией, как в Европе, так и в Азии». Ему казалось удобнее, не завлекаясь отдаленными видами, воспользоваться настоящим положением, чтобы привлечь жителей завоеванных земель к добровольному заселению Менгрелии и Имеретии, «изобильных природой, но еще не обработанных по недостатку рук», как полагал Нессельроде.
Паскевич поспешил разочаровать его. Он отвечал, что «изобильная природа Менгрелии и Имеретии состоит из непроходимых и обширных болот, покрытых дремучими лесами, или из бесплодных гор, на которых только немногие места удобны для хлебопашества и скотоводства. В Имеретии, – разъяснял он, – даже нынешние обитатели ее не могут снискать себе пропитания местными способами и вынуждены зарабатывать хлеб отхожими промыслами; все поденщики, все носильщики тяжестей, все люди, исполняющие самые низкие и трудные работы в Тифлисе и в других городах Грузии – суть имеретины; и если бы земли их были обильны и достаточны, то они при своем трудолюбии, конечно, не покидали бы своих семейств и жилищ, чтобы снискивать себе ненадежное пропитание поденщиной. Нужно много времени, чтобы трудолюбие человека расчистило вековые леса, осушило болота и, проникнув в места, доселе считавшиеся непроходимыми, обратило их в сады и цветущие нивы. Теперь же переселять сюда жителей из благословенного климата Турции в места, известные своим убийственным влиянием на здоровье, значило бы прямо подвергать их неизбежной гибели. Все эти неудобства по отношению к Менгрелии увеличиваются тем, что область находится под властью владетельного князя, и жители соседних турецких провинций, зная, что управление его не всегда основывается на непреложных законах, не получат, конечно, особой охоты селиться на земле, управляемой по правилам малоотличным и даже худшим против тех, которые они уже испытали в Турции».
Помимо того, по мнению Паскевича, переселение христиан до заключения мира было бы крайне невыгодно для нас не только в военном, но и в политическом отношении: в военном – это обезлюдило бы край, в котором велась война, и лишило бы армию значительных продовольственных средств; в политическом – дало бы туркам явное понятие, что мы не станем удерживать за собой провинций, приобретенных нашим оружием, и мусульмане, которых теперь удерживает еще неизвестность, кому будут принадлежать они, тогда стали бы противодействовать нам во всем и даже отважились бы на открытые враждебные предприятия.
Дав этот легкий урок нашей дипломатии, так мало знакомой с Кавказом и с условиями жизни его населения, Паскевич еще раз, уже по взятии Арзерума, подробно изложил графу Нессельроде свое мнение о проведении границы и писал о степени той важности, с которой должны быть ценимы при заключении мира области, покоренные русским оружием в Азиатской Турции. Он особенно настаивал на этот раз на присоединении Карсского пашалыка, что навсегда бы обеспечило границу России с Оттоманской Портой прочной чертой по протяжению Саганлугского хребта; и в случае новой войны с Турцией сильный Карс вполне прикрыл бы и наши татарские дистанции, и самую Грузию, и тыл Армянской области. «Сама природа, – пишет Паскевич министру иностранных дел, – указывает, где должны остановиться наши приобретения, и рано или поздно непременно придется подвинуть границы до тех мест, которые мною обозначены, и было бы весьма желательно не вверять неопределенной будущности огромных и столь необходимых выгод».
Не довольствуясь двукратным изложением своих мнений графу Нессельроде, Паскевич с тем же мнением отправил курьера непосредственно к графу Дибичу; но, к несчастью, этот курьер, посланный кругом через Южную Россию, прибыл в Адрианополь спустя три дня после окончательного подписания мирного трактата. Дибич, не зная предположений Паскевича, не мог, да и не имел особенной надобности заботиться о выгодах Кавказского края, – и эта ошибка прискорбна тем более, что европейские державы, настаивая при заключении мира на целости турецких владений в Европе, мало заботились о ее азиатской территории. Даже сама Турция не особенно отстаивала тогда три завоеванных нами пашалыка и самый Батум, которые, не принося ей существенной материальной пользы, служили причиной вечных неустройств и смятений, потрясавших ее азиатские владения. Ни Карс, ни Ахалцихе, ни Баязет, ни турецкая Гурия, находясь в состоянии почти независимом, не давали ей ни малейших доходов, а, напротив, еще требовали значительных издержек на содержание в них войск для поддержания хоть наружного вида покорности. И случалось не один раз, что турецкие войска были разбиваемы жителями, под предводительством своих старшин и родоначальников.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
