— Он будет моим! — прошептал он. — Его власть и слава будут моими!
И он залпом выпил вино, которое налил туда Николас. А затем откинул голову и вновь расхохотался как безумный, глядя в ночное небо.
— Мое! — закричал он. — Все мое…
Брат Бэрт бросился вперед и успел подхватить кубок, выпавший из разжавшихся пальцев аббата. Отец Паулус свалился на землю и застыл, недвижный, уставившись широко раскрытыми безжизненными глазами в небо.
— Хвала святой Евгелине, — прошептал монах. — Бог вынес свое решение.
Николас обогнул камень и, подойдя к аббату, склонился над ним. Он на мгновение поверил, что злобный старик зарычит и схватит его за горло, но тот был и вправду мертв. Николас видел слишком много мертвецов в своей жизни, чтобы не узнать смерть сразу, но он никогда еще не видел, чтобы она настигала людей так быстро или так справедливо.
Он выпрямился.
— Он мертв, — пробормотал он, в замешательстве глядя на кубок.
«Ведь я сам так ни разу и не прикоснулся к кубку, — думал Николас с облегчением. — Если уж аббат был грешником, то только Бог знает, что случилось бы со мной».
Он пока не готов умереть, не здесь и не сейчас.
Джулиана поднялась на дрожащие от усталости и волнения ноги и в первый раз прямо посмотрела на него. Он быстро пересек пространство, разделяющее их, боясь прикоснуться к ней, боясь увидеть ненависть в ее глазах.
Джулиана подняла на него взгляд.
— Я говорила, что, если ты бросишь меня, я тебя убью, — произнесла она охрипшим голосом. — Где нож?
У него был кинжал. Он рассчитывал воспользоваться им против аббата, но святая избавила его от этого греха. Он вытащил кинжал из сапога и протянул ей.
— Убивай, — сказал он и распахнул на груди рубаху. Кусочек ткани упал на землю к ее ногам. Вышитые на нем розы и капли крови безошибочно указывали на его происхождение. Джулиана взяла кинжал в руку, продолжая глядеть на лоскут, который он носил возле своего сердца.
— Ты любишь меня, шут? — спросила она тихо.
— Я был бы безумцем, если бы не любил.
Ее улыбка была чуть дрожащей, неуверенной.
— Но ведь про тебя и говорят, что ты безумен.
— Но ведь ты знаешь, что это не так. Ты выглядишь как стриженая овечка.
— Гилберт постарался.
— Я перережу ему глотку, когда увижу его в следующий раз. Тебе стоит только слово сказать.
Ему так хотелось коснуться ее, что даже руки его задрожали.
Она медленно покачала головой.
— Милорд… — позвал Бого.
Джулиана резко вскинула голову и обернулась. Николас ни минуты не сомневался, что Бого назвал его так специально, и мысленно пообещал выбить ему зубы.
Он хотел сделать вид, что это относится не к нему, но, подумав, решил, что так будет только хуже.
— Да, Бого?
— Брат Бэрт и я собираемся отвезти тело аббата в монастырь для погребения, — сказал он.
Николас, не оглядываясь, продолжал смотреть на Джулиану.
— Хорошо.
— И мы возьмем с собой кубок. Он принадлежит святой Евгелине и ее аббатству.
Николас даже не подумал возражать. Генрих и так сойдет с ума, когда услышит всю эту историю. Едва ли кубок сможет умиротворить его. А когда он узнает, какая судьба постигла аббата, это, возможно, хоть немного добавит ему страха перед Господом и его судом. Королю Генриху, скорее всего, достанет ума, чтобы усомниться в чистоте своего сердца и помыслов, и, если у него есть хоть немного здравого смысла, он предпочтет не накликать на себя божий суд, продолжая отстаивать свои права на священную реликвию.
— Поезжай, Бого, — сказал Николас.
— И я хочу остаться там, милорд.
Николас оторвал взгляд от Джулианы и посмотрел на своего старого друга и слугу.
— Что ты сказал?
— Я хочу присоединиться к святым братьям. Я уже старый человек, милорд, и большой грешник, но брат Бэрт говорит, что надежда на прощение есть у всех.
— Только не у меня.
— Не говорите так, милорд. Но вам вряд ли подходит монастырь. Так же, как и вам, миледи, если вы простите мне мою смелость.
Николас почувствовал, что она смотрит на него спокойным, вопросительным взглядом.
— Никакого монастыря для моей леди, — сказал он. — Она останется со мной.
Бого кивнул с одобрением:
— Тогда все будет хорошо.
Хотя Николас в этом и сомневался, он не стал говорить об этом вслух.
— Тебе не нужна помощь, чтобы перенести аббата? Бого оглянулся на труп, затем покачал головой:
— Я без труда справлялся и с более тяжелой работой.
— Береги себя, мой старый друг, — сказал Николас.
— Берегите свою леди, милорд. Николас чуть заметно улыбнулся маленькой хитрости старого друга.
— Изо всех моих сил, Бого. Обещаю тебе.
25
Аббат в смерти оказался просто сухим маленьким старичком. Бого без труда взвалил его на плечо, как куль с мукой. Они представляли собой странную процессию, когда направлялись к тропинке. Впереди — брат Бэрт со священной реликвией в руках, следом — Бого со своей необычной ношей на плече.
— Вы можете поехать с ними, — запоздало предложил Николас, — они смогут защитить вас. Я отныне изгой.
Джулиана покачала головой.
— Вы слышали, что сказал Бого? Я не создана для монастыря, — сказала она.
— В этом нет сомнений. Вы были бы довольно… строптивой монахиней. Но я должен отпустить вас, миледи.
— У меня все еще есть ваш кинжал, милорд.
Он чуть отступил, не из-за упоминания о кинжале, конечно.
— Это пустой титул. Ни земель, ни дома…
— Мне это нравится. Может быть, нас никто никогда не найдет.
Он оглядел продуваемую ветром скалистую вершину.
— Вы заслуживаете лучшего, чем бедный шут.
— Безусловно. Но похоже, что я не хочу лучшего. Мы станем бродягами и будем путешествовать от места к месту. Ты будешь читать свои стишки, а я могу танцевать…
— Ну нет, мои рифмы могут довести людей до рукоприкладства. А танцевать ты будешь только для меня.
— Тогда что же мы станем делать?
Он смотрел на нее долго-долго. А потом коснулся ее, в первый раз с тех пор, как оставил ее одну в постели. Он коснулся ее лица, погладил стриженую голову, его длинные пальцы пробежали по ее щеке. И не говоря ни слова, он крепко поцеловал ее.
Это было безумием — заниматься с ней любовью здесь, среди этих развалин, но ведь он и был бедным, безумно влюбленным шутом.
Она тоже, видимо, сошла с ума. Когда он взял ее за руку и повел за полуразрушенные стены, чтобы укрыться от ветра, она пошла с ним охотно, а затем своими собственными руками стала снимать с него одежду; своими собственными руками она касалась его, и гладила, и упивалась им; она сама целовала и ласкала его, а когда он посадил ее на себя, она задрожала от наслаждения, и когда он проник в нее, она закричала, а когда он наполнил ее своим семенем, она заплакала от счастья, и ее тело сжалось, удерживая его в себе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
