1
Плен – это ограничение свободы человека, принимавшего участие в военных действиях. Цель плена – вывести этого человека из войны.
В описываемую эпоху никто еще не додумался для достижения этой цели содержать пленного под стражей, в концлагере – вполне достаточно было того, что пленный в обмен на свободу давал обязательство не воевать. В этом случае честное слово становилось его караульным. Сроки этого обязательства могли быть разные, но чаще всего оно имело силу до конца кампании.
Право на плен имел не всякий: шпионы, действовавшие в расположении неприятеля переодетыми в его форму или партикулярное (штатское) платье, или проводники на снисхождение рассчитывать не могли. Пленным в те времена считался человек, взятый на поле боя в форме своей армии с оружием в руках, либо сдавшийся вместе с гарнизоном крепости, который при этом мог выговорить себе более или менее почетные условия капитуляции (слово «капитуляция» и означает «договор»). Весной 1800 года французский генерал Массена с 15-тысячным отрядом был осажден австрийцами в Генуе. Провианта почти не было: выдавали на человека чуть больше 100 граммов конины и столько же «хлеба» из отрубей, крахмала, опилок, орехов, льняного семени и даже пудры. Когда до Массены дошли слухи, что генуэзцы, для которых тяготы осады не скрашивались чувством воинской доблести, готовы восстать, генерал приказал стрелять в любую группу штатских больше пяти человек. Когда солдаты стали умирать от тифа, Массена запретил хоронить их с почестями – чтобы не навевать на живых тягостные мысли. К июню, выдержав два месяца осады, Массена все же сдал город. В знак уважения, гарнизону было разрешено покинуть город с оружием в руках. Правда, с французов взяли обязательство не воевать в эту кампанию с австрийцами.
Были тонкости: например, выходить из крепости церемониальным шагом было почетнее, чем форсированным (почти бегом). С развернутыми знаменами и музыкой выходили уж совсем героические отряды. Сдаться же так, как сдался австрийский генерал крайней степенью позора: армия капитулировала на милость победителя со всеми запасами, артиллерией и знаменами, солдаты отправились во Францию на разные работы, а Макка Наполеон отпустил (хотя тот, наверное, предпочел бы не появляться на глаза ни австрийскому императору, ни Кутузову). Вполне вероятно, что Наполеон хотел передать союзникам вместе с Макком порцию ужаса. Эта психологическая уловка императору в общем-то удалась: под Аустерлицем большинство высших союзных командиров потеряли голову при первых же ударах французов. (Интересно, что в 1798 году Макк уже был во французском плену. Тогда его отпустили под честное слово. Макк после этого долго был не у дел. В 1805 году этим не обошлось: Макка судили, приговорили к смертной казни, но заменили ее на лишение всех чинов и наград и двухлетнее заключение в крепости. Однако в 1813 году, после битвы под Лейпцигом, Макка вернули в строй в том же, что и до Ульма, чине).
Иногда «ловля» пленных ставилась на коммерческую основу: в 1808 году во время русско-шведской войны генерал Яков Кульнев издал приказ по войскам (его можно было бы назвать прейскурантом), согласно которому за пленного шведского рядового платили рубль, за унтера – два, за обер-офицера – пять рублей, за штаб-офицера (от майора) – червонец, а за генерала или «начальника над войском» – 101 рубль.
Пленные еще по традициям Древнего Рима считались показателем морального разложения неприятельской армии, одним из главных признаков полноты торжества. «Только по числу пленных судили о победе, – писал граф Сегюр. – Убитые же доказывали скорее мужество побежденных».
Уже тогда всем воюющим нациям было известно: «Русские не сдаются». Французы считали, что привычка русских биться до смертного конца – результат турецких войн, где пленного ждала только мучительная смерть.
У некоторых мемуаристов остались описания того, как люди делали выбор между жизнью и смертью. Петербургский ополченец Рафаил Зотов в бою под Полоцком 6 октября 1812 года с крошечным отрядом ратников навлек на себя атаку французской кавалерии. «Чрез несколько минут я заметил, что стрельба наша стала утихать. «Что ж вы, ребята, недружно стреляете?» – «Да, батюшко, ваше благородие, патроны-то все вышли», – отвечали мне некоторые воины, и тут-то я догадался, что положение наше очень плохо. Латники наконец совсем окружили нас, и командующий ими кричал нам, чтоб мы сдались. Я объявил это моим солдатам, но большая часть отвечала мне: «Не отдадимся басурману живыми в руки. Авось бог поможет – и наши подойдут на выручку». Я закричал мой отказ, последние патроны наскоро были истрачены. Тут латники врубились в нас, и началась резня. О спасении нельзя было и подумать; всякий только продавал свою жизнь как можно дороже и падал очень доволен, если успевал всадить штык свой в бок хоть одному латнику». Из всех ополченцев только Зотову была судьба уцелеть – изрубив его, французы сочли его мертвым.
Под Реймсом 28 февраля 1814 года батальон Рязанского полка оказался оторван от основной массы русских войск. Командир рязанцев Иван Скобелев писал в воспоминаниях: «Некоторые из числа отличнейших офицеров со всевозможною деликатностью давали мне чувствовать, что (…) гибель наша решительно неизбежна, но, что сдавшись в плен, мы спасем отечеству людей, осужденных умереть без всякой пользы. Сердце мое не могло быть с этим согласно, но приговор осьмисот человек к очевидной смерти казался мне весьма жестоким и даже несправедливым. Тяжкая печаль упала на мое сердце, и я, признаюсь, начал уже колебаться».
Но тут в каре рязанцев принесли раненого командира русского корпуса генерала Сен-При. Скобелев пишет: «Спасите честь мою, любезный Скобелев! – сказал мне граф. – Не хочу скрывать от вас, что в случае моего плена она в опасности; смерть же презирать, если бы я не умел прежде, то выучился бы у храбрых наших рязанцев».
Сердце мое облилось кровью. «Ваше сиятельство, – отвечал я, – с честью не только предстоящая смерть, но и всемирное разрушение разлучит нас несильно! Клянусь за себя и за всех моих товарищей, что священная для нас особа ваша будет только тогда во власти неприятеля, когда последний из нас, решившись пролить за вас всю свою кровь, падет со славою, какую предоставляют нам Божий Промысел и наша обязанность!»
«Повторите клятву мою, друзья! – сказал я, оборотись к моим сотоварищам. – Пошлем купно теплые молитвы к Господу, да явит он над нами новый опыт неисчислимых своих милостей к верноподданным царя русского; да прольет он в грудь нашу новые силы, новое мужество и да поставит дух и мысль нашу выше всех окружающих нас бедствий! До этого мы показали, как русские дерутся, теперь покажем, как они умирают!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
