Если бы Стоун любил ее, он вел бы себя сейчас иначе. Ведь он — не родной сын Бена, а усыновлен им, значит, в любви между ним и Джинни нет ничего противоестественного. Но, может быть, он не хочет уступать ей ни толики любви или части имущества Бена, привыкнув к мысли, что сестру увезли навсегда и она не вернется из Англии… Может быть, он ее не любит и боится, что она потребует брака. Или сердится за то, что она скрыла от него правду о себе. Он может думать, что раз она его обманывала, то, наверное, было ложью и ее признание в любви. Но она-то любила и желала его по-прежнему, несмотря на все его обманы. Она хотела с ним говорить, все выяснить — но не в присутствии Бена. Говорить со Сти… нет, со Стоуном наедине. Сказать ему в лицо, что он не имеет права презирать ее, потому что поступал с ней как бессовестный лжец и обманщик.
Вскинув подбородок, Джинни объяснила Стоуну:
— У мистера Эвери была дочь по имени Анна. То, что я рассказывала о ней, было правдой. Вы знаете, почему и в каком состоянии я покинула форт Смит, если получили мою записку.
— Получил, но вы-то мою не получили, — буркнул Стоун; он достал из кармана конверт и сунул Джинни в руку. — Она лежала у капитана Купера, которого тогда неожиданно вызвали на индейскую территорию в связи с беспорядками. Но это неважно, раз вы благополучно добрались домой.
Джинни вздрогнула, узнав, что записку ей он все-таки оставил. Как ей хотелось прочитать ее сразу! Но она сунула конверт в карман юбки и сказала:
— Поговорим вечером. Нам надо кое-что выяснить.
Стоун уловил в ее тоне намек и испугался.
— Почему сегодня? Впереди много дней.
— А почему не сегодня, сынок, — благодушно улыбнулся Бен. Во взгляде отца и тоне, которым он произнес эту реплику, Стоун почувствовал, что тот настроен выполнять все желания Джоанны, и похолодел. Не может он ей сказать сразу, сейчас, что они оба нарушили библейскую заповедь… что он ей наполовину родной брат. Сначала он должен поговорить с отцом и попросить его, чтобы он не открывал этой тайны Джоанне, хотя только что сам уговаривал Бена сделать это! Какая издевательская ирония судьбы! Помоги мне, Боже, я все еще люблю ее и желаю, но я никогда не буду ее иметь! Вслух он сказал:
— Нет, отец, о чем тут толковать. Прошлое лучше сразу забыть.
— Ну что ж, сын, — сказал Бен с явным облегчением. — Действительно, поболтайте здесь три минуты, а я пойду скажу Нэн, чтобы она поставила еще один прибор.
Бен вышел, Джинни и Стоун глядели друг на друга молча, потом она заговорила:
— Зачем вы мне лгали? Чтобы убедить меня, что вы — убежденный одиночка, ожесточившийся против мира, разжалобить своей судьбой и соблазнить? Вы не проводник и не вольный стрелок, вы — на государственной службе, у вас есть семья, и вы наследник хорошего ранчо. Вы пользовались мною и предали меня, Стоун. Почему вы так поступили?
Слезы заволокли ее светло-карие глаза. Стоун не удержался и обнял ее, она прижалась лицом к его груди. «Только бы не забыться! — думал он. — Быть нежным, утешить, но не признаться, что я ее люблю!» Стоун чувствовал, что к этой женщине он испытывает особенные чувства, впервые в своей жизни.
— Я никогда не поступал с женщинами подобным образом и не собирался поступать так с вами. Я увлекся Анной Эвери, но не хотел отдаться этому чувству. Я ведь вам не раз говорил: к полной самоотдаче я не способен. — Боже, говорил он себе, как трудно лгать ей, углубляя ее тоску… как мучительно касаться ее, но не целовать… смирять свои порывы… — Я бастард по рождению — я не солгал вам в этом. Бен усыновил меня, но родной отец меня не признал, я сказал вам правду. Я не живу здесь, я приехал на короткое время, чтобы уладить одно дело с Беном. Потом я снова уеду на другую работу…
Джинни поняла, что сейчас не сможет признаться ему, что она — не Джоанна, и воскликнула:
— Стоун, наверное, виновата я, а не вы, простите меня! Но ведь мы оказались вместе, мы не родственники, и я хочу вас!
Стоун мягко, но решительно отстранил прижавшуюся к нему Джинни. Он был охвачен любовью и желанием, но не имел права уступить своим чувствам, и он действовал непреклонно и решительно:
— Простите меня, Джоанна, но между нами ничего не может быть. Вы мне нравились, и я уступил зову страсти, но это и все. Я не могу любить вас. Наши взаимные обманы дорого нам обошлись. Мы должны забыть то, что было между нами, и я клянусь, что это не повторится. Если бы другая женщина так обманула меня, как вы, я убил бы ее. Ненавижу ложь и уловки. Вы — красавица и искусительница, поэтому я не мог устоять перед соблазном. Сожалею об этом.
Я лгу, говорил себе Стоун, разве я испытывал к ней только физическую страсть? Разве я имею право винить ее за «ложь и уловки», а как же мои собственные?
Она посмотрела затуманенным взглядом в его непроницаемые черные глаза:
— Значит, вы не испытываете ко мне того чувства, что я испытываю к вам?
— Очень сожалею, но вынужден ответить «нет». Я сожалею, что должен был вас обманывать, но в дороге я не мог открыться, а в форте Смит собирался, вернувшись из поездки, все вам рассказать. Я обманул вас, но не хотел, чтобы вы страдали из-за меня. Я должен был выполнить свое задание и проверить, не связаны ли вы с Кланом. Я бы хотел, чтобы между нами ничего не произошло, я сам презирал бы всякого, кто поступил как я с девушкой. Вы тосковали после смерти матери и тянулись к кому-то, кто мог бы вас утешить, — я был просто сильным плечом, к которому вы прислонились… Я — не тот мужчина, который вам нужен.
Она сделала последнюю отчаянную попытку:
— Нет, мне нужны именно вы. Вы должны поверить, что мы встретились не случайно. Я люблю вас, Стоун. Я люблю вас с первого дня в Джорджии. Что бы между нами ни случилось, я всегда буду любить вас. Вы никогда не будете мне братом. Я люблю вас и хочу жить вместе с вами здесь или где-нибудь еще.
— Помоги нам Великий Дух, если это правда! — нахмурился Стоун.
— Это правда! Я обманывала вас и вы мне не доверяли, но я люблю вас, клянусь вам в этом!
— Забудьте меня, — твердо сказал Стив. — Забудьте все, что было между нами.
— Никогда не забуду. — Джинни погладила его щеку. — Я люблю вас.
Стив отступил от нее.
— Тогда вы попали в беду. Я никогда не хотел причинить вам боль, Джоанна, и сейчас не хочу. Но я вас не люблю. Это была только физическая страсть. Вы должны понять, что я вам не подхожу. Не говорите отцу о том, что было между нами, не то я уйду из дома и не вернусь.
Джинни вздрогнула. Все-таки она не в силах была поверить, не могла примириться, не хотела потерять надежду. Нет, нет, думала она, что бы ты ни говорил, ты ошибаешься… Ты тоже любишь меня! Я соблазню тебя — ты живешь теперь в одном доме со мной, и ты не устоишь… Я буду искушать тебя каждый миг, и ты не устоишь… — Но в глубине души жил страх: а если он говорит правду? Тогда лучше отказаться от него…
