наоборот — энергия переходит в материю. То есть материя и энергия — это по сути слова синонимы.
— Поясни.
— Да это элементарно. Взяла ты к примеру в руку полено. Взвесила — хм, тяжёлое! Подожгла его, оно загорелось и дало тебе свет и тепло. И свет, и тепло — это две формы чистой энергии. Даже одна, если помнить, что и свет, и тепло это электромагнитное излучение, но только в различных диапазонах частот. Так вот, полено. Клетчатка, из которой оно состояло, сгорела и значительно потеряла в массе. То есть ты таким нехитрым способом перевела массу, — то есть нечто материальное, — в энергию — то есть в то, что мы привыкли считать субстанцией нематериальной, понимаешь? Человек научился делать это, еще бегая с каменным топором и в шкурах.
— Это я понимаю, хотя основная потеря массы исходного материала должна происходить не вследствие электромагнитного излучения, а как результат процесса окисления содержащегося в клетчатке углерода.
— Да, верно. Этот пример я привёл для Иванки. Так смотрит на процесс горения человек, не обременённый глубокими знаниями химии и ядерной физики. Взвесил полено, сжёг, взвесил оставшуюся золу и сделал вывод, что на производство тепла и света ушёл целый килограмм клетчатки. До конца девятнадцатого столетия люди так и считали. На самом деле на производство тепла и света ушёл вряд ли один нанограмм исходного материала. К слову сказать, для разрушения двух японских городов Хиросимы и Нагасаки потребовалось суммарно всего лишь около миллиграмма урана.
— Да, я слышала. А что насчёт «тёмной» материи? Почему её так называют?
— «Тёмная» — потому что обнаружить её никакими существующими приборами нельзя. Откачай из колбы весь воздух, что в колбе останется?
— Пустота! Вакуум! — подсказала Иванка.
— Верно, пустота. Только пустота эта кажущаяся. «Тёмная» материя при этом никуда не девается. Остаётся в колбе в том же количестве, что и прежде. Точнее, ровно в той же концентрации, что и за стенками колбы. Они для неё прозрачны. Эта энергия не обладает никакой массой — в этом отношении она ведёт себя примерно как квант света или нейтрино. У них тоже нулевая масса покоя. Именно поэтому она себя никак не проявляет. Её очень много — невероятно много, — вот только извлечь её и превратить в привычную нам энергию никакими способами невозможно. Разве что меня попросить или Наставника. Мы с ним это умеем. Именно оттуда мы и черпаем необходимую нам энергию.
— Интересно... — кивнула Марина, — А ты уверен, что никто, кроме вас двоих?
Неожиданный вопрос. А и правда, почему я так уверен, что только мы с Наставником? Ну-ка, что скажет по этому поводу Книга?
Ответ меня ошарашил!
— Слушай, а ведь ты права... Книга говорит, что больше тысячи человек на Земле имеют возможность контактировать с тёмной материей. Точнее, тысяча двести пятьдесят три человека. Ого!
— Кто они? — Марина выпрямилась на стуле и смотрела мне прямо в глаза. Она была серьёзно встревожена.
— Не знаю... Я получил только цифру...
— Ну-ка, покажи, как они распределены по планете! — она вскочила со стула и показала рукой на свободное пространство возле окна. Там тут же возник образ земного шара. С небольшой задержкой на нём зажглись крошечные огоньки.
Мы втроём стояли перед глобусом и молча рассматривали их. Марина оглянулась на меня.
— Покажи-ка, где сейчас находятся Сергей с Юлей?
— В Вологде. Сидят в гостиничном ресторане и обедают.
— Нет, я имею в виду другое. Покажи мне их на этом глобусе. Дай увеличение побольше.
Над железной крышей гостиницы, в ресторане которой сидели за столом Сергей с Юлей, вспыхнул красный огонёк. Я понял, что интересует Марину, и переместил фокус окна в зал ресторан. Огонёк горел над головой Юли!
— Вот в чём дело, оказывается... — прошептала Марина, не отрывая глаз от оживлённого лица девушки. — Вот, значит, какими талантами обладает этот ребёнок...
Она выпрямилась и повернула ко мне голову.
— Сколько таких людей проживает в границах Советского Союза?
Я задал вопрос Книге и продублировал ответ:
— Пятьдесят один человек.
— Можешь показать пофамильный список?
Глобус исчез, а на его месте возник список. Марина повела по строкам пальцем и остановилась, когда наткнулась на собственную фамилию. Оглянулась на меня и усмехнулась.
— Я что-то в этом роде и подозревала.
Следующей же строкой в этом списке значился некий «Кузнецов Александр Петрович». И здесь мы с ней рядом! Ну точно судьба!
— Почему подозревала?
— Потому что иначе я бы не вытащила тебя с того света. Помнишь декабрь 1967 года?
— Ты же сделала мне укол адреналина в сердце.
— Да, это тоже, наверно, помогло... Ладно, не будем гадать. Я предполагаю, что Рудольф тоже в этом списке?
Я пожал плечами.
— Наверняка. Хочешь удостовериться?
— Потом. На главный вопрос мы с тобой ответили, а это на сегодня самое важное! Да, интересная девочка. Чертовски интересная! Чем там занимается Рудольф? Хочется поделиться с ним этим открытием.
Я взглянул на часы. Заглядывать к Наставнику в спальню очень не хотелось. Он вполне мог оказаться там не один. Да и неэтично это, подсматривать за близким тебе человеком. И он ко мне никогда не заглядывает. По тем же самым причинам. Если ему нужно со мной связаться, я просто слышу в голове его голос. Именно это даёт мне право открыть к нему окно.
— Наверняка спит, — ответил я на вопрос Марины. — У него там час ночи. Одиннадцать часов разницы, не забыла? Или тебе так не терпится?
— Нет, подождём. Пусть спит. Не так уж это и срочно.
Глаза Марины сияли…
Глава 29. Немного прикладной космологии
15 апреля 1973 года
Наставник не разделил энтузиазма Марины. Он не сразу понял, о чём идёт речь, но когда Марина ему растолковала, то для начала встревожился. Его обеспокоила мысль, что на планете, кроме нас двоих, могут проживать тысячи людей со способностями Посвящённых.
Он высказался в том смысле, что радоваться здесь нечему. Что это может представлять большую опасность для всего человечества и для нас лично. Логика его была проста: энергию (Марина называет это «силой») можно применить не только во благо, но и во зло. Кто может гарантировать, что она не попадёт
