Руководствуясь чужими воспоминаниями, я подошел к ближайшей стене справа и щелкнул переключателем. В глаза ударил свет, который после темноты показался ярче солнца. Глаза закрылись, но лишь на несколько секунд.
Электричество? Этого не может быть! Как оказалось, киллер не только разбирался в искусстве убийства, но и неплохо специализировался в размножении мистических электронов. Конечно, это вызывало удивление и было весьма странным обстоятельством, но к сюрпризам судьбы я уже привык. Это ненамного страннее, чем очнуться в теле убийцы, который потрошит свою жертву. Причем не где-нибудь в лесочке под Екатеринбургом, а в трущобах Парижа. С одной маленькой, но значительной поправкой… Далеко в прошлом, в этом я был уверен…
Вот только откуда у него такие технологии в восемнадцатом веке? Сам «Дровосек» отвечать не собирался, он упорно молчал… Либо мрачная личность была изобретателем от бога. Или же это бред и нестыковки моего больного воображения. Не знаю даже, какой вариант мне нравится больше.
Неподалеку от меня, в углублении, стояла посудина с водой, напоминающая аквариум. Вот только рыбы в нем не было, а сквозь крышку проходило четыре стержня. В посудине налит электролит — серная кислота, разбавленная дистиллированной водой.
От двух электродов уходили к стене медные проволоки толщиной с карандаш, соединяющие неказистые фонари. Странные такие, треугольной формы, из мутного стекла. Они лишь отдаленно напоминали современные лампы накаливания. Еще два были прицеплены к необычной динамо-машине. В ней запросто мог бегать пес… Выглядела она как колесо от водяной мельницы, основательно опутанное проводами и необычными приспособлениями.
Убийца — непризнанный гений… Алессандро Вольт, Вернер фон Сименс и многие другие ученые перевернулись бы в гробу от увиденного здесь полета инженерной мысли. Хотя я все-таки рано их схоронил, им еще жить-поживать да науку продвигать. Предполагаю, что Французская революция была немного раньше их открытий.
Пес ткнул холодным носом мне в руку и замотал головой, обрывая ход моих мыслей. Видимо, хотел что-то сказать. Я посмотрел вниз… Это не собака… громадный черный волк… Больше всего напугали его глаза — полностью белесая роговая оболочка с кроваво-красным ореолом.
Большую часть жизни Цербер провел в царстве тьмы. Он попал сюда еще волчонком, и чем стремительнее рос, тем быстрее его шансы увидеть солнечный свет приближались к нулю. Хотя причины слепоты могут быть и другими. Неопровержимо одно — на зеленой траве ему уже не поваляться. Лаз слишком узок для него и ему придется умирать здесь, в каменной темнице.
Я подошел к тому месту, куда меня подзывал «псевдопес» и откинул деревянную крышку. Холодильник… В яме, среди кусков льда лежало промороженное мясо. Я вытащил шмат побольше и бросил его волку. Он, не раздумывая, приступил к помпезной трапезе. Урча и чавкая.
Теперь я мог детальнее рассмотреть убежище.
Весьма аскетично… Впереди прямоугольный зал с неотесанными стенами. Почти без всяких изысков и украшений. Лишь старинное зеркало, висящее по центру дальней стены. Прямо на каменном полу подстилка из соломы, покрытая лоскутом грязно-бурой ткани. Из мебели только стол из массивного валуна и деревянный стул. Последний больше напоминал памятник старому пню. Ни то, ни другое мне сейчас не нужно.
По обе стороны пещеры — еще два ответвления. Догадаться, что расположено справа, труда не составило. Отхожий угол в этой берлоге мог без труда найти даже слепец с винными пробками в носу. Как говорится, не промахнешься…
Обустройство комнаты слева интересовало больше. Туда я и направился. Увиденное пробудило уважение к «господину подземелий» и захватило дух. Но по другой причине, никак не связанной с особенностями предыдущего помещения.
По правую руку от меня шли стеллажи, уставленные склянками различных форм, размеров и наполнения. На верхних полках стояли банки, в которых мариновались мерзкие твари. Словно в Петровской Кунсткамере.
Безносые циклопы-мутанты, вывалившиеся раньше времени из зачумленного чрева. С расплющенными черепами и несформированными конечностями. Восьмилапые трехголовые щенки без капли шерсти, но с конвейером острых, как у акулы, зубов. Крылатые бесхвостые крысеныши, напоминающие горгулий на фасаде собора Парижской Богоматери. Бесформенные «смешарики», которых нельзя отнести к какому-то виду. И прочая несусветная дрянь из страшилок… Неплохая коллекция. Только непонятно, для чего она здесь…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
На середине стеллажей стояли аппетитные баночки с солениями и настойками: белые грибочки с колечками на ножке, травки, дивные ягодки, корешки причудливого вида. То, что они точно не для закуски во время застолья приготовлены, сомнений не возникало.
В некоторых была непонятная жидкость. Они пестрели всеми цветами радуги: ядовито-желтые, изумрудно-зеленые, темно-красные, сиреневые, серо-буро-малиновые в крапинку…
На нижних полках, на ржавых крючках висели на хвостах седые крысы небывалых размеров. С вздувшимися животами. Со свисающими худенькими конечностями лилового цвета. С черными носами, на кончиках которых блестели янтарные капельки яда.
Кадаверин — вспомнил я название этой мерзости. Сознание наполнила информация из чужой памяти. Злющий яд. Почти со стопроцентной гарантией обеспечен паралич, независимо от размера нанесенной раны. Особенно хорош яд из тушек крыс, которые умерли собственной смертью в глубокой старости, пройдя огонь, воду и медные трубы. Зло и дрянная зараза в таких, как они, кипит. Они пропитывают каждую их клетку, делая ужасное зелье еще ядреней. Это словно выдерживать хорошее вино в дубовых бочках.
Вещь, которая даже в хозяйстве добродушного крестьянина обязательно сгодится. Чужие коровы поле потоптали… Соседские сыновья ветки на яблоне обломали… Псы припольщика любимую женушку покусали… Волшебное снадобье от всех невзгод!
Нужно не забыть смазать этой пакостью лезвия кинжалов. М-да… «Дровосек» все-таки спец в своем деле.
По левую руку висел арсенал огнестрельного и холодного оружия, от которого веяло ледяным ветром и… смертью. Громоздкие арбалеты, длинноствольные блестящие фузеи, древние мушкеты. Пистолеты с ударно-кремниевым замком, гизармы, боевые секиры с широким лезвием. Трезубцы Посейдона, метательные ножи. Булава «утренняя звезда» с увесистым ядром, утыканным острыми шипами. Катары, кастеты, обоюдоострые баселарды. Всевозможные мечи… Одноручные, двуручные, изогнутые и не очень. Даже восьмиконечные сюрикены японских ниндзя затесались. Неплохую коллекцию насобирал убийца!
Таким количеством можно преспокойно оборону Сталинграда держать. Дни и ночи напролет, пока «фашистская гадина» не испустит дух. Утрирую, конечно, но оружия тут действительно много.
До появления чумы двадцатого века еще было далеко, но сволоты определенно хватало и здесь. Встреча с ее местными представителями мне и предстояла сегодня. И свидание не назовешь желанным. Но это моя работа, соединившаяся с моим первостепенным долгом. Клятвой перед самым прекрасным созданием на земле…
«Шарлотт-а-а-а… — вновь надрывно прохрипел чужой голос в голове». На этот раз я отреагировал спокойно. Убийца обещал девушке найти русского. Я это сделаю…
Слышишь, «Дровосек»? Я исполню твою клятву… Вот только прибарахлюсь и сразу в путь…
Выбрать из такого обилия оружия было действительно сложно. Все-таки главный враг человека — не он сам. И не его страх… а свобода выбора, дарованная Господом. Закончить жизнь, как Буриданов осел, не хотелось. Поэтому я воспользовался самым надежным способом — методом научного «тыка». Ну, или правилом трех «П».
Я сунул за пояс парочку пистолетов с резными деревянными накладками на рукоятках, украшенных драгоценными камнями и золотом. Рассовал по карманам еще парочку полезных вещичек: кастет и удавку. И лишь потом сжал в руке боевой нож приличного размера, заточенный лишь с одной стороны и заостряющийся кверху. Таким можно пачками дурные головы снимать.
На мгновенье показалось, что тесак завибрировал мелкой дрожью, соединяясь в единое целое с рукой. Он улыбнулся холодным оскалом… Ахинея! Галлюцинации внутри галлюцинаций. Я знал, что этот тесак видел сотни смертей. Его обагряли тысячи литров алой крови. Он помнил миллионы кубометров боли.
