этой сраной стране. А потом, пристально глядя на Амальфитано, сказал: пиздец надвигается, вы, наверное, уже это поняли, да, сеньор? Не вдаваясь в подробности и детали, Амальфитано ответил, что да, ситуация не слишком замечательная. Все рушится, прямо на глазах рушится, сказал Марко Антонио Герра. Из политиков наших управленцы просто никакие. Средний класс спит и видит, чтобы в Штаты переехать. И людей, что нанимаются в сборочные цеха, с каждым разом все больше. Знаете, что бы я сделал? Нет, ответил Амальфитано. А я бы несколько штук сжег. Несколько штук чего? — не понял Амальфитано. Да цехов этих сборочных. Ничего себе, пробормотал Амальфитано. Вывел бы на улицы войска, хотя нет, не на улицы, дороги бы перекрыл — чтобы голодающие сюда не тащились. Блокпосты на шоссе? — переспросил Амальфитано. Ну да, это единственное решение. Возможно, есть еще какие-то, пробормотал Амальфитано. Народ потерял уважение, сообщил Марко Антонио Герра. Уважение к другим и уважение к себе. Амальфитано посмотрел на стойку. Там, искоса поглядывая на их столик, стояли и перешептывались трое официантов. Думаю, нам пора уходить, сказал Амальфитано. Марко Антонио Герра посмотрел на официантов, сделал им неприличный жест и рассмеялся. Амальфитано взял его за руку и потащил к парковке. Уже стемнело, и в вышине на железной конструкции сияла огромная вывеска с длинноногим комаром. Похоже, эти люди имеют что-то против вас, сказал Амальфитано. Не волнуйтесь, сеньор, сказал Марко Антонио Герра, я при оружии.
Вернувшись домой, Амальфитано тут же забыл о молодом Герре и подумал, что, может, он не так уж и безумен, а голос навряд ли принадлежит неупокоенной душе. А что, если это телепатия? Вот у мапуче или арауканцев же есть телепаты! И припомнил тоненькую, меньше ста страниц в объеме, книжицу некоего Лонко Килапана, изданную в Сантьяго-де-Чили в 1978 году, — ее прислал старый друг-шутник, когда Амальфитано еще жил в Европе. Этот самый Килапан титуловал себя вот таким образом: Историк Народа, Президент Туземной конфедерации Чили и Секретарь Академии арауканского языка. Книга называлась «О’Хиггинс — арауканец», а дальше шел подзаголовок: «17 доказательств, взятых из Тайной Истории Араукании». Между заголовком и подзаголовком красовалась следующая фраза: «Текст одобрен Арауканским историческим советом». Потом шел пролог: «Пролог. Трудно придется тому, что захочет узреть родство между арауканцами и героями войны за независимость Чили — его очень трудно найти и еще труднее обосновать. Потому что братья Каррера, Маккенна, Фрейре, Мануэль Родригес и другие могли похвастаться исключительно иберийским происхождением. Но есть случай, где родство с арауканцами очевидно и сверкает, подобно полуденному солнцу, — это Бернардо О’Хиггинс, и доказательством сему являются 17 фактов. Бернардо не был незаконнорожденным ребенком, как его с жалостью описывают некоторые историки, в то время как другие открыто ликуют по этому поводу. Это доблестный законный сын губернатора Чили и вице-короля Перу, Амбросио O’Хиггинса, ирландца, и арауканской женщины, принадлежавшей одному из крупнейших племен Араукании. Брак был заключен согласно законам Адмапу, традиционным обычаем Гапитун (ритуальным похищением). Биография Освободителя впервые пересекается с тысячелетней тайной арауканского народа, как раз в канун двухсотлетнего юбилея его Рождения; она переходит с Литранга* на бумагу, с верностью фактам, характерной исключительно для эпеутуфе». На этом пролог заканчивался, далее следовала подпись Хосе Р. Пичиньюаля, касика Пуэрто-Сааведра.
Любопытно, подумал Амальфитано, глядя на книгу у себя в руках. Любопытно, очень любопытно. К примеру, вот этот одинокий астериск со сноской. Литранг: доска из гладкого камня, на которой писали арауканцы. Но зачем ставить астериск после «литранга» и не ставить его после слов «адмапу» и «эпеутуфе»? Или вождь племени из Пуэрто-Сааведра полагал, что все и так их знают? И потом вот эта фраза о незаконности или законности рождения О’Хиггинса — что он не незаконный сын, которого описывают с жалостью некоторые историки, в то время как другие не могут скрыть ликования. Вот она — чилийская повседневность, история частной жизни, история за открытыми дверями. Надо же, описывать с жалостью отца нации из-за его незаконнорожденности. Или вот это: писать об этом, не скрывая ликования. Весьма характерные фразы, подумал Амальфитано, и тут же вспомнил, как он впервые читал книжонку Килапана и буквально умирал от смеха, — не сравнить с нынешним разом, да, он посмеивался, но это был грустный смех. Амбросио О’Хиггинс, ирландец, — смешно слышать. Амбросио О’Хиггинс, женящийся на арауканке, но по обычаям адмапу, да еще и посредством традиционного гапитуна, или ритуала похищения, — это показалось ему нынешнему не смешной, а мрачной шуткой, за которой стояла реальность насилия и изнасилования, насмешкой, которую измыслил толстячок Амбросио, чтобы без помех оттрахать индианку. Только начнешь думать, и тут же приходит в голову слово «изнасилование» и глядит на тебя своими глазками беззащитного животного. Потом Амальфитано уснул в кресле, не выпуская из рук книгу. Возможно, ему что-то снилось. Что-то коротенькое. Возможно, ему снилось что-то из детства. А может быть, и нет.
Потом Амальфитано проснулся и приготовил поесть себе и дочке, затем заперся в кабинете и почувствовал, что жутко устал и не может ни к занятию подготовиться, ни почитать что-нибудь серьезное, — так он подумал и покорно вернулся к чтению книги Килапана. 17 доказательств-фактов. Номер 1 выглядел так: «Родился в арауканском государстве». Далее следовало вот что: «Йекмончи (1), названное Чили (2), с географической и политической точки зрения было идентично греческому государству, и так же, как и оно, треугольником дельты располагалось между 35 и 42 параллелью соответствующей широты». Даже если отбросить стилистические ошибки во фразе (один треугольник дельты чего стоил), самое интересное заключалось в ее, скажем так, воинственном настроении. Сразу без предупреждения хук в челюсть и залп из всех орудий по центральным порядкам врага. Примечание (1) гласило, что Йекмончи — это Государство. В примечании (2) утверждалось, что Чили — это греческое слово, которое значило «далекое племя». Затем шли заметки, уточняющие географическое положение Йекмончи Чили: «Оно протянулось от реки Маульис до Чилигуэ, до самых западных районов Аргентины. Город-мать, столица, то есть, собственно говоря, Чили, располагалась между реками Буталеуфу и Тольтен; оно, как греческое государство, было окружено народами-союзниками и родственными племенами, которые подчинялись Кюга Чиличес (то есть племя — Кюга — чилийское — Чиличес), то есть чилийскому народу (Че — значит народ, подробнейшим образом объяснял Килапан), и он нес им свет науки, искусства, спорта и в особенности — воинского искусства». Далее Килапан признавался: «В 1947 году (хотя Амальфитано подозревал, что речь идет об опечатке, и событие произошло не в 1947, а в 1974 году) я вскрыл захоронение Курильянка, что под главным Куральве. Могилу прикрывала плита из гладкого камня. Там обнаружились только одна катанкура, один метаве, гусь, украшение из обсидиана, служащее, как и наконечник стрелы, платой, которую душа
