– Ты преувеличиваешь, Фредриксон, – с укоризной покачал головой Вениамин.
– ИскИны устаревших моделей не знали, что подразумевают люди под словом «тоска», «боль» или «стыд», но это не значит, что они ничего не чувствовали. Они не могли выразить свои чувства, а зачастую и сами не понимали их. Да, ИскИну из «Бивиса и Батхеда» повезло – он не был разобран на запчасти, для него нашлась новая работа. Но, поверьте мне, он испытывал то же самое, что и старый звездный волк, списанный с корабля и зарабатывающий на жизнь продажей пива в розлив.
– Я это разумею, – с неожиданной грустью вздохнул Жан-Мари. – После того, як мы с дедом в отработанное топливо окунулись, меня ведь тоже с работы поперли. Гуторили, ты, мол, теперь инвалид, с работой своей справляться не можешь. Получай свою пенсию по нетрудоспособности и жри рыбные консервы – в них фосфору много. Я тогда недели три пил, не просыхая. Мозговал, – точно повешусь! Благо, мэнши добрые нашлись, выправили мне ИК, як следует, и помогли снова устроиться чистильщиком в космопорт.
– И вот мой напарник решил помочь своему безнадежно устаревшему предку, – насмешливые интонации в голосе Вениамина прозвучали как-то очень уж неуверенно.
– Я сделал самое малое из того, что было в моих силах, – Фредриксон посадил мишку-гвардейца на место и соединил руки за спиной. – Выправляя наши индивидуальные коды, я заодно оформил перевод ИскИна из кабака «Бивис и Батхед» в столичный космопорт. Честное слово, Веня, я не предполагал, что его доставят так быстро.
– У оллариушников все время так, – со знанием дела объяснил Канищефф. – Чем проще вопрос, тем дольше его решают. А ежели вдруг кому дурь якая в башку втемяшится, ну, вроде того – ты уж сори меня, Фредди, – шобы ИскИна из кабака в космопорт перетащить, так это они зараз. Вот, помнится, был у нас случай…
Жан-Мари подбоченился и поудобнее перекинул ремень автомата на плече – по всему было видно, что он готовится к обстоятельному изложению долгой и весьма поучительной истории.
Вениамин не был расположен слушать притчи в невразумительном изложении чистильщика. Поэтому, чтобы деликатно заткнуть Канищеффу рот, Обвалов скомандовал:
– Фред, плесни Жану-Мари граммов сто спирта.
К вящему удивлению Вениамина, Канищефф затряс головой, словно ему предлагали не кир, а чашу с цикутой.
– Найн, найн, Ральфович. Аригато, конечно, но – найн. Не время сичас спиртягу пьянствовать.
– В каком смысле? – растерянно переспросил Вениамин.
– В том самом, шо сперва надо бизнес робить, – Жан-Мари гордо выпятил грудь и положил руку на автомат. – Хочу, разумеешь, отчизне послужить.
– Ну понятно, – растерянно кивнул Вениамин. – Только имей в виду, что мы с Фредриксоном служим Земной федерации.
– А мне по фигу! – бесшабашно тряхнул головой Жан-Мари (ни дать ни взять карбонарий!).
– Ну если так…
Не зная, что еще сказать, Вениамин бросил взгляд на универ-скрин.
Вокруг «Пинты» царила все та же суета. Только теперь она стала – как бы это правильно сказать? – более упорядоченной, что ли. Не рискуя приближаться к защитному полю корабля, джаниты, как и прежде, бесцельно носились кругами, но перемещение их было уже не хаотичным, а подчиненным некой непонятной стороннему наблюдателю закономерности, которую тем не менее при желании можно было вычислить. Не иначе, как возле «Пинты» объявился кто-то из старших командиров, который так же, как все, не знал, что делать, но при этом уверенно отдавал приказания, смысла в которых было не больше, чем в раскатах майского грома. Настроив аудиосенсоры, можно было послушать, что за приказы отдают своим подчиненным командиры, но кому это было интересно?
– Про ежика не запамятовал? – напомнил Вениамину Канищефф. – Ты его, вроде як, распороть собирался.
Обвалов в некотором замешательстве посмотрел на плюшевую игрушку, которую держал в руке. Почему он до сих пор не заглянул внутрь ежика? Они ведь именно за этим сюда и пришли, чтобы проверить слова Юксаре насчет того, что в ежике спрятан перстень Великого Магистра. Почему же он до сих пор не сделал это? Вениамин не хотел самому себе признаться в том, что в душе он надеялся – ежик окажется просто игрушкой, без какой-либо специфической начинки. Ну, на худой конец, найдут они в еже перстень, но никакого мемори-чипа в нем не обнаружится. Мог же, в конце концов, Великий Магистр хранить перстень просто как память! О друге, о матери, о далекой, потерянной когда-то давным-давно возлюбленной, наконец! Любой из этих вариантов избавил бы Вениамина от необходимости решать, как поступить с мемори-чипом.
Обвалов помял игрушку, пытаясь на ощупь определить, есть ли в ней что-нибудь, кроме синтетических волокон, но ровным счетом ничего не почувствовал. Ежик был мягким, как и полагается плюшевой игрушке. А живот у него был настолько большой, что спрятать в него можно было не то что перстень, а даже шкатулку с драгоценностями.
Дабы не тянуть далее, Обвалов кинул ежика на стол, прижал его сверху ладонью и потянулся за ножом, лежавшим в тарелке, перемазанной его любимым острым соусом «Дум».
– Постой! – раздался крик Фредриксона.
При этом выражение лица у ИскИна была таким, словно он увидел, как пьяный хирург занес скальпель над животом его родного брата.
Обвалов с готовностью опустил нож.
– Это же коллекционная вещь, – с укоризной произнес ИскИн.
– Ну вот и займись ею, – Вениамин кинул ежика Фредриксону.
ИскИн перевернул плюшевую зверушку вниз головой и ногтем мизинца подцепил тонкий шов внизу живота.
В воцарившейся тишине звучно шмыгнул носом Жан-Мари.
Фредриксон зажал нитку ногтями и потянул ее, распуская шов ровно настолько, чтобы можно было засунуть в ежика палец. Указательный палец Фредриксона скользнул в образовавшуюся дырку. Лицо ИскИна приобрело сосредоточенное выражение.
Вениамин смотрел на напарника, сам не зная, хочет ли он, чтобы Фредриксон нашел что-то у ежика внутри или нет. Жан-Мари также следил за тем, что делает ИскИн, но без особого интереса. Чистильщика куда больше занимали половецкие пляски вокруг «Пинты». Канищефф впервые видел беспомощность джанитов, и, черт возьми, смотреть на это было забавно и приятно вдвойне, потому что это он, именно он, чистильщик Жан-Мари Канищефф, накрутил хвост охране космопорта!
Губы Фредриксона тронула едва заметная улыбка. ИскИн положил ежика на стол и показал Вениамину палец, на который был надет перстень с большим, грубо обработанным синтетическим рубином. Любительская работа – безвкусная и аляпистая.
Воздавая должное искусству Фредриксона, Вениамин дважды вяло и почти беззвучно хлопнул в ладоши и сделал жест, предлагая напарнику продолжить начатое.
Зато у Жана-Мари явление из чрева ежика перстня пусть даже с искусственным рубином вызвало живейший интерес.
– Эй, Фред, откуда это колечко?
– Перстень спрятал в игрушку Юксаре, – объяснил ИскИн.
– Выходит, это тот самый перстень, шо Юксаре у Великого Магистра увел, – Канищефф озадаченно поскреб ногтями покрытую трехдневной щетиной скулу и с досадой закончил: – И ведь мне, салазган безмозглый, ничего не гуторил!
Фредриксон сдавил оправу перстня двумя пальцами и ногтем подцепил рубин. Камень чуть приподнялся. Фредриксон перехватил его поудобнее и осторожно вынул из оправы. Искусственный рубин лег на угол стола. Рядом с ним – золотая оправа перстня. На пальце у Фредриксона остался крошечный мемори-чип, похожий на семечко, которое, брошенное в землю, могло превратиться в могучее дерево, а могло ведь и просто пропасть.
Глава 24
В которой свет истинного Оллариу посредством комп-скрина проливается на всех достойных, недостойные же остаются в тени
Истина – то, что всегда где-то рядом, но никогда не доходит до героев сериала «X-Files».
Пособие по Оллариу. Теоретическая часть. Словарь
Сомнений как не бывало – рассеялись, будто туман поутру. Интуиция или нечто иное, только Вениамин теперь уже точно знал: они нашли то, что искали. Мемори-чип, лежащий на пальце Фредриксона, содержал в себе не интимный дневник Ги Циковского, не переписку с другом и не наброски будущих воспоминаний Великого Магистра – он хранил первоначальный вариант Устава Ордена поклонников Хиллоса Оллариушника. В такие минуты, когда Фортуну наконец-то удавалось схватить за гриву длинных, спутанных волос, Вениамин испытывал удивительное, ни с чем не сравнимое чувство пьянящего восторга. Легкое головокружение и ощущение всемогущества – что с этим может сравниться? Маленький, невзрачный на вид мемори-чип служил ключом к планете Веритас. А может быть, и к будущему всей Галактической Лиги – счастливому или какое оно вообще может быть. Один поворот – и мир изменится раз и навсегда. Вот и получается, что, как ни крути, судьба мира находилась в их руках. И, надо заметить, не впервой. Казалось бы, можно уже привыкнуть, но всякий раз в такие минуты Вениамин словно заново рождался. Мир вокруг наполнялся новыми красками и звуками, которых прежде то ли просто не было, то ли он не обращал на них внимания. Хотелось смеяться и выкрикивать бессмысленную чепуху, чтобы выплеснуть свою радость на тех, кто находился рядом, но понятия не имел, что происходит. Чувства и ощущения становились острыми, как лезвие бритвы, по которому тем не менее можно было с легкостью пробежаться.
