Все неясности, однако, очень помогла запрятать одна совершенно точная, конкретная ясность: посещение могилы Карла Маркса на Хайгейтском кладбище.
Единственная жизненная деталь, оставшаяся от Второго съезда РСДРП, кроме бумажных резолюций и перепалок, — это то, что после съезда большевики во главе с Лениным отправились на могилу Карла Маркса и спели там «Интернационал». «История КПСС» умалчивает, ходили ли туда и меньшевики, пели ли и они что-нибудь. Но для меня, чтобы уехать в Лондон, и это было не важно. Главное, что каждый раз, объясняя очередному ответственному лицу план поездки, я, отозвавшись в общих чертах о необходимости для меня посетить места, связанные со съездом, точно переходил к могиле Маркса: «Ну вот, к примеру, хотя бы такое место: Ленин и большевики поют на могиле Маркса «Интернационал». Ведь я должен посмотреть это место, чтобы написать реалистически? Есть ли там деревья и какие? Как могила выглядит? Поют ли птицы? Или слышны промышленные шумы?» Ответственное лицо с важным видом кивало, показывая, что оно, да, понимает все сложности создания литературно-художественного произведения, и соглашалось, что да, без поездки в Лондон и промышленных шумов хорошего романа о Ленине не получится.
Ох, выручила меня эта могила Карла Маркса. Разрешение я наконец получил. Что было дальше, я расскажу в следующий раз.
30 июля 1976 г.
Могила Карла Маркса Беседа 3
Приехав в Лондон, я меньше всего, конечно, стремился в места, связанные со Вторым сездом РСДРП. Я больше был озабочен, как уйти от неусыпного моего стража (а он первые дни не отпускал меня ни на шаг), как и куда обратиться за разрешением остаться в Англии. И я остался — и что-то писал, у меня брали интервью. Потом была масса работы с переснятыми на пленку моими рукописями, все это я отпечатывал при очень сильном увеличении на фотобумагу. Перед отъездом из СССР я на каждый кадр обычной «фэдовской» пленки ухитрялся снимать по шесть машинописных листов — это чтоб пленки занимали как можно меньше места, и вот на некоторых кадрах резкость оказалась недостаточной, и я в Лондоне потерял много времени на расшифровку.
Потом готовил к изданию полный текст романа-документа «Бабий Яр», привезенный на пленке. Да проверка переводов. Да простое, элементарное устройство в жизни. В общем, занят был по уши. Еще автошколу прошел, сдал на водительские права, купил автомобиль. В 1971 году купил дом, опять же — устройство. И где-то очень далеко, как во сне, остались и тот Второй съезд РСДРП, и могила Карла Маркса. Я вспомнил о Карле Марксе лишь потому, что, разглядывая карту Лондона, удивленно обнаружил, что живу в своем доме всего лишь в каких-нибудь десяти-пятнадцати минутах ходьбы от Хайгейтского кладбища, где могила Маркса. Подумал, что надо пойти посмотреть все-таки, но отложил, конечно, и опять забыл. Так я прожил в Лондоне пять лет, а могилы Маркса не видел.
Это бывает. Человек не удосуживается посетить что-нибудь именно потому, что слишком близко живет. Я как-то был в Ленинграде и остановился у одного приятеля, который жил буквально рядом с Петропавловской крепостью. Он за свою жизнь ни разу в ней не был. Я его потащил, мы обошли всю крепость, посмотрели равелины, послушали экскурсоводов, он был очень доволен, все говорил: «Вот как хорошо, что ты меня вытащил, а то бы я никогда не собрался сам».
А то еще жил я в Москве, на улице Горького у Моссовета, снимал комнату у двух старушек, матери и дочери. Они всю жизнь тут прожили — и никогда, ни разу не были ни в Мавзолее, ни в Кремле и Царь-пушки не видели. Все как-то собирались и не могли собраться, хотя от Моссовета до Кремля десять минут ходу.
Ну, а во-вторых, это ведь для коммунистов могила Маркса святыня и едва ли не достопримечательность номер один в Лондоне. Китайцы в Лондоне бывают, те прямо строем к Марксу идут, по стойке «смирно» становятся и «Интернационал» поют. Советские приезжают в Лондон — тоже организованно к Марксу, хоть и не строем, но — «Товарищи, не отставать, товарищи, не отрывайтесь от группы!». Их сразу узнаёшь.
Им бы, знаете, не к Марксу, а к Марксу и Спенсеру за покупками; нет, ведут на кладбище. «Маркс и Спенсер» — это знаменитая фирма, магазины которой с дешевыми промтоварами очень популярны. И в Англии, если вы скажете «Иду к Марксу», каждый, конечно, поймет только в одном смысле, что вы идете в магазин «Маркс и Спенсер». И достопримечательности в Лондоне посещаются миллионами туристов совсем другие. Редко кто добирается до могилы Маркса.
Кто-то из англичан сказал мне однажды с улыбкой, что, кстати, там, на Хайгейтском кладбище, напротив памятника Марксу стоит памятник какому-то Спенсеру, так что и на Хайгейтском кладбище, собственно, тоже идете к «Марксу и Спенсеру». Я подумал, что он просто болтает, но он повторял: «Будете там, обратите внимание».
Но прошло пять лет, я редко вспоминал о Марксе и, может быть, по сей день не выбрался бы, если бы не мой приятель, писатель Григорий Свирский. Он приехал в Лондон, я пригласил его остановиться у меня, и как-то утром за завтраком я обмолвился, что вот-де рядом с моим домом Хайгейтское кладбище, а я там и не был. Он возмутился моей ленью. Предложил немедленно пойти. Я попробовал перенести на завтра, «на потом» — нет, он не согласился. Пришлось идти.
Для начала мы заблудились. Поскольку это совсем рядом с домом, я карты не брал, естественно, я так вроде направление помнил. Но там, где должно было находиться кладбище, был лишь очень красивый, утопающий в цветах, с озерами парк. Мы и в него входили, и вокруг плутали — нет Хайгейтского кладбища. Спросили двух-трех прохожих, — к нашему изумлению, они не знали.
Напротив парка шло строительство какого-то комплекса зданий, работало много рабочих. Мы сообразили, что рабочий класс уж должен знать, где могила Маркса, — и направились к ним. Каменщики, у которых мы спросили, не знали. Они стали перекрикиваться, спрашивать у других, пришел водитель самосвала, пришел бульдозерист, высказывались разные предположения. Наконец из будки вылез с бутылкой молока и булкой в руках ленивый мастер и стал нам долго и путано объяснять, что надо пойти на юг, до светофора, а там налево, а там направо… Какой юг, какой светофор, я помнил, что на карте Хайгейтское кладбище вот тут, прямо вот тут. Поэтому мы, поблагодарив, пошли все же опять в парк — и только когда углубились в него, увидели и кладбищенскую стену, и памятники за ней. Мой друг Григорий Свирский торжествовал: то, что рабочие не знали, где могила Маркса, произвело на него впечатление.
Кладбище как кладбище, чистенькое. Дорожки, правда, выложены булыжником с галькой, с промоинами от дождей; могила Маркса находится довольно далеко от входа, так что, если какие-нибудь посетительницы-дамы на шпильках, то доковылять довольно мучительно, особенно если — «Не отрывайтесь от группы товарищи!». Памятник на могиле Маркса выделяется величиной и тяжеловесностью. Гранитный параллелепипед — и на нем голова, огромная голова с мясистым носом, рублеными чертами, самодовольнохолодным взором. И как-то так она на этом параллелепипеде посажена, словно это голова горбатого, косматого злюки. Скульптор думал, что изобразил величие, гордость или что там еще, а получился недобрый горбатый колдун. Очень плохой памятник. По сравнению с ним памятник в Москве на проспекте Карла Маркса покажется шедевром искусства.
Что написано на памятнике? Ну как вы думаете? Конечно же огромными буквами «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Пониже: «Карл Маркс». И еще ниже — цитата относительно того, что философы только объясняли мир, а задача, значит, в том, чтобы его изменить. Это знаменитая цитата, мы ее с младенческих лет учим и до того задалбливаем, что и не вдумываемся в смысл, а смысл в ней сомнительный, потому что изменять мир — это все-таки не дело философов. Их дело все-таки его попытаться постичь, понять, а он так безграничен, сложен и многогранен, что тот, кто закричит «Я уже постиг!», мягко говоря, очень самоуверенный и не философ. А тот, кто к тому же возьмет на себя наглость добавить: «Я не только уже все постиг, но и указываю, как все переломать и изменить, кого убить, кого оставить и вообще как должно быть», — это уже слепое, самоуверенное бедствие. Да, бедствие.
Кладбище было пустынно. Спустя некоторое время подошли несколько англичан, посмотрели на Маркса, пошли дальше. Я вспомнил, что должен что-то проверить, оглянулся — действительно, точно напротив могилы Маркса, по другую сторону дорожки, на скромном памятнике написано: «Здесь покоится прах Г. Спенсера, годы жизни 1820–1903». Эта могила вызвала у меня как-то больше… симпатии, что ли. Без «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и без цитат. Это был, вероятно, просто человек, не претендовавший на то, что он уже все понял, и тем более на то, чтобы все переломать и какое-то энное количество человечества убить, а остальных организовать так, как он придумал, видите ли, благодетель… Не люблю я самозваных благодетелей человечества любых мастей. Если выбирать между таким благодетелем и простым, обыкновенным человеком, я выбираю просто человека. Без претензий…
