Гостомысл вздохнул, встал, тяжелыми шагами подошел к Рюрику и дотронулся дрожащей рукой до его плеча.
- Все было не так, яко ты глаголешь, - спрятав обиду, устало заметил он, на мгновение закрыв глаза и представив, как он держит этого сына в своих отцовских объятиях. - Аскольд и Дир пошли во Царьград только с сотней своих воев, боясь гнева твоего, - взволнованно проговорил посадник, мысленно убеждая себя, что тайного сына он все же обласкал.
Рюрик удивленно вскинул брови, повернулся к посаднику, не веря ни себе, ни трогающему душу взволнованному тону Гостомысла.
Тот переждал его удивление и медленно, успокаивая себя и всех присутствующих, тихо продолжил:
- Дошедши с трудом до Киева, они еле отбилися от древлян, большими выкупами откупилися от них, и ко грекам блудням почти не с чем было идти. Тогда они решили осесть в Киеве. Но остатки полоцкой дружины узнали, что их предводители рядом, и стали понемногу сбегаться к ним. - Рюрик при этих словах подошел вплотную к посаднику, окинул его злым и недоверчивым взглядом, затем сел напротив, демонстративно закинув голову, всем своим видом давая понять, что он хотя и слушает, но не вполне верит посаднику. Гостомысл вздохнул, сочувствуя Рюрику, и, пряча глаза от Власка, так же тихо продолжил: - Аскольд и Дир не посмели отказаться от своих, ну, а там и вся дружина... примкнула к ним. - Посадник замолчал. Осторожно, но зорко вгляделся в лицо Рюрика, в его руки, горделиво сложенные на груди, и ждал, что тот скажет. Варяг едва кивнул головой, и Гостомысл понял, что может продолжать. - Да,оне рьяно взялись за соседние племена: покорили полян. - Но на аскетическом лице князя ничего не отразилось, и тогда посадник добавил: Древлян пытались покорить, но те зело люты и хитры - их просто не взять.
Все, и даже Рюрик, удивленно уставились на Гостомысла. Посадник удовлетворенно крякнул, но тотчас же пояснил:
- Да, древляне собрали им первую дань, а от второй схоронились, дали бой грабителям и ушли в глубь своих земель - в леса. Теперь Аскольд с Диром охотятся за ними, но никак не изловчатся.
Рюрик встал и, широко шагая, прошелся вдоль гридни. Затем закашлялся, побагровев, и беспомощно остановился в центре комнаты. Гостомысл бросился к нему с теплым убрусом в руках.
Власко недоуменно качнулся вперед.
Рюрик оттолкнул руки Гостомысла и, собравшись наконец с силами, воскликнул:
- Так вот в чем дело! Продолжай, продолжай, посадник, - зловеще попросил он и опять размеренно заходил по гридне.
Гостомысл бросил на скамью убрус, тяжело вздохнул и виновато проговорил, глядя на варяжского князя:
- Ходит молва, что новые правители Киева собираются ко грекам...
Власко поймал беспокойный взгляд отца и укоризненно покачал головой.
- Торговать? - спросил хрипло Рюрик, не оборачиваясь.
- Воевать, - хмуро ответил Гостомысл и пожалел, что открылся.
Рюрик вспыхнул, круто повернулся в сторону посадника и двинулся на него, прокричав:
- Ты!..
Все вскочили со своих мест и бросились разнимать правителей.
- Нет! - закричал Гостомысл и, широко раскинув руки, запретил приближаться к себе всем, кроме Рюрика. Тот опешил и замолчал; все отступили от них на шаг.
- Ты - князь! - грозно прокричал посадник в разгоряченное лицо варяга. - Ты должен ведать все! - Гостомысл топнул ногой. - Вече собрать недолго! - прокричал он опять и двинулся на Рюрика.
Князь невольно отступил назад.
- Но ты сам закрыл наш совет! - снова испытывая силу духа своего незаконнорожденного сына, прокричал Гостомысл, смелее наступая на Рюрика. Ведь после Вадимовой смуты все узрели одного правителя - тебя! Ты все дела вершил едино - без нашего ведома! Один надорвался, а ноне требуешь веча! Да все боятся тебя! - искренне выкрикнул посадник, ткнув пальцем в грудь Рюрика, и остановился, чтобы перевести дух.
Рюрик, окинув Гостомысла горячим взглядом, прокричал что было сил:
- Нашел, когда суд надо мной вершить! Где ты был в час гибели моих братьев и моего посрамления?! - Он вплотную подошел к новгородскому владыке и протянул руки к его бороде, чуть не ухватившись за нее.
- Во Пскове! - Гостомысл как бы не замечал княжеского гнева. - От тебя хоронился! Чего смотришь, яко зверь лютой! Не тронь бороду! - без страха потребовал посадник, загородил рукой бороду и отступил на шаг от разошедшегося Рюрика.
Власко вскочил и встал между ними, опередив Дагара.
- Довольно смутничать, что с вами? - горько спросил он и тихо предложил: - Надо решать с Киевом, а вы старое помянули! - Сын опять подозрительно оглядел отца и не остывшего еще Рюрика.
- А мы давно не кричали друг на друга, - заносчиво ответил Гостомысл и тут же спокойно заметил: - Уж больно мне по нраву его крик! - Он отвернулся от Власка и еще раз оглядел Рюрика.
Дагар растерянно теребил свою бороду и что-то невразумительно бормотал, наблюдая за странным поведением посадника.
Рюрик удивленно покачал головой и вдруг молвил, обращаясь к посаднику:
- Как ты похож на нашего главного жреца!
- На Бэрина? - спокойно спросил Гостомысл, спрятав руки за спину, и подумал при этом: "Только бы не обнять этого дорогого хворого сына!.."
Власко по-прежнему внимательно следил за отцом:
"Ну и ну! Наш толстый посадниче что-то не так себя ведет... Отец, отец, и ты был когда-то молод? А? Нет!.. Не может быть!.." - Законнорожденный сын новгородского владыки лихорадочно гнал от себя созревшее уже в душе подозрение.
- Да, на Бэрина, - мрачно подтвердил князь. - Я до сих пор нуждаюсь в его мудрых советах, - неожиданно сознался он, вспомнив, что давно не видел жреца.
Все промолчали.
- Я не хочу хитрить, Рюрик, - горько признался между тем Гостомысл, глядя испытующе в глаза князю. - Тебе, чую, придется испить зело горькую чашу судьбы, - медленно и тяжело проговорил он, чувствуя, как слезы вот-вот навернутся ему на глаза.
- Я это знаю, - сухо оборвал его князь, отвернувшись ото всех.
- Отец! - не выдержал Власко. - Ты словно Ведун.
- Не мешай нам, - махнул рукой на него Гостомысл и подошел к Рюрику. Ты что-то хотел сказать, сын мой? - как-то по-стариковски жалостно спросил посадник и робко дотронулся до руки варяга.
Все онемели.
Рюрик повернулся, недоуменно посмотрел на Гостомысла - на его взволнованное лицо. на лохматые, сведенные от напряжения брови, на так неестественно плотно сжатые губы посадника, на повлажневшие глаза, почувствовал его душевную тревогу, но, переведя взгляд на Власка, решил, что слова "сын мой" относятся к тому, и промолчал.
- Говори, прошу тебя, - прошептал Гостомысл, умоляюще глядя на Рюрика, и едва сдержал слезы. "Ах, кабы не тут и не так глаголити эти речи..." горько подумал он и спохватился, почувствовав общее напряжение. Он чуть-чуть отошел от Рюрика, шумно вздохнул и ободряюще кивнул ему: мол, я тебе внимаю!
Рюрик уловил резкую перемену в поведении посадника и смущенно спросил:
- Но... неужели нельзя хоть что-нибудь изменить к лучшему?
Все молча смотрели на князя, а он все еще удивленно разглядывал новгородского посадника.
- А как?.. Убить Аскольда с Диром? - Вопрос свой Гостомысл задал тихим голосом, но он змеиным жалом вонзился в душу князя.
Рюрик аж задохнулся. "Всевидящая змея! Он зрит меня насквозь!" - зло подумал князь и хотел было отвернуться от посадника, но тот беспощадно продолжил:
- Вернуть их силу в Полоцк или... Новгород? А потом снова разбивать дружину и кого-нибудь сажать против леших?.. - Гостомысл бил и бил князя своими ядовитыми вопросами. - А дружина, разбившая мадьяр, будет опять искать себе достойного врага, - убежденно заявил он, - и как пить дать побежит изведать силу свою на греках. Все будет так же, яко произошло с Аскольдом и Диром! Так зачем же собирать вече, наш князь, - ласково и, как прежде, тихо спросил он, видя злость Рюрика. - Твой княжий дух надо закалять правдой, сын мой! - сурово добавил Гостомысл и вгляделся в лицо князя.
Все молчали, и только взволнованное дыхание присутствующих нарушало эту тревожную тишину.
Рюрик, выслушав грозное откровение посадника, внял ему всей душой, но он был болезненно раздражен и не мог не съязвить в ответ на урок, полученный им от Гостомысла. Глядя ему прямо в глаза, он медленно и тихо проговорил:
- Странные вы, словене: ежели старику понравился молодец, то он обязательно его сыном наречет, - чувствовалось, что Рюрику сказанное дается с трудом - голос его звучал хрипло, даже как-то скрипуче. - Но мой отец никогда не был так лукав и злодумен. - Князь упрямо смотрел в глаза посадника и ждал, что тот ему молвит в ответ.
- Я... понял свой грех! - слегка склонив голову, ответил Гостомысл. Он, казалось, был смущен, но не отводил ласкового и обеспокоенного взора от пытливого взгляда Рюрика. - Не торопи судьбу своих соперников, - настойчиво посоветовал он и тяжело перевел дух. И, сразу посуровев, молвил: - Пусть сидят во Киеве! Нам нельзя с ними ныне драться! - заявил он и вдруг громко постучал каблуком сапога по полу.
