– На службу?
– Да. Когда я буду иметь счастье представиться фельдмаршалу? – спросил Столыпин у Тищенки, здороваясь с ним.
– Будет время, – неласково буркнул Тищенко и вышел из комнаты.
Столыпин вспыхнул:
– Коли он не хочет, я сам представлюсь!
– Погоди, – тронул его за локоть Горчаков. – Я все сделаю. Пойдем, дядюшка в саду, в палатке.
И Горчаков повел Столыпина в сад.
Из палатки слышались голоса, говорили по-польски.
– Ну, как ехал? Что там у нас, дома? Тепло, дождей еще нет?
– Ехал хорошо. В Петербурге тоже тепло.
Из палатки вышел Тищенко.
– Долго они там? – спросил Горчаков.
– Сейчас уезжают. Уже написал.
– Опять Наташе придется принимать незваных гостей.
Столыпин смотрел, не понимая, о чем у них речь.
– Поляки, одни и с женами, едут по своим делам в Петербург. И все лезут к дядюшке – военные и статские – за рекомендательными письмами. А он никому не отказывает, пишет Наташе: прими, мол, «окажи по востребовании нужное пособие», «будь ласкова», «приятствуй». И этак каждый день. Точно у Наташи постоялый двор.
– Пользуются его добротой. Совести у людей нет, – недовольно прибавил Тищенко.
В это время из палатки вышли, кланяясь, поляк и полька. За ними шел Суворов. Он был в кителе и каске.
– Сьличне дзенькуемы![74] – благодарили они фельдмаршала.
– Сченстливэй подружи![75] – любезно провожал их Суворов.
Когда гости ушли, Суворов быстро обернулся к своим. Вопросительно глянул на вытянувшегося в струнку Столыпина.
– Адъютант Столыпин! – представил Тищенко.
Суворов приложил руку к козырьку каски. Спросил:
– Где служил отец?
Кажется, все передумал – и сколько верст до Луны, и много ль звезд на небе, а об этом и не подумал.
– Не знаю, ваше сиятельство, – невольно вырвалось у Столыпина.
Краска залила все лицо. Стало жарко.
«Все пропало. Все кончено. Сейчас закричит, прогонит!»
Суворов приложил палец к губам и удивленно процедил:
– В первый раз… Не знаю?
– Алексей Емельянович служил по статской, – пришел на помощь Горчаков.
Столыпин покраснел еще пуще: он слышал, что фельдмаршал страсть не любит статской службы.
И тут словно молния прорезала: да ведь батюшка же отставлен при Петре III, лейб-кампанцем!
– Нет, ваше сиятельство, вспомнил! – обрадованно закричал Столыпин. – Вспомнил! Не статский, военный! Батюшка служил в лейб-кампании!
Все рассмеялись.
Со Столыпина катил пот.
Суворов хлопнул его по плечу:
– Не робей, Столыпин! И на Машку живет промашка! Ступай отдохни, а завтра за работу!
V
Репутация оригинала, которую он ловко сумел приобрести себе, служила ему для того, чтобы давать безнаказанно и кстати колкие ответы или искусные уроки.
Ланжерон
Адъютант Столыпин ехал позади Суворова и его главного квартирмейстера подполковника Ивашева. Фельдмаршал сегодня решил побывать в нескольких полках, расположенных неподалеку от Варшавы. Столыпин был доволен, что ему пришлось сопровождать Александра Васильевича.
Стоял сентябрь, ясное бабье лето. Солнечный безветренный день был по-осеннему прозрачен и чист. Куда-то вдаль, не спеша, летела осенняя тонкая паутинка. Столыпин то и дело смахивал ее с лица.
Он ехал, глядя на толстый затылок подполковника, на молодцеватую посадку Суворова. Глядя на него, бодрого и крепкого, невольно вспоминались его ровесники, вроде генерал-аншефа Александра Прозоровского, который был немощен и дряхл и не мог без посторонней помощи влезть в седло.
Столыпин уже около месяца служил у Суворова, начинал понемногу узнавать его, свыкался с его обычаями.
Напрасно некоторые знакомые в Петербурге пугали Столыпина, что служить у графа Суворова будет трудно. Правда, день у него начинался не тогда, когда у других, а необычайно рано – Александр Васильевич вставал в два часа ночи, – но ведь у каждого свои привычки.
Служить адъютантом у графа Суворова было едва ли труднее, чем у надменного Репнина, скупца Николая Салтыкова, которым командовала жена, или у взбалмошного Каменского. Каменский однажды отколотил арапником своего родного сына зато, что тот, как показалось отцу, недостаточно быстро явился к нему.
Нелегко было служить и у покойного Потемкина: от княжеских причуд доставалось адъютантам.
Суворов – порывист и горяч, но, в сущности, чрезвычайно добрый человек.
Все его «причуды», о которых так был наслышан Столыпин до приезда в Варшаву, здесь получили совершенно иное освещение.
Завистники Суворова из придворных, все семьи девяти генерал-аншефов, которых обогнал в фельдмаршальстве неродовитый Суворов, их родственники и друзья, – все старались обнести Суворова, рассказывая о нем разные небылицы. Особенно изощрялись в насмешках над тем, как генерал-аншеф Суворов, теперешний, стало быть, фельдмаршал, пел в Польском походе петухом.
«Слыхали, наш-то фельдмаршал каков? Петушком поет!» – хихикали петербургские сплетники, резонно умалчивая, при каких обстоятельствах и зачем это делалось.
Ко всем рассказам о Суворове Столыпин старался относиться беспристрастно, но все же невольно думал и сам: действительно, чего ради почтенный человек, генерал, так, за здорово живешь, поет петухом? Это его тоже коробило.
Но в Варшаве он узнал настоящую подоплеку кочетиного пения Суворова. Обо всем рассказал ему шурин, секунд-майор Аким Васильевич Хастатов, старый сослуживец Суворова.
«Шли мы, – словоохотливо рассказывал Хастатов, – по чужой земле. Кругом много всякого народу: кто за нас, кто против, как их разберешь. Значит, надо держать ухо востро. Вот наш батюшка Александр Васильевич и дает приказ: «Войскам выступать, когда петух запоет!» Коротко и ясно. Теперь надо понимать насчет петуха. Ежели бы это был обыкновенный петух, тогда всякий младенец знает: петух поет перед полночью и перед светом. Значит, легко предупредить своих – дескать, русские выступят тогда-то, встречайте. Но что делать, коли это петух необыкновенный, суворовский? И поет он, когда захочет. И вот часиков в семь вечера наш батюшка вскочит с сенника, хлопнет в ладоши, закричит «кукареку», барабанщики ударят в барабаны, трубы подхватят, и, глядишь, через десять – пятнадцать минут вас и след простыл. Лови, лях! Кто не знает, тому, может, и верно смешно: генерал-аншеф по-кочетиному заливается. А как знаешь, тут не смеяться, а удивляться надо: умен, осторожен человек!»
Столыпин был согласен с шурином. Он видел: Суворов прикидывается, играет роль, а на самом деле не так прост, как может показаться поверхностному, ненаблюдательному человеку.
…Всадники проехали небольшой лесок, и вдруг очутились перед лагерем Елецкого полка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
