Даже цветы поставили.
Очередность чувств: радость от встречи. Любят. Еще дальше маячит тоска: скоро придется расставаться. Теперь это чувство меня уже не покидает. Обострение заставило тело поверить в болезнь.
Ничего нового они мне не скажут. Каждый день кто-нибудь приходил и докладывал. Но, может быть, не все? Щадили. Сегодня посмотрю сам. Сверю с планами и внесу поправки. Сколько мне еще отпущено? Давид утешает, но разве можно верить? Упреки, что плохо лечился, много работал. Хочет, чтобы я почувствовал себя больным, прислушивался. Что же, он достиг цели: болезнь все время присутствует на заднем плане. Стал портиться характер — обида и зависть к людям.
Сам вижу. Пока еще контролирую себя, но вот-вот сорвусь.
Плохо.
Нужно торопиться с отъездом, иначе болезнь совсем меня скрутит. Вот опять голова кружится и тошнит. Кажется, и ничего такого не съел. Все ли я принял лекарства? Давид сказал, нужна пунктуальность. Давид…
Слушай, ты! Пошли к черту Давида и лекарства. Сегодня важный опыт. Или уже ничего не осталось важного, кроме пилюль? Чтобы лишний день дышать, есть и мочиться? Понимаю, если бы мог что-нибудь еще… А это…
Все ясно. Нужно следить за мыслями, не позволять болезни завладеть собой. Лечиться, но в меру. Жизнь не самоцель.
Почаще задумываться: “А для чего?” Выстоять.
Как меня встретили хорошо! Нельзя их предавать. У каждого человека есть плохие мысли, все дело в их удельном весе, в их воздействии на поступки. По ним нужно оценивать, по сумме поступков. Количественная оценка добра и зла. Критерии. Обсудить.
Входят все сразу. Значит, собрались заранее: обсуждали “платформу”, как себя вести со мной. Хорошо, берегут, во плохо, что не будут откровенны. Расспросить отдельно. А может быть, кое-что лучше и не знать? Всегда есть достаточно неприятностей.
— Здравствуйте, Иван Николаевич!
Это Семен. Нормальный голос, а мне кажется, что он не так смотрит. Борьба за власть! Не надо подозрений… Игорь такой же красивый. Юра и Вадим серьезные. Какие-то новые. Впрочем, я их видел на днях, но обстановка меняет.
— Садитесь, ребята. Я собрал вас, чтобы обсудить кое-какие вопросы. Положение в общей мае известно, если вы не утаивали от меня.
Смотрю им по очереди прямо в глаза. (“Испытующе”. Штамп!) Нет, не все ладно.
— Семен Иванович, прошу вас, — Все было, кажется, хорошо. Как вы знаете, мы получили комнату, в которой будем монтировать саркофаг. Работали как надо. План, по-моему, выполняется. Правда, я не все знаю, они же мне отчетов не дают.
Замолк обиженно. Не слушались. Есть трещинка.
Вадим вскакивает. Нахмурен. Игорь делает жест: “Остановись”. Заныло под ложечкой. Сейчас неприятности. Не хочу!
— Не делай мне знаков! Шеф не кисейная барышня.
(Сейчас даст.)
— Не все хорошо, Иван Николаевич. Ваша болезнь принесла большой вред, и впредь вы должны следить за собой. Нужно приходить в лабораторию и делать вид. Стоило вам лечь в больницу, как этот, грязная свинья (О директоре. Нет, не сделать тебе карьеры!), начал нас притеснять. А ты, Семен, ему потворствовал! Да, это все знают. Не трогайте меня, я все равно скажу!
— Истеричка ты, больше ничего.
(Как неприятно все это! Болит под ложечкой. Тошнит. Болен я, не надо…)
— Рассказывайте, но только без эмоций.
— Отдел снабжения перестал нас снабжать: “Денег нет”, “У вас аппетиты большие”. (Передразнил Швечика. Похоже). А нам, как нарочно, нужна масса всякой всячины для машины. С Юркой вообще не хотят разговаривать: ты, говорят, не наш. А комнату Василь Василич сам дал — “во временное пользование”, я расписку писал. Она ему не нужна сейчас, потому что опытную установку демонтировали. Все, что сделали, — на энтузиазме и на воровстве. Сколько твои ребята повыносили с заводов деталей?
(Воровство. Еще чего?)
— Да нет, вы не бойтесь, там нам сами дают, только вынести через проходную нельзя открыто.
Это еще полбеды. Всегда прижимали, да и денег у дирекции в самом деле мало. Еще что? Жду.
— Не все еще. Этот тип начал нас вызывать к себе. Я не знаю, что он Семену говорил…
— Знаешь ты, я рассказывал!
…не знаю, что он Семену говорил, а у меня прямо спрашивал, что думаю делать, когда шеф умрет, как будет с тематикой. “Какого бы вы хотели заведующего?” Говорит, нужно сильного, который бы защитил новое дело. Я так понял, что он сам хочет взять нашу лабораторию.
(Вот сволочь! Впрочем, чего от него ждать? Постой, а может, Вадим путает?)
— Он прямо сказал?
— Он-то не сказал, да я сам прямо спросил. Засмеялся он. “А что, вам будет плохо?” Знаете, как он своим добреньким смешком: “Хе-хе-хе… а?”
— Ну и что же ты ему ответил? (Ах, черт, нужно на “вы”!)
— Я ему ответил как надо. Повторять не буду. (То-то рожа у Ивана Петровича!)
— Ну и зачем же ему это надо?
— Святая простота! Да ведь он павловское учение уже полностью выдоил, теперь на первом месте кибернетика. Чувствует, что его попрут скоро с кресла. А как же он без командных высот?
— Вадим, прошу вас без резкостей. Он все-таки наш директор, с его помощью мы стали на ноги. Семен Иванович, что вы скажете обо всем этом?
— Что он скажет! Он уже небось подрядился к папаше в заместители!
(Склока. Противно. Я еще здесь, а уже делят. Вадим — псих, мог преувеличить. Семен? Ненадежен.)
— Я ничего об этом не знаю, Иван Петрович расспрашивал о состоянии работ в отделе, о выполнении планов этого года.
— И все?
— Расспрашивал о вас. Как я оцениваю ваше здоровье, вернетесь ли вы к работе.
— Ясно. Нормальный директорский интерес. Игорь и Юра, вы что-нибудь можете сказать? Подожди, Вадим. Пожалуйста, помолчи. Не устраивай базара.
Эти ребята с трезвыми головами. Вот Юра.
— Отношение к нам плохое, это верно. Посмеиваются, что мы гениальные открытия делаем.
— Юра, это же несерьезно. Говори по делу.
— По поводу того, что сказал Вадим? Думаю, что весьма вероятно. Товарищ ловкий.
— Это тоже меня не интересует. Пока. Говори ясно, в чем заключается дискриминация лаборатории, чтобы я мог идти к директору.
Молчание. Что скажете? Знали бы вы, как противно идти к нему! Ага, Вадим!
— Я думаю, что вам пока не стоит ходить. Мы будем сами выбивать: “Шеф пришел, ругается”. А вы только расстроитесь.
— Сам сначала подогрел, а теперь жалеешь?
— Я же знаю, как вы любите ходить по начальству. Мм от этого сильно страдаем. Но что поделаешь…
(“Недолго осталось, потерпим”. Не злись.)
— Что еще скажете приятного?
Смотрю. Настроение неважное. Вадиму стыдно за выходку против Семена. Тот сидит, нахохлился. Нет, сдастся, это разница.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
