Второй Астартес, облаченный в черные латы, накинул поверх них плащ из темной ткани с алой подкладкой. Его меч никоим образом не сравнился бы в размерах с реликвией первого рыцаря, но клинок из затемненного металла явно был в своей простоте не менее смертоносен. Лицо этого рыцаря не было напрочь лишено выражения, как у первого. Он с трудом сдерживал ухмылку, воткнув кончик меча в землю.
Последний рыцарь был в шлеме. Рокрит под его ногами вздрогнул и раскрошился от булавы, с глухим стуком ударившей о землю. Стилизованный рыцарский крест с крыльями имперского орла, венчавший булаву, протестующе вспыхнул и исторг молнии, когда металл соприкоснулся с землей.
Три воина одновременно преклонили колени и опустили головы. Все это произошло секунды через три после того, как Куров заговорил.
— Мы рыцари Императора, — нараспев промолвил гигант в бронзе и золоте. — Мы воины Вечного Крестового Похода и сыны Рогала Дорна. Я Хельбрехт, верховный маршал Черных Храмовников, со мной Баярд, чемпион Императора, и Гримальд, реклюзиарх.
Когда произносились их имена, рыцари кивали в подтверждение.
Хельбрехт продолжил, его голос протяжно гремел:
— На наших кораблях на орбите находятся маршалы Рикард и Амальрих. Мы прибыли предложить вам наши мечи, нашу службу и жизни более девятисот воинов, дабы защитить ваш мир.
Куров не мог вымолвить ни слова. Девять сотен Астартес… Целые системы захватывались куда меньшим их числом. Он приветствовал дюжину командиров Астартес в минувшие недели, но никто из них не привел с собой столь значительные силы.
— Верховный маршал, — выдавил наконец генерал, — сегодня собирается военный совет. Мы с радостью будем ждать на нем вас.
— Да будет так, — отозвался Хельбрехт.
— Рад это слышать, — ответил Куров. — Добро пожаловать на Армагеддон.
ГЛАВА II
Покинутый Крестовый Поход
Райкин не улыбался.
Он всю жизнь считал, что не стоит стрелять в посыльных, но сегодня усомнился в этом. За его спиной возвышалась противовоздушная оружейная турель, своей тенью закрывая всех от тусклого утреннего солнца. Отряд его людей трудился на башне последние два месяца. И все, в общем-то, получалось. Они не были техниками, но неплохо знали базовые ритуалы поддержания и обряды калибровки.
— Одна минута до пробного выстрела, — сообщила Вантина. Ее голос был приглушен респиратором.
Вот тут и появилась посыльная. И именно тогда Райкин перестал улыбаться.
— Я хочу, чтобы этот приказ был перепроверен, — заявил он спокойно, но требовательно.
— Со всем уважением, сэр. — Посланница поправила форму. — Но это приказ самого Старика. Он изменил диспозицию всех наших сил, и Стальному легиону выпала честь быть первым в этом пересмотре.
Райкину расхотелось спорить. Так, значит, это правда. Старик вернулся.
— Но до Хельсрича полконтинента, — попробовал возразить он. — Мы работаем над оружейными установками Гадеса уже несколько месяцев.
— Тридцать секунд до пробного выстрела, — позвала Вантина.
Посланница по имени Кирия Тиро больше не улыбалась. Она была квинт-адъютантом генерала Курова, но всякие свиньи и плебеи вечно оспаривают передаваемое ею, словно она может изменить хоть слово в приказах генерала. Она была уверена, что у других адъютантов нет таких проблем. По какой-то неизвестной причине эти низкородные отбросы не воспринимают ее всерьез. Быть может, они просто завидуют ее положению? Если так, тогда они еще глупее, чем она считала.
— Я посвящена в планы генерала, — солгала Тиро, — о которых солдаты на линии фронта узнают только сейчас. Прошу извинения, если это сюрприз для вас, майор, но приказ есть приказ. А этот приказ настолько важен, насколько можно себе представить.
— Мы что, вообще не собираемся защищать этот проклятый улей?
В этот момент башня произвела тестовый выстрел, о котором предупреждала Вантина. Земля под ногами задрожала, когда четыре пушечных жерла изрыгнули свою ярость в пустые небеса. Райкин выругался, хотя его слова потонули в оглушительном грохоте. Тиро тоже не удержалась от проклятий, хотя, в отличие от безличного недовольства Райкина, ее слова предназначались непосредственно команде башни.
Майор с трудом сдерживал крик от боли в ушах. Та стихала, но не быстро.
— Так я сказал «мы что, вообще не собираемся защищать этот проклятый улей?».
— Вы — нет. — Тиро выглядела недовольной, ее губы сжались в тонкую линию. — Вы отправляетесь в Хельсрич вместе со своим полком. Ваш транспорт отбывает сегодня вечером. Весь Сто первый Стальной легион должен быть готов к отправлению в шесть часов.
Райкин помедлил. Шесть с половиной часов на то, чтобы погрузить три тысячи мужчин и женщин в тяжелые транспортные самолеты, челноки и гусеничные поезда. Весть из разряда самых дурных.
— Полковник Саррен будет в бешенстве.
— Полковнику Саррену придется принять этот приказ с учтивостью и священной преданностью своему долгу, майор. Вашему командиру нужно еще многому научить вас из этой области, как я вижу.
— Очень мило. А теперь скажите мне, почему все мы должны отправиться в Хельсрич. Я думал, что Инсан и его Сто двадцать первый полк намерены восседать на этой навозной куче.
— Сегодня утром полковник Инсан скончался от отказа аугментического сердца. Его заместитель рекомендовал Саррена, и генерал Куров согласился.
— Так старый пьяница наконец-то помер? Нечего было злоупотреблять самогоном. Ха! Вживил себе эти дорогущие имплантаты, а скопытился через полгода. Как мне это нравится! Просто очаровательно.
— Майор! Проявите хоть немного уважения!
Райкин нахмурился.
— Вы мне не нравитесь, — мрачно заявил он Тиро.
— Как это прискорбно, — отозвалась помощница генерала со столь же невеселой гримасой. — А еще назначили посредника во всех делах между Астартес и мобилизованным ополчением. — Она скривилась, будто съела что-то кислое и оно все еще оставалось на языке. — Так что… я отправлюсь с вами.
На мгновение между ними воцарилось некое взаимопонимание, хотя они не стали это озвучивать. В конце концов, они отправлены в одно и то же место. На пару секунд они встретились взглядами, и между ними почти расцвела основа для чего-то, отдаленно напоминающего дружбу.
Но была разрушена, когда Райкин отошел со словами:
— Но вы все еще мне не нравитесь.
— Улей Гадес не продержится и недели.
Человек, произнесший эти слова, очень стар и выглядит соответствующе. На ногах его держит только смесь из минимальной омолаживающей химической хирургии, грубых протезов, веры в Императора и неистовой ненависти к врагам человечества.
Мне он понравился сразу же, как только на нем сконцентрировался целеуказатель моего визора. В каждом его слове сквозили и набожность, и ненависть.
Ему не следует здесь быть, если принимать во внимание занимаемую им должность. Он простой комиссар Имперской Гвардии, и такая должность не удержит генералов, полковников, капитанов Астартес и магистров ордена в почтительном молчании, когда подойдет время тактического планирования. Но для людей в этом военном совете и для жителей Армагеддона он — Старик, герой Второй Войны, случившейся пятьдесят семь лет назад.
Не просто герой. Тот самый герой.
Его зовут Себастьян Яррик. Даже Астартес уважают это имя.
И когда он говорит, что разрушение улья Гадес — вопрос буквально нескольких дней, сотня имперских командующих, как людей, так и Астартес, прислушиваются к его словам.
И я один из них. Это будет моим первым боем в должности командира.
Комиссар Себастьян Яррик склонился над краем гололитического стола. Своей единственной рукой — от второй осталась лишь культя — он набирает координаты на числовой панели, и гололитическая проекция улья Гадес, нетерпеливо мерцая, расширяется, чтобы показать одновременно оба полушария планеты в самых мелких подробностях.
Старик, худой, словно высохший, с резкими чертами лица, изрезанного глубокими морщинами, и выступающими костями черепа, указывает на пятнышко, представляющее на карте улей Гадес и окружающие его пустоши.
— Шестьдесят лет назад, — произнес он, — враг потерпел поражение в Гадесе. Именно его защита позволила нам выиграть ту войну.
Присутствующие негромко выразили согласие. Голос комиссара плыл по внушительных размеров залу посредством парящих черепов-дронов, у которых вместо нижних челюстей были вмонтированы вокс-динамики.
Я окружен привычным гулом работающей силовой брони, а вот запахи и лица, встречающиеся со мной глазами, мне незнакомы. Слева от меня на почтительном расстоянии с изорванным бионикой лицом стоит Сет, магистр ордена Расчленителей, известный как Хранитель Гнева. Он источает запах священного оружейного масла, могущественная кровь его примарха течет под кожей, огрубевшей от солнца и дождей. От него исходит острый нездоровый запах рептилии, запах королей хладнокровных, что хищно крадутся по джунглям его родного мира. По бокам Сета стоят его офицеры, каждый с непокрытой головой и с лицом таким же иссеченным шрамами и обветренным, как и у их магистра. Войны последних десятилетий не пощадили их.
