Я подскочила, когда чья–то рука обняла меня за талию, а теплое тело придвинулось ко мне. Дориан!.. На боку у него висел меч, а на голове сияла новая корона, еще более причудливая, чем прежний венок из листьев, золотая, массивная и так богато украшенная драгоценными камнями, что в глазах рябило. Но и она была не так велика, как моя.
— Они ждут твоего приказа, — сказал король.
Я посмотрела туда же, куда и он, на поля, полные людей, и заметила, что все они стоят предо мной на коленях, опустив головы до земли. В небе над ними грохотал гром, ярилась неугомонная буря.
— Не знаю, что надо делать, — сказала я Дориану.
— Делай то, что должно.
Словно повинуясь собственной воле, моя рука с волшебной палочкой взмыла в воздух. Все поднялись с колен, словно я была кукловодом, управлявшим армией марионеток. Они оглушительно ревели, мечи колотили по щитам, вспыхивали магические салюты. Одно лишь движение, и ад разверзнется по моей воле. Рев стал громче. Дориан придвинулся ближе. Ребенок снова заерзал.
Моя рука отяжелела и начала опускаться…
Я стояла в пещере одна. Ни человечка. Ни короны. Появился новый проем, и я бросилась в него. Меня охватила тьма. Готова поклясться, коридор стал уже, чем прежде. Я продолжала двигаться, чувствуя, что Кийо все ближе и ближе, бросилась вперед, желая прикоснуться к нему.
А вот и он.
На небольшом постаменте, высившемся посреди этой новой комнаты, вытянулся Кийо, принявший свое человеческое обличье. Он лежал на спине, невредимый, идеальный, сложив руки на груди, прямо как Спящая красавица.
Я шагнула к нему, но путь мне преградила женщина.
Не знаю, как я не заметила ее раньше. Я посмотрела на нее, моргнула, пытаясь сфокусироваться, но ничего не получилось. Ее внешность постоянно менялась. Одно мгновение она была золотистой красавицей, с волосами медового оттенка, ниспадавшими до самых щиколоток. В следующий миг эта особа становилась бледной как смерть, хоть и сияющей какой–то пугающей красотой. Черные волосы развевались за ее спиной, как погребальный саван. Сама Персефона встала у меня на пути.
Я знала, что пройти мимо нее не удастся.
— Позволь забрать его. Пожалуйста. Я прошла все испытания, как ты этого и хотела.
«Я хотела? — Это был тот же самый голос, который я слышала раньше, но теперь он звучал удивленно. — Это не имело никакого отношения ко мне. Это не мои испытания, а тот мир, который ты принесла с собой. Почти все мертвые приносят сюда вину и сожаление. Ты же взяла с собой свои страхи».
Я посмотрела на Кийо, лежавшего у нее за спиной. Моя душа закричала, зовя его.
— Чего ты хочешь? Что мне сделать, чтобы забрать его?
«Почему ты думаешь, что я отдам его тебе? Он мой. Я честно получила его. Мертвые не покидают моего царства».
Я изо всех сил напрягала мозг, вспоминая известные мне истории или мифы.
— А как же Орфей? Ты ведь позволила ему забрать Эвридику?
«Но в итоге она не покинула этот мир. Ему не хватило сил, и Эвридика осталась тут».
— Он не нужен тебе, особенно теперь, когда я прислала сюда столько других душ.
«Ты делала это ради меня или все же ради своих собственных нужд?»
— Какая разница!
«Может, и никакой. Но теперь у меня на две души больше. Я не желаю их отпускать».
— Тогда просто смилуйся! — взмолилась я.
«Смиловаться? — Ее изумление росло. — С чего бы это вдруг?»
— Потому что я верно служила тебе. Кроме того, мы так похожи. Я тоже заперта между двумя мирами, не знаю, как мне вырваться. Я тоже разорвана на две части.
Я дотронулась до черно–белой бабочки, выколотой на моем плече. Она была такой же, как Персефона, проводившая половину своего существования в роли богини весны, а другую — повелительницы смерти. Такой же, как я, — наполовину человек, наполовину джентри, то любовница, то убийца. В «Лебедином озере» Одиллия черный лебедь, а Одетта — белый, но обе партии исполняет одна танцовщица.
Персефона молча смотрела на меня, и я отчаянно пыталась что–то придумать.
— Ты сказала, что этот мир таков, каким мы его делаем? Я принесла в него и любовь. Неужели это ничего не значит?
Она задумалась.
«Это — значит. Но откажешься ли ты от своей любви? Пожертвуешь ли ею предо мной? Дашь ли обет никогда не приближаться к нему, бросить своего возлюбленного?»
Я смотрела на неподвижное тело Кийо и думала лишь о том, каково это — никогда больше не увидеть его. Что–то внутри меня оборвалось, но я не колебалась.
— Хорошо. Я согласна.
Персефона на секунду вгляделась в меня, потом Кийо исчез.
«Все свершилось».
— Ты отправила его душу назад? Он будет жить?
«Если его тело скоро исцелится, то да, он будет жить».
Она продолжала смотреть на меня, и тут я поняла, что нет никакой уверенности в том, что сама я смогу вернуться. Связь с телом и прежде была еле уловимой, а теперь я ее совсем не чувствовала.
«Ты попалась», — подтвердила Персефона.
— Я знаю. Ничего. Оно того стоило.
Я и в самом деле думала так. Жизнь Кийо была важнее моей.
Она не сводила с меня своих сине–черных глаз, потом вдруг вздохнула, что показалось мне невероятным.
«Отправляйся назад, к своему двойственному существованию. Однажды я снова увижу тебя, и тогда ты останешься здесь навсегда».
Ее пальцы коснулись моего лба, и меня пронзила обжигающая боль. Мое обличье растворилось в ворохе перьев и крыльев. Я почувствовала, как неведомая сила выталкивает меня из этого мира.
В самый последний момент, перед тем как полностью исчезнуть, я снова услышала голос Персефоны, звучащий устало и, может, немного грустно:
«Да и любовь свою забирай. Она мне больше не нужна».
Через мгновение я очнулась в своем теле, жадно хватая ртом воздух и возвращаясь к жизни.
Глава 28
Прошло почти два дня, прежде чем я оправилась настолько, чтобы встать с кровати. Я смутно припоминала суматоху, возникшую у стен цитадели Эзона после моего возвращения в свое тело, но не более того. Шайа держала меня на руках как младенца. Дориан орал, чтобы прислали целителя. Но лучше всего оказалось то, что я увидела, как Кийо пошевелился.
Теперь я проснулась в замке Дориана, в одной из многочисленных спален для гостей. Она была поменьше, чем его собственная, но изукрашена так же пышно, как и все вокруг. Я уже несколько раз приходила в сознание, но только теперь набралась достаточно сил и смогла подняться.
Ниа, которая все это время хлопотала рядом, в отличие от меня, мучилась сомнениями на сей счет.
— Вам не следует!.. Нужно еще поспать.
Я стянула длинную сорочку, в которую меня здесь одели, и принялась выторговывать свою прежнюю, уже постиранную одежду.
— Еще немного, и мой сон станет вечным, а я и так уже чуть коньки не откинула. Где Дориан? Я должна с ним поговорить.
— Я уверена, он скоро придет к вам, ваше величество.
Я поморщилась, услышав этот титул.
— Нет уж. Лучше отведи меня к нему.
Ниа протестовала, но чувство долга не позволяло ей не подчиниться приказу. Она повела меня по хитросплетению коридоров, и многочисленные обитатели замка не скупились на заинтересованные взгляды. С момента первого появления здесь я стала местным неизбежным злом, с которым все смирились и которое дружно игнорировали. Теперь здешние жители смотрели на меня с тем же испуганным любопытством, как и в первый мой визит.
Снаружи, в одном из садов, мы нашли Дориана, что–то внушавшего пушистой собачонке. Муран суетился поблизости. Оба безуспешно пытались уговорить собаку лечь наземь и перевернуться. Она же просто сидела перед ними и смотрела, поигрывая хвостом.
Первым меня заметил Дориан, и лицо его расплылось в широчайшей улыбке. Целители поработали и над ним. От ожогов не осталось ни следа.
— Королева Эжени! Какое счастье снова видеть вас.
Муран поклонился так низко, что едва не перекувырнулся через голову от усердия.
— В–ваше в–величество!
