Еще одно доказательство «интриганства» Берии, который отнял хлеб насущный у честного коммуниста Молотова. Хотя бы эта часть воспоминаний Судоплатова указывает на то, что исполнение сложного задания было поручено профессионалу, а не аппаратчику.
«Наши ученые, — продолжает Судоплатов, — чтобы ускорить научные работы по атомной энергии, были очень заинтересованы в регулярном ознакомлении с ходом этих работ в США. В письме от 7 марта 1943 года заместителю Председателя Совета Народных Комиссаров СССР Первухину Курчатов писал:
«Получение данного материала имеет громадное, неоценимое значение для нашего государства и науки. Теперь мы имеем важные ориентиры для последующего научного исследования, они дают возможность нам миновать многие, весьма трудоемкие фазы разработки урановой проблемы и узнать о новых научных и технических путях ее разрешения».
Курчатов подчеркивал, что «вся совокупность сведений… указывает на техническую возможность решения всей проблемы в значительно более короткий срок, чем это думают наши ученые, не знакомые еще с ходом работ по этой проблеме за границей».
Исходя из распространенной легенды, Берия имел лишь один способ воздействия на ученых — устрашение, но воспоминания Судоплатова говорят об обратном. Автором этой легенды опять же является неутомимый Хрущев, и создал он ее на «незабвенном» XX съезде. Именно после этого съезда все вспомнили, как угрожал Берия стереть в лагерную пыль и грозил пистолетом с золотой рукояткой.
Вернемся к Судоплатову:
«В 1944 году Хейфец вернулся в Москву и доложил мне и Берии свои впечатления о встречах с Оппенгеймером и другими известными учеными, занятыми в атомном проекте. Он сказал, что Оппенгеймер и его окружение глубоко озабочены тем, что немцы могут опередить Америку в создании атомной бомбы (как видим, слова Серго Берии подтверждает даже Судоплатов. — З.Ц.).
Выслушав доклад Хейфеца, Берия сказал, что настало время для более тесного сотрудничества органов безопасности с учеными. Чтобы улучшить отношения, снять подозрительность и критический настрой специалистов к органам НКВД, Берия предложил установить с Курчатовым, Кикоиным и Алихановым более доверительные, личные отношения. Я пригласил ученых к себе домой на обед. Однако это был не только гостеприимный жест: по приказанию Берии я и мои заместители — генералы Эйтингон и Сазыкин — как оперативные работники должны были оценить сильные и слабые стороны Курчатова, Алиханова и Кикоина. Мы вели себя с ними как друзья, доверенные лица, к которым они могли обратиться со своими повседневными заботами и просьбами».
Взаимоотношения с учеными, конечно же, в первую очередь носили деловой характер, но не думаю, что для них было какой-то обузой то, что с ними обращались подружески. Кроме всего прочего в лице Берии они видели защитника. В отличие от Молотова для Берии идеология была делом второстепенным, между идеологией и делом Берия делал выбор в пользу последнего.
Опять вспоминает Судоплатов:
«В начале 1944 года Берия приказал направлять мне все агентурные материалы, разработки и сигналы, затрагивавшие лиц, занятых атомной проблемой, и их родственников. Вскоре я получил спецсообщение, что младший брат Кикоина по наивности поделился своими сомнениями о мудрости руководства с коллегой, а тот немедленно сообщил об этом оперативному работнику, у которого был на связи.
Когда я об этом проинформировал Берию, он приказал мне вызвать Кикоина и сказать ему, чтобы он воздействовал на своего брата. Я решил не вызывать Кикоина, поехал к нему в лабораторию и рассказал о «шалостях» его младшего брата. Кикоин обещал поговорить с ним. Их объяснение было зафиксировано оперативной техникой прослушивания, установленной в квартирах ведущих ученых-атомщиков.
Я был удивлен, что на следующий день Берия появился в лаборатории у Кикоина, чтобы окончательно развеять его опасения относительно брата. Он собрал всю тройку — Курчатова, Алшанова, Кикоина — и сказал в моем присутствии, что генерал Судоплатов придан им для того, чтобы оказывать полное содействие и помощь в работе; что они пользуются абсолютным доверием товарища Сталина и его личным. Вся информация, которая предоставляется им, должна помочь в выполнении задания советского правительства. Берия повторил: нет никаких причин волноваться за судьбу своих родственников или людей, которым они доверяют, — им гарантирована абсолютная безопасность. Ученым будут созданы такие жизненные условия, которые дадут возможность сконцентрироваться только на решении вопросов, имеющих стратегически важное значение для государства».
В отличие от того портрета Берии, который нам нарисовали Хрущев и его собратья, руководитель Спецкомитета ведет себя опять же «странно». Берия, который якобы создал шарашки, где эксплуатировал ученых, заранее арестовав их по надуманным причинам, шантажировал ученых тем, что арестовывал их родственников, должен был поступить по-иному. У него появился замечательный шанс арестовать брата Кикоина, и этот самый Кикоин работал бы на него как раб.
Что же сделал Берия? Он предупредил ученого, чтобы его брат много не болтал, и таким образом дал знать, что все его слова известны разведчикам. Таким образом, Берия пошел на то, что, возможно, даже раскрыл агента перед «преступником», ведь невозможно, чтобы брат Кикоина не догадался, кто его сдал.
Почему он так поступил? Ответ может быть лишь один — Берия не был тем кровожадным вампиром, каким его хотели представить нам и который жил лишь ради того, чтобы истязать другого человека. Берия ратовал за дело, но и человек не был для него чем-то второсортным.
Это хотя бы выражалось в том, что он создал все условия для благополучия людей, участвующих в проекте. Это было вовсе не обязательно. И Ежов, и Ягода с легкостью обходились без «излишней» гуманности. Берия не желал обходиться без нее. Он был не таким уж слепым и бессердечным. Он хорошо знал цену ученым, но в то же время был не настолько глуп, чтобы не понимать, что, исходя из данных, предоставляемых ученым, многие могли занять место Курчатова, Кикоина, Алиханова и др. Он обращался с ними по-человечески не потому, что был вынужден, а потому, что желал этого.
Снова предоставим слово Судоплатову. Правда, он приводит длинный монолог, но думаю, участник проекта перескажет творимое в проекте лучше меня:
«По указанию Берии все ученые, задействованные в советском атомном проекте, были обеспечены приличным жильем, дачами, пользовались спецмагазинами, где могли наравне с руководителями правительства покупать товары по особым карточкам; весь персонал атомного проекта был обеспечен специальным питанием и высококвалифицированной медицинской помощью. В это же время все личные дела ученых, специалистов и оперативных работников, напрямую участвовавших в проекте или в получении разведывательной информации по атомной проблеме, были переданы из управления кадров в секретариат Берии. Тогда же в секретариат Берии из американского отдела передали наиболее важные оперативные материалы по атомной энергии, добытые разведкой. Из дела оперативной разработки «Эноммоз» по атомной бомбе, до сих пор хранящегося в архиве службы внешней разведки, было изъято около двухсот страниц. В целях усиления режима безопасности без санкции Берии никто не имел доступа к этим материалам. Помню конфликт с заместителем Берии Завенягиным, который требовал ознакомить его с документами. Я отказал ему, и мы крепко поссорились; он получил доступ к материалам разведки только после разрешения Берии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
