могу чувствовать, что с ним происходит! – перебил я ее, вспомнив отлучку Ермоленко в Косово.
– Верно! Это больше всего напоминает… – она запнулась, пытаясь объяснить более доступно, – ну, когда рождается ребенок, он получает от родителей случайный генетический набор. А у нас все и проще и сложней. Мы получаем неизмененные наны своего учителя. В некотором смысле, почти прямое клонирование…
– Ты хочешь сказать, что все наны одинаковые? Но мы не похожи на инкубаторских цыплят. К тому же, зачем тогда искать начальный материал. Любой из нас, в таком случае носитель оного.
– Если бы все было так просто. Ни о каких исходных материалах речь здесь не идет. Дело в том, что наны очень пластичны и приспосабливаются к телу нового носителя, хоть происходит это очень медленно. А основная информация, полученная тобой от учителя, остается неизменной еще дольше. Это, считай, своеобразный поводок. Поэтому птенец становится полностью самостоятельным только после того, как наны завершают процесс приспособления к организму нового хозяина. Иначе говоря, когда набранная тобой информация уравновесит или превысит его данные.
– И сколько ждать? – не выдержал я.
– Лет пятьсот. Иногда чуть больше или меньше. Зависит от ученика.
– Ты хочешь сказать, что отец еще птенец? – я споткнулся от удивления.
– Скорее всего, – спокойно отозвалась она, – хотя, судя по всему, лет через сто пятьдесят, Батя его выпустит из-под крыла.
– Ни фига себе! А почему я этого не знаю?
– А ты не врач, – Катька насмешливо фыркнула, – зачем тебе этой ерундой голову забивать?
– Ага! – покивал я, – А как же тогда право на ученика? Неужели его дают несовершеннолетним?
– Взрослым, – серьезно поправила меня Катя, – это разные вещи. Можно вырасти за год, а можно и за тысячу лет не сдвинуться в своем развитии.
– Погоди! Значит, во мне наны даже не отца, а Бати! – не мог никак успокоиться я.
– Ну, никак не меньше, чем на пятьдесят процентов, – хмыкнула она, – Кстати, никогда не задумывался, почему ты так быстро развил в себе способности невербального общения? Хотя, сам говорил, что в самом начале жутко маялся от телепатии.
Я помотал головой.
– И твой папочка, и дедуля, очень сильны в ментальном общении, а ты получил удвоенные способности. А теперь прикинь, что врожденные способности есть и усилились, а контроля нет и создать его невозможно. Такое существо признает только право сильного…
Катя замолчала, и начала рыться в сумке, ища ключ, за разговором я и не заметил, как мы пришли к ней. Дальше мы эту тему не развивали. Уж очень соскучились друг по другу за время жизни в Бразилии и в Москве… И вообще, у нас еще оставалось почти две недели отпуска и мы не собирались его терять…
…Временами я вспоминал Катькины слова и с ужасом прикидывал, чем все это может обернуться. Похоже, теневые руководители Ложи и были такими моральными уродами. Не выдержав, я задал этот вопрос Ермоленко.
– Катерина рассказала, – уточнил он.
– Ага.
– Ну, что ж, понял ты все правильно.
– Я не понял только одного, почему нам этого в универе не давали. Пусть не все, но кое-что могли бы.
– Тебе от этого стало бы легче? – насмешливо спросил Ермоленко и добавил, как и Катька. – Эту информацию дают или в медицинском или в Академии Генштаба. А такие как ты узнают все постепенно, как и положено – о нанах, я имею в виду, а про Ложу, многие даже и не слышали.
Я подумал и согласился с ним…
***
…Два следующих года прошли под знаком семейного благополучия и абсолютного спокойствия. Мы с Катькой обживали новое уютное гнездышко на Тургенева. Дом был не новый, но весьма приятный. Наши учителя сделали нам подарок. Это была квартирка какого-то партийного босса, который, почив, не оставил после себя наследников.
Сперва, переехав на новую квартиру, мы решили уволиться. Надо сказать, что наставники, узнав о таких идеях, потеряли дар речи. Только я не понял от чего больше. От изумления или возмущения. Но, пока они переваривали полученную информацию, мы с Катей уже решили, пока, ничего не менять. Поскольку, если честно, мне-то было все равно, на счет работы, но Катерина свою обожала, и мы остались на прежних местах. Единственное на что мы пошли, это подкорректировали графики.
Катька перенесла начало рабочего дня на вечер, сославшись на то, что постоянные перепады напряжения отрицательно влияют на тонкую импортную аппаратуру. Ее шеф, тот самый Семен Аркадьевич, благодаря которому Катька получила отпуск одновременно со мной, не возражал. Он был даже доволен, что благодаря этому, Катя полностью перешла на работу с вампирскими проектами, атаких оказалось совсем не мало. Над, чем они работали, я так и не понял, да и не очень-то пытался понять. Катька же не лезла в юриспруденцию.
Моим рабочим временем теперь полностью стали ночные смены. Как ни возмущалась Вера, но тут мы с шефом выступили единым фронтом. По-моему, шеф даже слегка прибег к гипнозу, я не уточнял, но все уладилось. К слову сказать, я все чаще стал подумывать о продолжении образования, но уже в военной академии. Отец был не против, но события не форсировал.
Глава 32
Мне иногда казалось, что наш быт незыблем и ничто не может нарушить эту идиллию. Но, жизнь, как всегда, доказала обратное. Однажды утром, когда мы только вернулись с работы, раздался телефонный звонок. Угрюмый голос Ермоленко, не здороваясь, произнес:
– Включи телевизор, потом свяжись со мной.
Мы переглянулись, и я щелкнул кнопкой. Посмотрев на экран, я сразу понял, в чем дело. Это было хуже, чем в Москве. Норд-Ост, по сравнению с сегодняшними событиями, был детской игрой. С этого дня, в сознание всех нормальных людей, врезалось слово – Беслан.
В голове, отвечая на мой вызов, зазвучал голос майора:
– Туда мы не успеем. К тому же, наша группа там есть. Через час объявлен общий сбор.
Судя по тому, как побелела Катька, она на ту же тему общалась со своим учителем…
