…Я шла за нею по ярко освещенной анфиладе комнат, и до моего тонкого слуха долетали обрывками восторженные оценки: «Поглядите!.. Таких прекрасных женщин уже не бывает! Вот она, славянская красота! Это не женщина, а мечта!» А те, которые ее хоть по виду знали, ежедневно встречая медленно гуляющей «на променаде»… недоуменно шептали: «Это просто откровение! За флагом молодые красавицы! Воскресла прежняя слава! Второй не скоро отыщешь!»
Я видела, как мать словно ежилась под перекрестным огнем восторженных взглядов, я знала, как в эту минуту ее тянуло в обыденную, скромную скорлупу, и была уверена, что она с искренней радостью предоставила бы мне эту обильную дань похвал…»
Александра не называет адрес, где состоялся исторический прием. Но разгадка проста — упомянуто имя префекта Savigni, и, следовательно, бал столь высокого международного уровня, мог пройти лишь во Дворце префектуры. Величественный особняк, служивший прежде дворцом савойских герцогов, и по сей день стоит в центре Ниццы неподалеку от старой рыночной площади.
Две мраморные женские головки, похожие на античных богинь, украшают его вход. За ажурной решеткой, в зарослях магнолий, проступает колоннада изящного дворцового портика, различимы и стеклянные потолки-витражи верхней галереи.
Сюда, в феврале 1863-го, к этой великолепной ограде подъехала карета, и Наталия Ланская в сопровождении супруга и взрослой дочери проследовала во дворец. И эти каменные головки с загадочными полуулыбками на устах стали безмолвными свидетельницами звездного часа русской красавицы. Здесь, в стенах дворца средневековых властителей, ждал ее настоящий триумф!
Последнее торжество в земной жизни Наталии Николаевны. От первого бала в зимней Москве в особняке на Тверском бульваре, где юная Натали впервые встретилась с Пушкиным, до последнего, в Ницце, пролегли долгие тридцать пять лет. Целая жизнь…
Камни знаменитой Английской набережной, что гигантской подковой легла вдоль бухты Ангелов, кажется, еще помнят ее легкую поступь… Здесь, «на променаде», Наталия Николаевна каждодневно прогуливалась в неизменном черном одеянии, в шляпе с вуалью, закрывавшей лицо от солнечных лучей. Редко кто видел ее улыбающейся, смеющейся — грусть уже давно стала ее вечной спутницей.
Минуло ровно два года, как Наталия Николаевна покинула Россию. Так настоятельно советовали доктора — суровые русские зимы были губительны для ее слабых легких. Мелькали страны и города: Германия, Швейцария, Австрийская империя, Франция — Бонн, Женева, Вена, Ницца… Именно на целебный климат Лазурного берега возлагались особые надежды. Только здесь переставал Наталию Николаевну мучить изнуряющий кашель, что месяцами не прекращался в сыром промозглом Петербурге.
«Ничто не может меня развлечь — ни путешествие, ни новые места. Я ношу в себе постоянное беспокойство, и это заставляет меня желать постоянной перемены мест. Я снова стану здоровой и веселой, только когда придет день моего отъезда в Россию», — уверяла она родных.
Два года скитаний. Можно только представить, каким испытанием стала для Наталии Николаевны разлука с детьми, оставшимися на родине. Всем сердцем она рвалась домой и, несмотря на запреты врачей, приняла для себя роковое решение — вернуться в Россию: «День ото дня все тоскливее. Встану — считаю дни, благодарю Бога, что одним меньше…»
Знать бы ей, что судьба уже начала скорбный отсчет оставшихся дней! В мае 1863 года Наталия Николаевна покинула Лазурный берег. Как оказалось, навсегда. То была ее последняя весна. Последний май в ее жизни. Она уезжала в Россию, чтобы никогда более с ней не разлучаться…
Весна, весна, пора любви,Как тяжко мне твое явленье,Какое томное волненьеВ моей душе, в моей крови…Как чуждо сердцу наслажденье…Все, что ликует и блестит,Наводит скуку и томленье.……Отдайте мне метель и вьюгуИ зимний долгий мрак ночей.
Каждый год подобно волне накатывает на Ниццу пестрый туристский поток, потихоньку смывая память о прошлом. Ницца живет своей беззаботной жизнью веселой курортной столицы, где цветочные карнавалы сменяются праздничными маскарадами и где по приморскому бульвару, как и прежде, прогуливается праздная публика. Все так же покачиваются на волнах в бухте Ангелов белоснежные яхты и рыбацкие лодки, так же тянутся к солнцу высокие пальмы.
Мы покидали майскую Ниццу, увозя в отснятых кассетах бесценную память о Натали, сохраненную этим удивительным городом на далеком Лазурном берегу.
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ
«Прощай, жизнь моя, люблю тебя».
Пушкин — жене
Что известно о последних днях и месяцах жизни Наталии Николаевны? Где жила, с кем встречалась, о чем тревожилась? Летопись жизни вдовы поэта, существующая лишь в отрывочных воспоминаниях, письмах, свидетельствах, ждет еще своего вдумчивого исследователя.
Да и возможно ли, минуя даль, восстановить тихое течение ее дней, канувших в Лету?
К счастью, дочь Александра, единственная из всех детей Наталии Николаевны, оставила самые полные воспоминания о матери, сохранила для потомства ее светлый образ. Но и сама, подобно матери, претерпела во мнении людском за свои откровения…
В мае 1863-го, к великой радости для Наталии Николаевны, закончилось наконец-то ее двухлетнее заграничное путешествие: из Ниццы она вернулась в Петербург. Видимо, именно тогда, по ее возвращении, генерал Ланской снял квартиру в красивом доме на Екатерининском канале. Жить там предполагалось долго, и Наталия Николаевна решила обустроить новое жилище, затеяв его ремонт.
Из воспоминаний Александры Араповой:
«По возвращении из-за границы мы провели лето в подмосковной деревне брата Александра, но мать часто нас оставляла, наведывая отца, который по обязанности проживал в Елагинском дворце…»
Подмосковная деревня, куда на лето Наталия Николаевна отправила своих младших дочерей: Александру, Софью и Елизавету, находилась в Бронницком уезде Московской губернии и именовалась Мало-Ивановским. Именно отсюда и совершала она свои поездки в Петербург. Сюда же приходили и ее весточки дочерям:
«В Петербурге жара, дышать нечем… В квартире ремонт… Мы прозябаем в облаках пыли… Есть ли у Вас новости о Мари? О Натали? Нет писем ни от них, ни от моей сестры…»;
«Я не получила приглашения в Царское Село на обед, который Государь (Александр II. — Л. Ч.) дает в честь греческого короля… Моя старость не может служить украшением… Вернулся с обеда Ланской и принес великолепную грушу!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
