Мундиры с потайными карманами
Может, в итальянском кино и не встречается сенсационный сюжет: все подразделение карабинеров с командиром во главе состоит на службе мафии. У нас же, увы, подобные ситуации встречались на практике. Отчего же так сложилось, что кое-где доходило до парадоксального, «зеркального» эффекта? Хоть табличку на дверях отделения вешай: «Осторожно, милиция»?
Десятки работников милиции ежегодно гибнут, защищая правопорядок. Большая часть стражей закона достойно исполняет свой долг. Тем обиднее, когда их коллеги становятся самыми настоящими преступниками. И не «кое-кто кое-где у нас еще порой…», а до недавнего времени сплошь и рядом: Волгоград, Молдавия, Грузия, Туркмения, Узбекистан, Москва, наконец.
Не только печально известный экс-министр Щелоков и его «светлейший» зам. Чурбанов, не только экс-министр Эргашев и его зам. Давыдов (УзССР), но и многие другие высшие чины таких «верхних» правоохранительных инстанций оказались, что называется, с рыльцем в пушку. Как могло случиться, что откровенная коррупция проникла в самые высшие эшелоны МВД?
Вся структура правоохранительных органов сложилась к началу 30-х годов и в целом, с учетом тогдашних трудностей, обеспечивала решение стоящих перед этими органами задач. Но последующие волюнтаристские действия Сталина сконцентрировали «правовую власть» в одном административном органе. И, что самое существенное, — вывели его из-под какого-либо контроля общественности. Тогда же наметилось различие между информацией о действительном положении дел в «органах», доступной лишь руководству, и картиной, которая навязывалась всем остальным.
«Стальная» политика привела в середине 30-х годов к беспрецедентным кровавым репрессиям. Ни о каком правопорядке тогда всерьез и говорить не приходилось. Чрезмерное усиление какого-то одного карательного института и его бесконтрольная деятельность чреваты подобными извращениями. Именно тогда и был заложен нравственный фундамент нынешней мафии. «Воры в законе» рассматривались как более безобидные элементы, нежели «враги народа». Уголовники величали политических не иначе как «фашистами». Получили распространение напыщенные мифы типа: «Советская „малина“ врагу сказала — „нет“!» В лагерях «блатной» люд господствовал над «ортодоксами»…
Увы, и после Начала Реабилитации были допущены кое-какие перегибы. Уже в «другую степь». В начале 60-х годов прошел целый ряд необоснованных освобождений от уголовной ответственности, порой даже за совершение тяжких преступлений. Реальные меры наказания заменялись «общественным воздействием». Прекраснодушествуя, общество не разглядело приступа безответственности. Попытка ликвидировать преступность — весьма непростое социальное явление — за исторически ничтожный срок, предпринятая во времена Хрущева, отрицательно сказалась на состоянии законности и правопорядка.
Началось цементирование мафии на низовом уровне. Вчерашние маленькие берии становились предтечами нынешних чурбановых. Если их и боялись, то лишь «маленькие люди» или нечистые на руку. А руководителям и функционерам эти «стражи закона» старались угождать, стремясь не мытьем, так катаньем купить их поддержку. К середине 70-х мафия оформилась как социальное явление, хотя этому процессу сопутствовала некоторая стабильность в борьбе с «общей» преступностью (убийствами, изнасилованиями, грабежами, кражами…).
И наряду с этим наблюдалась поразительная запущенность наиболее опасных должностных преступлений (хищений, взяточничества, приписок). Борьба с ними осуществлялась недостаточно активно. Музаффаровы сажали в основном «стрелочников» самого низкого ранга, чтобы «выпустить пары». Вне уголовной досягаемости оставались сановные организаторы этих преступлений. Прикрываясь порой своим должностным положением. Или связями в бюрократическом механизме правоохранительных органов. Уютно себя чувствовали, чего греха таить! К началу 80-х картина сложилась еще более грустная. Начался быстрый рост организованных должностных преступлений, все более вялой становилась борьба с ними. Правоохранительные органы лавировали, приспосабливались к господствующим в обществе тенденциям, старались не омрачать общей фанфарной картины мнимого благополучия, тщательно и трусливо обходили «запретные зоны». А то и сами превращались в «крестных отцов» местных преступных кланов.
Понятие «двойной законности» возводилось в Принцип. Брежневско-сусловское окружение не стесняясь варилось в соку взаимных подарков, без счета соря дорогостоящими ювелирными украшениями. Они коллекционировали лимузины и меха, а ленинские идеи о неотвратимости наказания, о равенстве граждан перед законом, независимо от занимаемого в обществе положения, рангов и приобретенных регалий, превращались в нечто столь же расплывчатое, как и драгоценный фимиам, воскуриваемый всеми подряд новоявленному лауреату Ленинской премии.
Свои люди (I)
Дифференцированное применение норм Уголовных кодексов к различным по положению лицам подрывало авторитет Советской власти в глазах народа, дискредитировало один из основополагающих принципов социализма — принцип социальной справедливости. Казалось: навеки сложилась каста «неприкасаемых» — руководящих работников, для которых суровые требования закона стали попросту забавной фикцией. Даже робкие попытки вывести этих вельмож и их детей на чистую воду пресекались на корню раздраженной «командой сверху», а лица, проявлявшие принципиальность, такие, как заместитель Генерального прокурора СССР В. Найденов, предавались гонениям и шельмованию.
Каждый на своем месте, подобно Каримову, препятствовал борьбе с хищениями, взяточничеством, приписками. Время от времени, правда, кто-нибудь из вельмож «прокалывался», и его тихонько провожали на пенсию — проживать нажитое на уютной многогектарной даче.
Власть и деньги стали синонимами. Кресло кормило и одевало. А с другой стороны, за деньги можно было приобрести должность. Одним словом, плутократия. Но власть богатых приводит лишь к дальнейшему расслоению. Повышались ставки в игре. За высокое кресло надо было платить все больше и больше. Главное, чтобы в орбиту кресловращения не попадал чужак.
Здесь, пожалуй, стоит повториться. Каримов, допустим, очень строго подбирал людей. В «бухарском деле» десятки характерных эпизодов и деталей, демонстрирующих технику «противоестественного отбора». По признакам «слабины» или «гнильцы». Часто сложившаяся система заставляла людей «прогибаться». Сам Каримов, когда-то ставший жертвой этой системы, превратился затем в ее верного проводника.
«…И в конце разговора многозначительно поинтересовался, знаю ли я, сколько денег люди могут дать за назначение секретарем райкома партии?» (Из показаний бывшего первого секретаря Каракульского райкома КП Узбекистана И. Барнаева.)
Абдувахид Каримов цепко заприметил тогдашнего начальника Каракульской передвижной механизированной колонны Барнаева еще в 1977 году. В августе того же года его избрали вторым секретарем Каракульского РК, а уже осенью следующего — первым.
Каримов всячески поддерживал своего исполнительного выдвиженца. До поры до времени. Спустя пару лет начал-таки придираться к «неблагодарному», который за время секретарства, по прикидкам Каримова, должен был накопить достаточно деньжат для того, чтобы вернуть «долг чести». Но несметливый секретарь райкома никак не мог взять в толк, чего хочет от него старший товарищ. Тогда-то и раскрыл ему глаза зам. председателя Бухарского облисполкома Гулямов. В доверительной беседе. Причем, если верить тихим словам Барнаева, он постепенно оказался загнанным в угол. Напористый Каримов не стесняясь дал понять, что не позволит ему уйти с «тепленького местечка», не расплатившись сполна.
Время намеков прошло, когда Барнаев, придя к Каримову, положил на вылизанную поверхность «хозяйского» стола заявление об увольнении. Властный сюзерен, не читая, порвал аккуратный листочек и, бросив мятые клочки в лицо подчиненному, напрямик поинтересовался у «труса и дезертира, знает ли он, что некоторые готовы отдать за его, Барнаева, должность даже сто тысяч». То есть повторил, едва ли не слово в слово, былые увещевания Гулямова.
Барнаев робко попытался уйти в сторону, забормотав что-то насчет того, что больших денег у него попросту нет. Однако «эмир» — так звали Каримова не только в области — с жесткой непререкаемостью своих средневековых предшественников сквозь зубы пригрозил, что в случае затянувшегося неповиновения головы непокорному вассалу не сносить. У каждого, сказал, руководителя есть недостатки в работе. В том числе и уголовно наказуемые. А у Каримова под рукой был Музаффаров.
