Между тем, бой представляет собою чрезвычайно видоизмененную дуэль, и его основа заключается не только в обоюдной жажде борьбы, т. е. в обоюдном согласии, но и в целях, которые связываются с боем; эти последние всегда относятся к более крупному целому; ведь даже война в целом, рассматриваемая как единая борьба, имеет политическую цель и поставлена в политические условия, относящиеся к другому, более обширному целому. Таким образом, голое желание одного победить другого совершенно отходит на второй план или, вернее, совершенно перестает быть чем-то самодовлеющим; на него можно смотреть лишь как на нерв, побуждающий к движению во исполнение воли высшего порядка.
У древних народов, а затем и в первое время по возникновении постоянных армий, выражение «тщетно предложить неприятелю бой» все же имело больше смысла, чем в наши дни. У древних народов действительно все было рассчитано на то, чтобы померяться между собою в борьбе в открытом поле, без всяких помех, и все военное искусство заключалось в организации и построении армии, т. е. в боевом порядке.
Так как их армии всякий раз неукоснительно окапывались в своих лагерях и на позицию, занимаемую лагерем, смотрели, как на нечто неприкосновенное, то бой становился возможным лишь тогда, когда противник покидал свой лагерь и выходил на доступную местность, как бы выступая на арену.
Поэтому, когда говорят, что Ганнибал тщетно предлагал сражение Фабию, то это по отношению к последнему ничего не выражает, кроме того, что сражение не входило в его планы, а это еще не доказывает ни морального, ни материального превосходства Ганнибала; но по отношению к Ганнибалу это выражение все же правильно, ибо оно гласит, что Ганнибал действительно желал боя.
В первые времена постоянных армий новой истории подобные же условия сопровождали крупные бои и сражения. Большие массы вводились в бой и действовали в бою в общем боевом порядке; эти массы, как одно беспомощное, неповоротливое целое, нуждались в более или менее равнинной местности и оказывались совершенно непригодными для нападения и даже для обороны на очень пересеченной, лесистой или гористой местности. Таким образом, обороняющаяся сторона и здесь до известной степени находила возможность уклоняться от боя. Эти условия, постепенно ослабевая, все же сохранились вплоть до первых Силезских войн, и лишь во время Семилетней войны нападение на противника, даже на малодоступной местности, все более и более начало входить в обычай и практику; правда, недоступная местность не переставала и дальше служить началом, подкрепляющим того, кто ею пользовался, но она уже перестала быть тем заколдованным кругом, который зачаровывал природные силы войны.
За последние 30 лет[73] война еще более сложилась в этом направлении, и тому, кто действительно ищет решения посредством боя, ничто не может помешать: он волен отыскать своего противника и атаковать его; если он этого не делает, то о нем нельзя сказать, что он желает боя, и выражение, что он якобы предлагал сражение, которое его противник не принял, означает лишь то, что он не нашел достаточно выгодных для себя условий для боя; это будет уже признанием, к которому указанное выражение вовсе не подходит и которое оно стремится лишь затуманить.
Правда, обороняющаяся сторона, если она оставит занимаемую позицию и откажется от связанной с ней роли, может и теперь если не отказаться от боя, то уклониться от него; но тогда для атакующего в этом результате будет заключаться уже полупобеда и признание его временного превосходства.
Поэтому в наши дни этот род представлений, относящийся к дуэли, не может применяться для окрашивания словесным триумфом бездействия того, за кем почин действий, т. е. наступающей стороны. Теперь обороняющийся, пока не отступит, может считаться желающим боя; он может, конечно, заявить, если на него не нападают, что он-де предлагал бой, если бы это не разумелось само собой.
С другой стороны, в настоящее время армию, желающую и имеющую возможность уклониться от боя, принудить к бою нелегко. А так как нападающего не всегда удовлетворят те выгоды, которые он приобретает благодаря такому уклонению противника, и действительная победа становится для него настоятельной необходимостью, то порою изыскиваются и применяются с большим искусством те немногие средства, какие существуют, чтобы такого противника принудить к бою.
Главнейшими средствами для этого служат: во-первых, окружение противника, дабы сделать для него отступление невозможным или настолько затруднительным, что он предпочтет принять бой, и, во-вторых, внезапное нападение на него. Последний прием, который в прежние времена находил свое основание в беспомощности всех движений, в наши дни оказывается весьма малодейственным. При своей гибкости и подвижности современные армии уже не боятся начинать отступление даже на глазах противника, и лишь особо неблагоприятные условия местности могут причинить значительные затруднения.
Подобный случай представляет сражение при Нересгейме, которое эрцгерцог Карл дал Моро в суровой альпийской местности 11 августа 1796 г. исключительно с целью облегчить себе отступление; впрочем, признаемся, мы в данном случае никогда не могли полностью разобраться в ходе мыслей этого знаменитого полководца и военного писателя.
Сражение при Росбахе представляет другой пример, поскольку главнокомандующий армиями союзников действительно не имел намерения атаковать Фридриха Великого.
О сражении у Соора король сам сказал, что он принял бой лишь потому, что отступление перед лицом неприятеля ему показалось опасным; впрочем, король приводит и другие основания для принятия этого сражения.
В общем, надо оказать, что, исключая подлинные ночные нечаянные нападения, такие примеры бывают крайне редко, а случаи, когда противник бывал вынужден к бою вследствие окружения, встречаются лишь по отношению к отдельным корпусам, как, например, по отношению к корпусу Финка у Максена.
Глава IX. Генеральное сражение
Решение егоЧто такое генеральное сражение? Это бой главной массы вооруженных сил, но, конечно, бой не маловажный, не преследующий второстепенную цель, не простая попытка, от которой тотчас же отказываются, едва только убедятся, что достигнуть цели будет трудно, а бой с полным напряжением сил за подлинную победу.
И в генеральном сражении к главной цели могут быть примешаны цели побочные; и оно может принять разнообразные оттенки в зависимости от обстоятельств, которые его вызвали, ибо и генеральное сражение связывается с более крупным целым, частью которого оно является. Но так как существо войны есть бой, а генеральное сражение есть бой главных сил, то на него следует смотреть как на действительный центр тяжести войны. В общем, отличительной чертой этого сражения является то, что оно, более чем всякий другой бой, происходит само по себе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
