Аманда открыла было рот, чтобы возразить, но Нинчич остановила ее решительным жестом и продолжила:
— Ты ведь не можешь отрицать, что мы многим обязаны Саскахокусу и наверняка уже голодали бы не одну неделю, если бы не он.
Прямой, честный взгляд Нинчич заставил Аманду неохотно, но согласно кивнуть.
— Зима твоей скорби по мужу скоро кончится, Аманда, и когда придет солнце, чтобы растопить снег и дать начало новой жизни на земле, наступит время и тебе расстаться со своей печалью и начать жизнь заново. Ты совсем молодая, у тебя впереди еще много лет. А твоему сыну потребуется не только мать, но и отец, чтобы вырасти настоящим мужчиной.
— Но ведь у тебя, Нинчич, не было второго мужа! — напомнила Аманда.
— Я уже успела состариться, когда не стало моего мужа, и у меня был взрослый сын, который мог позаботиться о нас с девочками. А ты еще молодая. И сын твой совсем мал. Тебе придется побороть свою печаль. Саскахокус терпелив, но и его терпение когда-то истощится. Однако если ты считаешь, что он тратит время впустую, то следует проявить доброту и самой сказать ему об этом, потому что с каждым днем он привязывается к тебе вес сильнее — и тем больше будет для него горечь потери.
Нинчич помолчала и добавила, словно предугадав нетерпение Аманды именно так и сделать и положить конец ухаживаниям молодого воина:
— Если ты сделаешь это, то должна будешь смириться с тем, что рано или поздно придется принять ухаживания кого-то другого. Дочка, я очень сильно тебя люблю, но я всего лишь одинокая старуха и не смогу содержать тебя всю жизнь, пока подрастает твой сын. Поверь, только благодаря Саскахокусу в эту зиму нам были неведомы муки голода.
Столь откровенные речи Нинчич ошеломили Аманду, и старая индианка, видя замешательство названой дочери, попыталась ее утешить:
— Саскахокус — хороший, добрый юноша. Он очень любит тебя и с радостью примет твоего сына как своего. Ты хорошо сделаешь, если ответишь на его любовь.
— Но ведь его уже любит Мамалнунчетто, — слабо попыталась возражать Аманда, однако Нинчич разъяснила:
— В глазах Саскахокуса Мамалнунчетто всего лишь легкая искорка. Ее невозможно заметить в жарком пламени любви, с которой он смотрит на тебя. И поскольку Саскахокусу нужна только ты, ее чувства уже не имеют значения. Да, ты имеешь право отвергнуть его, но не можешь навсегда остаться без мужа, если хочешь растить сына в нашей деревне.
Суровая речь Нинчич повергла Аманду в панику.
— Я не могу, я не хочу другого мужа! Мне никто не нужен! — покраснев от волнения, выпалила она.
— Ты можешь не торопиться с решением, Аманда. Саскахокус пока не настаивает на немедленном ответе. Но и тянуть слишком тоже не стоит, — тихо добавила старая женщина, — потому что в конце концов ты кого-то примешь — будет ли это Саскахокус или кто-то другой.
Ее последние слова снова и снова звучали в ушах Аманды на протяжении всего дня, пока в вигваме не улеглись спать, и в тишине страшная фраза загремела в мозгу с утроенной силой: «Саскахокус или кто-то другой!»
На что истерзанный, измученный рассудок твердо откликнулся: «Нет! Не будет ни Саскахокуса, ни кого-то другого!» Так ею было принято решение покинуть деревню.
Адам смотрел в доверчиво обращенные на него карие глаза и мучился от вины. На протяжении четырех месяцев, что прошли после их разлуки с Амандой, это чувство постоянно не давало ему покоя, однако до сих пор он более-менее успешно с ним справлялся. Адам снова заглянул в наивное лицо совсем молоденькой девушки.
«Да что же такое со мной творится?» — сердито думал он. Это было просто отвратительно — пользоваться вот так ее искренним восхищением и преданностью. Бравому разведчику ничего не стоило провести успешную кампанию по завоеванию сердца юной особы — одной из многих в той череде лиц, что должна была помочь ему выбросить из головы Аманду, Собственно говоря, он и сам сперва не понимал, что привлекло его в этой бесцветной девице, хотя это было так ясно — стоило лишь присмотреться к ней повнимательнее. Ее молодость, ее невинность вкупе с миниатюрной легкой фигуркой легко напомнили ему другую, и именно эта схожесть с Амандой вырвала его из рук последней пассии. И все же это не была сама Аманда — и простодушная доверчивость в ее глазах оказалась той горькой пилюлей, проглотить которую Адаму не позволяла совесть.
Чувствуя, что становится отвратителен самому себе, Адам нежно обнял ее и затих, дожидаясь, пока хоть немного улягутся его смятенные мысли. Наконец он прошептал:
— Тебе пора домой.
Вот так и получилось, что в эту ночь, впервые оставшись в постели один, Адам лежал и подводил итоги последних четырех месяцев своей жизни. Он честно попытался припомнить лица всех женщин, что делила с ним ложе за это время. Одни были его старыми приятельницами, с другими он познакомился недавно. Зачем? Чтобы заполнить сосущую пустоту в душе. Он ласково улыбался каждой из них, обхаживал, засыпал похвалами, но за все четыре месяца так и не смог хотя бы на миг забыть о своей потере. Если уж на то пошло, все эти похождения еще «больше убедили Адама в том, что ему никто не нужен, кроме синеокой избранницы его сердца.
Как всегда, ее образ вызвал у Адама такую тоску, что он на миг зажмурился от боли и прошептал:
— Аманда, любимая, мне нет жизни без тебя!
Адам то и дело погонял лошадь, заставляя ее двигаться быстрее. А ведь он совсем не спешил несколько месяцев назад, проезжая по той же тропе в обратную сторону. Как всегда, стоило принять решение вернуться в деревню абнаки — и Карстерсу уже не терпелось поскорее оказаться на месте. Упрямо выбрасывая из головы рассуждения о том, что четыре месяца — немалый срок и неизвестно, как за это время изменилось положение Аманды в индейской деревне, Адам взял с собой вторую лошадь, нагрузил ее провизией (чтобы иметь повод для этой поездки) и поспешил отправиться в путь. Теперь он без конца проклинал себя за покорность, с которой бросил Аманду в столь плачевном состоянии.
Ему, конечно же, не следовало слушать ее. Разве можно было полагаться на ее рассудительность после всего, что пришлось пережить? Роберт унизил бедняжку настолько, что она готова была провалиться сквозь землю от стыда и не думала ни о чем, кроме возможности укрыться от всего света. Вот только вряд ли такой неповторимой женщине, как она, удастся спрятаться надолго.
И Адам припомнил лицо молодого абнаки, на которого обратил внимание в деревне. «Господи, — взмолился он про себя, — не дай мне опоздать вновь!»
Аманда старательно чинила старое одеяло, а ее сын крепко спал рядом. В эти минуты тишины и покоя она хотела посидеть одна и не спеша все обдумать, попытаться разобраться в своих чувствах и, может быть, обрести наконец уверенность в себе, покинувшую ее в последние недели. Долгими зимними ночами она пыталась определить свое будущее. Через месяц первая колонна индейских воинов должна была отправиться в поход — и она уйдет с ними. Решение принято всем семейством, хотя и с неохотой и без радости. Саскахокус молча выслушал ее отказ, однако все еще продолжал приносить Нинчич часть своей добычи, и блеск в его глазах, обращенных на Аманду, слишком ясно говорил о том, что надежда по-прежнему живет в сердце молодого воина. В эти минуты, сидя в одиночестве в вигваме и разглядывая лицо спящего сына, Аманда не в силах была справиться с сомнениями и тревогой. Ей не удалось укрыться от людей и посвятить остаток Жизни исключительно своему сыну, на что она надеялась, возвращаясь к абнаки. И теперь ей ничего не оставалось, как попытаться вернуться в прежнюю жизнь — вот только неизвестно, удастся это сделать или нет. Пока она была уверена лишь в одном — отряд абнаки поможет им с сыном дойти до форта Карильон. А там ей самой придется искать способ вернуться в форт Эдуард. Как это случалось часто, в минуты слабости и сомнений перед глазами всплыл знакомый образ светловолосого великана, и Аманда разозлилась на себя за упорные воспоминания об Адаме и встряхнула головой, чтобы избавиться от ненужных мыслей. Она сама отослала его прочь. Она приняла правильное решение. Он заслужил такую женщину, которую мог бы считать только своей и которую не преследуют призраки убитой любви. Он заслужил чистую, невинную женщину, а не изнасилованную, обесчещенную жертву чужой похоти. Да-да, она поступила совершенно правильно.
