Мы бодрствовали по очереди.
Около полуночи я услышал шум, доносившийся из хижины, стоявшей позади нашего дома, потом заглушённый крик, от которого у меня застыла кровь.
Через час на рыночной площади был зажжен огонь и вокруг него видны были двигающиеся фигуры. Больше ничего нельзя было рассмотреть.
На следующее утро в хижине остался всего один белый кенда, который почти обезумел от страха. Бедняга умолял нас взять его в наш дом, так как он боялся остаться один с «черными демонами».
Мы попробовали было исполнить его просьбу, но появившаяся откуда-то вооруженная стража воспрепятствовала нам сделать это.
Этот день был точной копией предыдущего.
Тот же осмотр жрецами мертвого и перемена у него запаса пищи, тот же холод и покрытое тучами небо, те же толки о перемене погоды на рыночной площади.
Ночь мы снова провели на крыше, но на этот раз не смыкали глаз.
Над городом как будто нависло грядущее несчастье.
Казалось, что небо опускается на землю. Луна была скрыта тучами. На горизонте то с одной, то с другой стороны вспыхивали яркие зарницы. Не было ни малейшего ветра.
Казалось, что приближался конец мира, по крайней мере что касалось нашей области. Никогда в жизни я не переживал таких ужасов, как в эту достопамятную ночь. Если бы мне сказали, что с наступлением утра я буду казнен, думаю, я перенес бы это с более легким сердцем. Но хуже всего было то, что я ничего не знал. Я был похож на человека, которому приказывали идти с завязанными глазами в пропасть; он не мог знать, где кончается это путешествие, где та пропасть, которая поглотит его, но он на каждом шагу переживал муки смерти, готовой поглотить его.
Около полуночи мы услышали шум борьбы и заглушённый крик в хижине позади нашего дома.
— Его увели, — прошептал я Маруту, вытирая холодный пот, выступивший на моем лбу.
— Да, — ответил Марут, — скоро настанет и наш черед.
Мне очень хотелось видеть его лицо, чтобы знать, улыбается ли он при этих словах.
Через час на рыночной площади, как и накануне, появился огонь, вокруг которого двигались смутные фигуры.
К счастью, мы находились слишком далеко от площади, чтобы сквозь ночной мрак рассмотреть, что происходит там.
Вдруг поднялся сильный ветер, какой обыкновенно предшествует в южных частях Африки буре с грозой. Он дул около получаса, потом затих. Молнии со всех сторон прорезывали небо, и при свете их мы видели почти все население города Симбы, толпившееся на площади и указывавшее на небо.
Через несколько минут загремел сильный гром, что-то тяжелое ударилось о крышу около меня. Потом я почувствовал сильный удар в плечо, едва не сваливший меня с ног.
— Скорей вниз! — воскликнул я. — Они бросают в нас камнями.
Через десять секунд мы были в своей комнате. Я зажег спичку, коробка которых была оставлена у меня вместе с табаком и трубкой, и увидел кровь, струившуюся по лицу Марута.
Но то, что было принято нами за камни, оказалось кусками льда в несколько унций весом.
— Град! — сказал Марут со своей обычной улыбкой.
— Это какая-то адская буря, — сказал я, — ибо кто когда видел подобный град?
Спичка потухла. Дальше разговаривать было невозможно, так как из-за рева внезапно разразившейся бури с необыкновенным градом ничего не было слышно.
К шуму бури и ударам града примешивались вопли и стоны людей.
Я начал опасаться разрушения нашего дома, но он был прочно выстроен и стойко выдерживал бешеные натиски бури.
Я уверен, что будь он крыт черепицей или железом, он ни за что бы не выдержал ее. Громадные градины разбили бы вдребезги черепицу и пробили бы железо, как бумагу. Со мной был подобный случай в Натале, когда убило градом мою лучшую лошадь. Но все-таки тот град был похож на снежинки по сравнению с этим.
Град продолжался не более двадцати минут, из которых десять были наиболее яростными.
Потом все утихло, небо совершенно прояснилось и взошла полная луна. Мы снова вышли на крышу.
Она на несколько дюймов была покрыта осколками льда, все кругом, насколько мог охватить глаз, было скрыто под пеленой глубокого снега.
Вскоре наступила нормальная температура, и снег с градом начал быстро таять, образуя потоки бегущей воды.
Мы видели мечущихся лошадей, вырвавшихся из своих разрушенных бурей конюшен, находившихся в конце рыночной площади. Повсюду валялись тела убитых и раненных необыкновенным градом и сорванными бурей крышами домов.
В момент начала бури на площади было около двух тысяч человек, собравшихся смотреть на жертвоприношение.
— Дитя мало, но сила его велика! — торжественно сказал Марут. — Взгляни, вот его первое проклятие!
Я посмотрел на него, но не стал спорить, так как он был глубоко убежден, что этот необыкновенный град и буря были посланы его Дитятей.
Я не понимал только, как он мог верить во все это. Потом я припомнил, что подобное наказание постигло древних египтян в период их расцвета за то, что они не дали «народу уйти»[341]. Конечно, эти черные кенда были хуже, чем египтяне; и конечно, они нас не отпустят. Поэтому я перестал удивляться фантазиям Марута.
Только на следующее утро мы смогли судить о размерах несчастья, выпавшего на долю черных кенда.
От их жатвы, обещавшей быть богатой, не осталось и следа.
Леса приняли настоящий зимний вид. На деревьях, протягивавших к небу свои оголенные ветки, не осталось ни одного листка. Огромное бедствие обрушилось на страну черных кенда.
