Спустя пару минут на пульт управления челнока поступил сигнал из входного шлюза на открытие створок. Мальков откачал воздух из шлюза и открыл створки. Оранжевый скафандр промелькнул в свете, вырывавшемся из шлюза, и пропал в темноте разбитого транспорта.
Емельянов торопился. Увидев, в каком состоянии находится транспорт, он понял, что время, отпущенное ожидавшим его людям, лишенным какой-либо защиты, крайне ограничено. В любой момент деформация корпуса могла привести к разрыву внутренних переборок и потери корабельными помещениями остатков воздуха. И тогда – конец! Поэтому трюм-мастер шел напролом, используя свой скафандр как таран. Вместо того чтобы перебираться через завалы, он включил сервопривод и буквально продавливал груды обломков, преграждавших ему путь. Кроме того, за ним оставался расчищенный путь, по которому он рассчитывал быстро вернуться назад.
Трюм-мастер хорошо знал дорогу и сумел добраться до медицинского отсека за каких-нибудь двадцать минут. Входя в операционную, он вызвал на связь челнок и предупредил Малькова, что скоро будет возвращаться назад. Люк барокамеры, выходящей в операционную, был открыт. Емельянов уложил оба контейнера в камеру, задраил люк и включил пневмонасосы. Спустя несколько минут давление в барокамере достигло нормы, однако противоположный люк оставался закрытым. Трюм-мастер переключил станцию связи скафандра на волну «Эха» и попробовал вызвать кого-то из пассажиров. Ответа не было. Тогда он вновь откачал воздух из барокамеры, вытащил из нее контейнеры и пробрался к противоположному люку. Внутри барокамеры не было пульта управления, и потому он не мог выйти в кабинет интенсивной терапии, однако ему удалось рассмотреть кабинет через смотровое окно люка.
Людей там не было!
Емельянов выбрался из барокамеры и, присев на один из контейнеров, задумался. Спустя минуту он встал, задраил люк и снова заполнил барокамеру воздухом, а затем дистанционно открыл противоположный люк. Давление в барокамере не упало, и это означало, что воздух в кабинете интенсивной терапии был. Но куда же делись люди?!
Он размышлял минут пять, но так ни до чего не додумавшись, вызвал челнок. Мальков ответил немедленно.
– Слава, – не слишком уверенно начал Емельянов, – тут что-то странное – вроде бы ничего не изменилось, но людей в кабинете интенсивной терапии нет. Может быть, мне попробовать поискать какой-то проход в ту часть корабля, что еще сохраняет воздух?.. Только вот не знаю, сколько времени мне придется здесь ползать.
– Анатолий Васильевич, – заговорил в ответ Мальков, и в его голосе сквозила тревога, – у меня тут тоже непонятка происходит! Эти обломки… ну, которые от астероида остались… они, кажется, что-то затевают…
– Что значит «что-то затевают»? – переспросил трюм-мастер.
– Да, понимаешь, не знаю даже, как сказать… В общем, около десятка из них опустились на обшивку и словно бы прилипли к ней, а еще штук пять рыщут вокруг корабля, подбирают обломки и стаскивают на корабль. Меня они пока не нашли, а может быть, просто не обращают внимания – я завис очень близко к обшивке, но вообще-то, мне кажется, лучше нам отсюда убраться!
– Но ребята, которые здесь оставались… – начал было Ельянов, однако Мальков его перебил:
– Если с ними что-то случилось, то ты им уже не поможешь, а если они сами ушли, то опять же сделали они это не без причины. Может быть, кто-то другой из команды до них добрался… Может, они сами что придумали. Я предлагаю тебе выбираться к нам, мы оторвемся от транспорта и будем наблюдать… Если понадобится, мы немедленно вернемся к кораблю!.. – И мгновение помолчав, стажер повторил дрогнувшим голосом: – Если понадобится…
Около минуты Емельянов не знал, на что решиться, но наконец поднялся на ноги и резко бросил:
– Хорошо, я возвращаюсь!
Чуть подумав, он прихватил с собой оба контейнера со скафандрами и отправился в обратный путь. Теперь дорога перед ним была относительно свободной, но далеко он не ушел, метрах в ста от медицинского отсека, прямо посреди расчищенного им прохода возвышалась неподвижная полусфера, опиравшаяся на шесть коротких толстых ног.
– Это что ж у нас тут такое?.. – пробормотал Емельянов, останавливаясь метрах в десяти от неожиданного препятствия и внимательно рассматривая небольшую полусферу, высвеченную лучом нашлемного фонаря. Яркий белый свет отражался от поблескивающих дымчатых кристаллов, вкрапленных в панцирь полусферы.
Трюм-мастер медленно, осторожно нагнулся и, не сводя взгляда с похожего на черепаху создания, поставил контейнеры со скафандрами на пол. Когда он выпрямился, в наушниках шлема что-то тонко, пронзительно запищало, а затем раздался сильно искаженный голос Малькова:
– Что там у вас, Анатолий Васильевич?..
– Тут такое странное… – неуверенно начал Емельянов, – …похоже на черепаху полметра высотой на шести ногах… – И вдруг он сообразил! – Слава, после атаки нашего транспорта на первой и третьей палубе появились какие-то живые существа! Я их видел на экране командирской панели, когда пришел в Главный центр управления. Командир тогда еще сказал, что Главный компьютер характеризует их как биологически активные объекты, хотя находились они на палубах, лишенных воздуха и обогрева. Кстати, командир сказал, что они перемещаются!
– Но… это же невозможно! – воскликнул стажер. – Органика не может существовать в открытом космосе!
– Значит, мы плохо знаем возможности органики! – сквозь зубы проговорил Емельянов. Ему все больше не нравилась совершенная неподвижность полусферы и собственное, ставшее вдруг безвыходным положение. Он лихорадочно обдумывал свои дальнейшие действия, но пока не находил достаточно эффективного пути.
И в этот момент сфера пришла в движение, с огромной скоростью она рванулась вперед. Трюм-мастер попытался отступить в сторону, но сделал это недостаточно быстро, да и места, чтобы пропустить сферу мимо себя, у него не было. Врезавшись в правую ногу Емельянова, «черепаха» тут же изменила направление движения, свернув влево. Трюм-мастер потерял равновесие и обрушился всей тяжестью на панцирь «черепахи», однако его левая нога оказалась прижатой к груде покореженного металла. Если бы не прочнейший материал скафандра, Емельянов наверняка получил бы не один перелом, но скафандр выдержал. Падая, трюм-мастер случайно попал крепко сжатым кулаком по одному из поблескивающих кристаллов, и он с неожиданным грохотом взорвался, обдав Емельянова дождем осколков. «Черепаха» вдруг мелко завибрировала под навалившимся на нее телом, а затем рванулась назад, сбросила с себя трюм-мастера и, отскочив метра на три, завертелась на месте.
Емельянов лежал на полу полуоглушенный, но совершенно невредимый, а в его наушниках звенел голос Малькова:
– Анатолий Васильевич! Что у вас происходит?
Трюм-мастер потряс головой и приподнялся. «Черепаха» снова неподвижно замерла, и во впадине на ее панцире, на месте разбитого кристалла, вспенивалась темная маслянистая жидкость.
– Она на меня напала!.. – прохрипел Емельянов и, не дожидаясь новых вопросов стажера, добавил: – Но, кажется, неудачно… Я ее покалечил!..
– Так что, она и в самом деле живая?
– Не знаю, – у Емельянова не было времени раздумывать об этом, да и вариантов было немного, – может быть, автомат… киборг…
Мальков, видимо, сообразил, что трюм-мастеру сейчас не до отвлеченных размышлений:
– Анатолий Васильевич, я могу как-то помочь вам?
– Вряд ли, Слава… – устало отозвался Емельянов. – Ты лучше позаботься о пассажирах, а я здесь попробую что-нибудь придумать.
Говоря это, трюм-мастер не отрывал глаз от раны на панцире «черепахи». Пена на поверхности темной жидкости исчезла, а сама эта поверхность слегка затвердела, замутнела и напоминала теперь пленку, которая образовывается на поверхности киселя. И вообще, похоже, это была совсем не жидкость! Во всяком случае, поверхностная пленка все больше и больше вспучивалась, словно давление странной жидкой субстанции под ней возрастало. Емельянов ожидал, что пленка вот-вот прорвется, однако этого не происходило. Вместо этого под эластичной пленкой вдруг проступили четкие жесткие ребра, обозначив грани, напоминающие грани дымчатого кристалла, разбитого кулаком трюм-мастера. Прошло еще несколько секунд и на месте раны в панцире «черепахи» снова замерцал кристалл лишь немногим светлее всех прочих.
