Внутри хорошо освещенного, но еще не вполне достроенного Дворца дожей звучала музыка, огромная веселящаяся толпа перетекала из зала в зал, всем хотелось отведать заморских вин, перепробовать диковинные закуски и насладиться пением специально сюда приглашенных датских и испанских певцов. Сам Агостино Барбариго бродил среди гостей, золотые пуговицы его живописного одеяния были расстегнуты, открывая взорам простую рубашку черного полотна. Помимо наряда дож выделялся из публики огромными живыми глазами, густой бородой и беретом невероятных размеров.
В одном из салонов со стенами цвета морской волны он увидел Франческо Ракоци, беседующего с Улиссо Вивиано, и остановился послушать их разговор.
— Если открытый в Атлантике Новый Свет и впрямь не является частью известной всем Индии, мы, венецианцы, должны устремиться туда, — быстро говорил молодой человек. — Подумайте, граф. Я молод — и уже капитан. Мне самой судьбой назначено быть в числе первых. Жаль оставлять эту землю на откуп Испании. Для начала будет достаточно всего трех судов. Я знаю людей, которым можно полностью доверять. Они завзятые моряки и жаждут отправиться в поиск. У вас два корабля, я добуду еще одно судно. Две трети прибыли ваши, вы их получите, практически ничем не рискуя.
— В самом деле? — Лицо Ракоци изображало вежливое внимание. Молодой Вивиано подступался к нему в третий раз и успел надоесть.
— Конечно. Подумайте, граф. Драгоценности. Золото. Пряности. Два-три рейса, и мы сделаем состояние.
— Да, если вас не захватят пираты, если суда не утонут и если аборигены встретят вас дружелюбно. — Ракоци покачал головой.
Барбариго решил вмешаться.
— Оставь его, Вивиано. Кого ты хочешь обогатить? Граф и так несметно богат, а потом — он тебя знает. Или ты позабыл, как пару лет назад потерял его судно? Что ты сделал с ним? Продал? Разбил о рифы? — Дож отвернулся от капитана и обратился к Ракоци: — На золото, подаренное вами школе Святейшего Иоанна, можно было бы снарядить полдюжины таких экспедиций. Этот вклад не сулит вам прибыли, но Венеция ценит его.
Лицо Вивиано разочарованно вытянулось. Дож взял Ракоци за руку и потянул за собой.
— Он честен, честолюбив, но деньги давать ему глупо. Впрочем, вы ведь и сами все знаете, тут не о чем говорить.
Они вошли в соседнюю комнату, еще не отделанную. Стены ее были покрыты фресками только наполовину.
— Как вам все это? Мне в общем нравится, но хотелось бы, чтобы остальное дописал Боттичелли.
— Так попросите его.
Тон Ракоци был равнодушен.
— Я просил. Но он отказался, — вздохнул дож. — Что с вами, Франческо? Сегодня вы не походите на себя.
Ракоци покачал головой.
— Просто мысли мои сейчас далеко. Сегодня первое января. Лоренцо, будь он еще жив, исполнилось бы сорок девять. Флоренция могла бы сейчас ликовать, но он умер, и она стонет, раздавленная железной пятой. Савонарола окреп настолько, что борется с Папой, с каждым днем он становится все сильней.
— Вы получили дурные известия? — спросил Барбариго.
Взгляд Ракоци потемнел.
— Нет, хотя иных я не жду. Почта что-то задерживается.
— Это бывает. Зима нынче суровая, да и разбойников всюду полно. В сентябре убили моих двух посыльных, купцы в панике, им не переправить товар. — Дож пожевал губами. — Послушайте, Ракоци, мне нужен совет. Вы ведь родом из Трансильвании?
— Да. Но не бывал там давно. — Он не стал уточнять насколько.
— Вы знали короля Матиаса? — бесцеремонно спросил дож, и Ракоци понял, что за этим вопросом последуют и другие.
— Не очень-то хорошо. Мы редко виделись с ним. Он был человеком умным и храбрым и часто ездил в Неаполь, поскольку того хотела его вторая жена. Рим и Флоренция относились к нему с уважением. А почему он вдруг вызвал ваш интерес?
— Матиас предлагал Венеции объединиться с Венгрией в борьбе против турок. Я склонялся к союзу, ибо выгоды казались мне очевидными. Но теперь Матиас умер, а Ласло,[54] его преемник, молчит. Я точно знаю, что мое послание дошло до него, но до сих пор не получил никакого ответа. И не пойму почему.
— А что вам от него нужно?
— Я пригласил его приехать в Венецию, чтобы мы могли без помех кое-что обсудить.
Ракоци усмехнулся.
— Король Добже? Что с ним обсуждать? Не сомневайтесь, он к вам приедет, но только если его австрийские хозяева разрешат. Добже — прозвище Ласло, и означает оно «соглашатель». Не забывайте об этом.
Барбариго покачал головой.
— Именно этого я и боялся. Хорошо, я попробую отправить второе письмо. Если ответа не будет, постараюсь договориться с Францией. Хотя у французов меньше причин нам помогать. — Он покосился на голую стену. — Доживу ли я до момента, когда тут все будет закончено? Надеюсь, что доживу.
Дож нахмурился и пошел к двери. Внезапно что-то его осенило, он повернулся и громко спросил:
— Вы не знакомы с донной Кассандрой Феделе?[55] Ее стихи просто прелестны. Так вот, на днях она получила письмо. Из Флоренции. — Дож бросил на Ракоци многозначительный взгляд. — Она здесь. Возможно, вам стоит ее разыскать.
— Благодарю вас, синьор. Я постараюсь найти эту донну.
Ракоци сомневался, что станет кого-то искать. О чем ему говорить с пожилой знаменитостью? К его удивлению, она сама отыскала его.
Кассандра Феделе была очень миниатюрна, но держалась с большим достоинством и при всей своей хрупкости обладала удивительно звучным голосом — музыкальным и чрезвычайно густым.
— Сан-Джермано? — спросила она, приближаясь. — Вы — граф Франческо Ракоци да Сан-Джермано, не так ли?
Известность и возраст позволяли ей вести себя независимо. Подойти первой к мужчине — неслыханная в венецианском обществе вольность, но такой знаменитости сходило с рук практически все.
— Весьма польщен, донна Кассандра, — сказал Ракоци, поклонившись. — Я уже много лет восхищаюсь вашим талантом. Полициано еще во Флоренции показывал мне ваши стихи.
— О, Аньоло. Мне очень его не хватает. — Поэтесса вздохнула, но ни тени печали не мелькнуло в ее живых и умных глазах. — Мы можем поговорить? — Прежде чем Ракоци успел что-либо ответить, она сделала новый выпад: — Никогда не думала, что черное может выглядеть так элегантно. Мы по сравнению с вами просто павлины, вы затмеваете всех.
Ракоци внутренне усмехнулся и нанес ответный удар.
— Нетрудно выглядеть элегантно, если в основе костюма черный узорчатый бархат, а его прорези отделаны серебром. Я всего лишь подстраиваюсь под свой талисман, — он прикоснулся к медали, изображающей солнечное затмение, — вот весь секрет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
