Я знала, что сын у Розы Мокеевны давно уехал в Канаду и не часто навещает ее, а она почемуто осталась здесь. Интересно, выбросила ли она его детские вещи? Или хранит на чердаке? Она хотела еще чтото сказать, но только махнула рукой и пошла дальше.
Не знаю, есть ли такая примета – встретить в день рождения пожилую одинокую женщину и заглянуть ей в глаза, – но у меня теперь точно будет.
Придя домой, я положила панамку, вместе с юбкой и толстовкой, на самую верхнюю полку. Под вещи я запихнула пакет с документами. Даже не знаю, откуда у меня эта привычка – прятать документы. Может, с того дня, как однажды Хисейкин взял мой паспорт и диплом врача и не отдавал до тех пор, пока я не согласилась с условиями развода. А условия были очень простые: в суд подаю я, всю вину беру на себя, алименты официально не оформляю, ничего не делю, отдаю все, что ему пригодится для жизни. И главное – говорю родителям, и его, и моим, и всем знакомым, что развода попросила я, потому что его разлюбила и жить с ним больше не хочу. И клянусь Ийкиным здоровьем, что никому ничего другого не скажу.
Для Хисейкина его добрая слава, особенно в молодости, была очень важна, это привили ему родители, хорошие и порядочные люди. Он совершенно не выносил осуждения матери, маялся, пока она не прощала его, не мог даже предположить ситуации, чтобы друзья за спиной сказали о нем плохо или просто подумали. Не знаю, что бы было, если бы я категорически отказалась разводиться с ним. Возможно, мы бы еще промучились вместе несколько лет. Я только с годами поняла, что для Вадика Хисейкина его реноме, собственный образ в глазах окружающих является частью той реальности, в которой он существует. Такой своеобразный кодекс чести.
Когдато, начиная заниматься лицевой хирургией, Вадик несомненно мечтал о блестящей карьере пластического хирурга. И как же трудно ему приходится, когда в его клинике снова и снова проводятся неудачные операции. Сколько усилий тратится, чтобы заглушить скандал, уладить все миром с пострадавшим пациентом. По мне, так ему нужно было бы просто поменять вид деятельности, выбрать чтото, где ошибки были бы не столь очевидны. Но, вероятно, в сорок с лишним лет это уже не просто сделать.
Сейчас, убирая документы, я обратила внимание, что свой не так давно полученный паспорт Ийка не взяла. Забыта, не привыкла еще, а папа не подсказал. Конечно, все можно купить и подделать… Но все же есть надежда, что просто так ее никуда не вывезут и не устроят работать в какоенибудь модельнопорнографическое агентство. Моя маленькая девочка так нервничала, собираясь в новую жизнь, что купальник и фотоаппарат взяла, уходя из дома в марте, а паспорт – нет. Или она просто еще не знает, что для решения некоторых взрослых вопросов паспорт не заменят даже папины деньги…
На следующую полку я убрала коекакие свои вещи, которые не собиралась летом носить. И еще остались четыре огромные полки и отделение для висячей одежды, с зеркалом и медным замочком. Если Ийка вернется… Нет. Когда Ийка вернется, она сможет положить в него все свои вещи. И будет утром смотреться в огромное зеркало, выбирая, что надеть. В это зеркало смотрели несколько поколений наших с ней бабушек и прабабушек – радуясь своей юности и красоте, собираясь на свидания, с грустью наблюдая, как уходит молодость и в глазах появляется нечто, не позволяющее даже в сумерках ошибиться: эта девушка уже раз тридцать, не меньше, радовалась, что вот и закончилась долгая, беспросветная зима и можно, наконец, убрать в шкаф пальто, подбитое кроличьим мехом, и достать легкие струящиеся платья, с оборками, воланами, шелковистым кружевом, шляпки с тонкими тугими резинками и плотными букетиками матерчатых цветов.
Чтото они да значат, я уверена, – отражения всех наших давно ушедших бабушек и прабабушек в зеркале моего старого шкафа…
Я смотреласмотрела в зеркало и услышала звонок в дверь. А я думала – обойдется без сюрпризов. Ктото решил прийти без предупреждения. Надо же! Замок почемуто долго не открывался, и я явственно услышала несколько голосов за дверью. Так, это уже интереснее… Я наконец с трудом открыла заклинивший замок, и дверь распахнулась сама, как будто ктото сильно нажимал на нее с той стороны. Я елееле успела отойти в сторону. Восемь или даже десять человек ввалились в квартиру, оживленно смеясь, нагруженные букетами, пакетами, коробками с подарками. Нет, это не может быть все мне…
– Сашка! – крикнул ктото из середины веселой толпы.
Я не увидела кто, да и не стала рассматривать. Я смотрела совсем в другую сторону. Чуть отдельно от всех стояла Ийка, както неожиданно повзрослевшая, в незнакомом мне синем коротком пальто, в белых колготках с красивым ажурным рисунком на худеньких ножках. Стояла, засунув руки в карманы, и смотрела на меня. А я не знала, что ей сказать. Я боялась, что она сейчас при всех попросит: «Мам, дай мне, пожалуйста, паспорт» – и уйдет.
Ктото продолжал громко говорить, обращаясь ко мне. А я, уже рассмотрев всех гостей, отметила про себя – Ирка, свинюшка такая, тоже явилась. И хорошо, я ей ничего не скажу, я даже рада, что она пришла. Сонька пришла с двумя мужьями, третьего, казаха, не захватила – деньги, наверно, зарабатывает. Настька привела заболевающих детей и скромно отсадила их в сторонку.
Я посмотрела, как ужасно выглядит младший, и укоризненно покачала головой. Настька, похоже, все поняла и, послав мне воздушный поцелуй, тут же встала и ушла, показав на блестящую синюю коробку – свой подарок. Ксюша вся заплаканная… Видимо, поросеночка опять какогото перекормила, насвинячил и, не хрюкнув на прощание, ускакал на жирных ножках. Алиса с мужем, прекрасно выглядит и, как обычно, смотрит на меня чуть с сожалением. Ладно, ей можно. Она младше и благополучнее. Пусть лишний раз ощутит свое благополучие, сравнивая свою гладкую жизнь с моей.
Все пришли, все. Кроме… Гости уже вовсю расположились, шумно открывали бутылки, ктото стал раскладывать продукты, мыть фрукты – я слышала, как полилась вода на кухне и зазвенели бокалы. Да, я бокалы не протирала лет… не важно – много лет. Но и гостей столько у меня не было тоже лет… не знаю, сколько. Со свадьбы, наверно…
Улыбаясь всем, я прошла по комнате, заваленной букетами цветов и подарками в разноцветных пакетах, к окну. Надо задернуть шторы и зажечь свет. У меня же чистые и очень красивые шторы. Пусть все мои друзья увидят, что я и хозяйка хорошая, а не только лучший педиатр района – мне ведь дали грамоту, только я ее потеряла… Засунула кудато и похвастаться теперь даже не могу… А то можно было бы очень изящно закрыть этой грамотой дырку на обоях – от старого гвоздя, на котором у нас всегда висела большая тряпичная кукла с розовыми волосами, а сейчас кудато подевалась… Ужасно некрасивая дырка… Прямо как чейто страшный глаз… Смотрит, не мигая, из какогото другого мира, который совсем рядом и неощутим… Я с трудом отвела от него глаза и увидела вдруг – какие же пустые у меня стены! Пустые, бедные, обветшалые… Надо бы Ийкины рисунки достать и повесить. Я даже сказала это вслух, и ктото за моей спиной тут же подтвердил: «Надо, Саша, конечно! Ведь раньше висели на всех стенках…» «Раньше висели, это правда… Потом мы сняли их, – стала объяснять я комуто, кого попрежнему не видела, но очень хотела, чтобы меня этот человек правильно понял. Ведь это так важно, чтобы правильно поняли, почему у тебя все так, а не иначе в жизни! – … сняли, чтобы для всех подобрать рамки, да так и не подобрали… Понимаете?» Тот, кто со мной говорил, ничего мне не ответил, а я, чувствуя, что поворачиваться не надо, подошла поближе к стене. Не такая уж она и пустая. Вот, висят же несколько «мам»: «Мама с ромашками», «Мама с тюльпанами» и «Мамакрасавица» – трогательный рисуночек на клетчатом листке, ресницы длиннее, чем волосы, платье старательно разрисовано цветами, лицами и солнышками (обычная манера моей дочки рисовать одежду)… Какой листочек жалкий стал, загнулся по краям… Я увидела, что Ийка тоже смотрит на свой рисунок, и мне стало так стыдно, что я никак не приведу в порядок ее рисунки!.. «Закрой окно, мама», – попросила Ийка. Я была очень рада, что она попросила меня именно об этом. Это ведь такой домашний знак. Ийка всегда задергивала шторы, когда располагалась вечером почитать, посидеть со мной рядышком на диване…
