Энефа — одна из Троих, прежняя богиня земли, создательница младших богов и смертных людей, Хозяйка Сумерек и Рассвета. Погибла.
Эо — младшая богиня, обитающая в Тени. Ее называют Милосердной.
Эра Блистательного — эпоха единоличного правления Итемпаса, наступившая по завершении Войны богов. Нарицательное обозначение законности, правопорядка — в общем, всего «доброго и разумного».
Приложение 2
ИСТОРИЧЕСКАЯ ЗАПИСЬ;
ТРУДЫ ПЕРВЫХ ПИСЦОВ, ТОМ 96;
ИЗ СОБРАНИЯ ТЕВРИЛА АРАМЕРИ
(Беседа, проведенная и первоначально записанная первым писцом Йи'ли Денай-Арамери, в Небе, в год 1512 эры Блистательного, да осияет он нас на веки вечные. Записано в постоянном шарике для сообщений. Последующая перепись произведена библиотекарем Шетой Арамери, в год 2250 эры Блистательного. ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ: содержит еретические отсылки, помеченные «ЕО». Используется с разрешения Литарии)
ПЕРВЫЙ ПИСЕЦ ЙИ'ЛИ АРАМЕРИ: Вам удобно?
НЕМЮ САРФИТ ЭНУЛАЙ:[4] А что, должно быть?
ЙА: Конечно, вы ведь гость Арамери, энулай Сарфит.
НС: Это точно! (Смеется.) Полагаю, мне следует наслаждаться, пока это возможно. Сомнительно, чтобы в будущем вас часто посещали гости маро…
ЙА: Вижу, вы решили не пользоваться новым названием — «мароне»?
НС: На самом деле в древнем языке это не одно слово, а три: маро-н-не. Никто их правильно не выговаривает. Длинно и неудобно. Ну а я всю жизнь была маро и буду маро, пока не умру. В общем-то, недолго осталось.
ЙА: Чисто для записи — не соблаговолите ли назвать свой возраст?
НС: С благословения Отца, сейчас мне двести два года.
ЙА (смеется): Мне говорили, вы любите приписывать себе этот возраст.
НС: Вы полагаете, я лгу?
ЙА: Ну… госпожа… в смысле, энулай…
НС: Да называй ты меня как угодно. Только помни, мальчик, что энулай всегда говорит правду. Лгать слишком опасно. И я не стала бы кривить душой относительно таких обыденных вещей, как мой возраст… Так что записывай!
ЙА: Хорошо, госпожа. Уже записал.
НС: Вы, амнийцы, никогда не слушаете, что вам говорят. Во дни после Войны[5] мы предупреждали, что лучше бы вы почитали Темного Отца (ЕО). Он, может, и враг Блистательному Итемпасу, но вовсе не нам. Прежде Войны он любил нас даже больше, чем сама Энефа (ЕО). Как подумаю, что вы, верно, сотворили над ним, чтобы его сердце исполнилось подобной ярости…
ЙА: Прошу вас, госпожа… Мы не произносим… имени, которое вы назвали, то есть…
НС: Какое имя? Энефа? (Кричит.) Энефа, Энефа, Энефа!
ЙА (вздыхает).
НС: Только попробуй вот так закатить глаза еще раз!
ЙА: Простите за непочтительность, госпожа. Я просто… Абсолютное верховенство Итемпаса — основополагающий принцип нашего мироустройства…
НС: Я не меньше твоего люблю Повелителя Света. Он ведь именно наш народ взял за образец для своего смертного облика (ЕО), и мы самыми первыми получили от него благословение знания (ЕО). Математика, астрономия, искусство письма… и так далее, — и все это было нам знакомо гораздо раньше, чем вам, сенмитам, о невежественных выродках с севера или пиратских шайках островитян я уж вовсе молчу. Так вот, невзирая на все, что он дал нам, мы всегда помнили, что он — один из Троих. Без своих родственников он — ничто! (ЕО)
ЙА: Госпожа!..
НС: Ну, доложи о моих высказываниях своему главе семьи, если больно охота. И что он со мной сделает? Убьет? Уничтожит мой народ? Мне терять особо нечего, мальчик. Только по этой причине я сюда и пришла.
ЙА: Потому, что правящей семьи маро больше нет?..[6]
НС: Нет, дурачок, причина в том, что больше нет самих маро. Ну да, если мы начнем изо всех сил плодиться, быть может, нас и наберется достаточно, чтобы сколько-то еще протянуть… Но такими, как были, нам не стать уже никогда. Вы, амнийцы, никогда не позволите нам набрать прежнюю силу.
ЙА: Э-э-э… Верно, госпожа. Но позвольте уточнить: особой обязанностью энулай было служение царствующей семье, не так ли? Давайте посмотрим: да, телохранители, сказители…
НС: Историки.
ЙА: Тоже верно, но большая часть этой истории… вот тут у меня список… речь идет о легендах и мифах…
НС: Они все были правдивы.
ЙА: Госпожа, я вас умоляю!
НС: С какой стати ты вообще меня сюда пригласил?
ЙА: Потому что я сам историк.
НС: Если так, то слушай уже наконец! Ибо это самое важное, что должен делать историк. Внимательно слушать своими собственными ушами, а не сквозь десять тысяч амнийских кривд, которые что угодно до неузнаваемости исказят…
ЙА: Но, госпожа, позвольте привести в пример одно из записанных энулайских сказаний… Я имею в виду сказание о Первой Богине.
НС: Да. Это про Йихо из клана Шот… Хотя их, полагаю, теперь тоже никого не осталось.
ЙА: В сказании говорится, как во время жестокого голода она три дня сидела возле реки, благодаря чему из океана по реке поднимались косяки рыбы — из соленых вод в пресные — и сами бросались в сети рыбаков.
НС: Да-да, все так и было. И с тех пор до наших дней рыбы той породы каждый год поднимаются против течения, чтобы метать икру. Она изменила их навсегда.
ЙА: Но ведь это… Это история из времен прежде Войны. То есть Йихо была богорожденной?
НС: Нет, конечно. В конце сказания она стареет и умирает, правильно?
ЙА: Да, но тогда…
НС: Хотя детей у богов было множество.
ЙА (после паузы): Боги мои! (Звук удара.) Ой!
НС: А нечего богохульствовать.
ЙА: Я в это не верю. (Вздыхает.) Вы правы, приношу извинения. Я забылся. Я просто… Вы вроде намекаете, что женщина из сказания была… полукровкой, дочерью богов…
НС: Все мы — дети богов. Однако Йихо была особенной.
ЙА (молчит).
НС (смеется): Это что же я вдруг вижу в твоих бледных глазах, мальчик? Неужели слушать начал?..
ЙА: Вообще-то, я вспоминаю. Во многих сказаниях маро, которые есть у меня в записи, на переднем плане — энулай…
НС: Да. Продолжай.
ЙА: У каждого члена правящей семьи были энулай. Энулай обучали их, давали советы, защищали от опасности…
НС (смеется): Ближе к делу, мальчик. Я ведь, знаешь, не молодею.
ЙА: Защищали, нередко используя странные способности, которые Литария считает маловероятными или вообще невозможными…
НС: Это потому, что вы, писцы, сами свою магию не творите. Вы лишь заимствуете ее, пользуясь божественным языком. Но если бы вы сами произносили волшебство да еще и оставались живы при этом… или, еще лучше, одним усилием воли вызывали бытие вещей — вы могли бы делать все то же, что делают боги. И даже больше.
ЙА: Энулай Сарфит, лучше бы вы мне этого не говорили.
НС (смеется).
ЙА: Вы знаете, что я должен сделать.
НС (снова смеется): Ах, мальчик, да какая мне разница? Я — последняя из потомков энулай, дочь Энефы, последний ребенок смертных богов, решивших проживать свои краткие жизни, пребывая среди человечества. Все короли и королевы маро теперь мертвы. Все мои дети и внуки тоже мертвы. Все мы, в чьих жилах течет кровь Небесной Матери… мы мертвы, как и она. Зачем мне теперь прятаться?
ЙА (подзывает слугу и посылает за стражей).
НС (тихо, пока он говорит): Демонов больше нет. Никого. Больше искать незачем — все равно никого не осталось…[7]
ЙА: Мне очень жаль. (Неразборчиво.)
НС: Не жалей. (Неразборчиво.) Истребил последних из племени демонов. Дальнейшие поиски бесполезны.
ЙА: Дальнейшие поиски бесполезны.
НС: В мире больше нет демонов. Ни единого, нигде.
ЙА: Ни единого. (Неразборчиво; потом входят стражники.) Прощайте, энулай. Жаль, что пришлось все завершить именно так.
НС (смеется): А мне — не жаль. До свидания, мальчик.
(Беседа окончена.)[8]
Благодарности
Я уже выразила признательность всем и каждому за теплый прием, оказанный «Ста Тысячам Королевств», и сейчас пользуюсь случаем сказать еще несколько слов благодарности.
За то, что эта книга в эстетическом отношении получилась лучше своей предшественницы, спасибо моему отцу, художнику Ною Джемисину. Спасибо ему также за мое знакомство с терминами по восковой живописи, акварели и скульптуре. До последнего времени я даже не осознавала, сколь многому научилась у него, — и это притом, что нарисовать от руки прямую линию для меня та еще проблема. (Нет, папа, отпечатки пальцев в пятилетнем возрасте не считаются.)
За город Тень я в неоплатном долгу перед городским фэнтези — как тем, которое пишет Мьевиль, так и тем, в котором «мятежные клевые телки с оружием» (это цитата из противника данного направления, хотя я фанатка обоих). Но более всего я обязана своей жизни, прожитой в городах. Ремесленный ряд — это нью-йоркский фермерский рынок на Юнион-сквер, с толикой, пожалуй, новоорлеанского рынка, что на Джексон-сквер.
