Сердце билось как бешеное, ритм его ударов был похож на движения неистово раскачивающегося маятника. Что делать? Как быть? Убежать, укрыться в темноте? Или… Кто бежал следом за ним, кого могли сразить стрелой?!
Анри остановился, потом повернул назад. На потрескавшейся, горячей, дышащей зноем земле, скорчившись, лежал Аравинда и еле слышно стонал. Анри наклонился и увидел искаженное от боли лицо и закатившиеся глаза.
– Я решил пойти с тобой, – из последних сил прошептал юноша.
– Не разговаривай! Молчи!
Анри осторожно повернул скованное судорогой тело и уви дел торчавшую из спины стрелу. В тот же миг его окружили люди; они говорили на непонятном языке, а Анри яростно кричал по-французски и на хинди:
– Не убивайте! Позвольте вернуться в крепость! Этот человек ранен, его нужно спасти!
Странно, но его вид и слова возымели действие. Анри поднял Аравинду на руки и понес, умоляя всех известных и неизвестных богов пощадить жизнь юноши.
Войдя в крепость, он вел себя подобно безумцу; уверял, что не произнесет ни слова в свое оправдание, пока к Аравинде не позовут врача. В результате раджа прислал лекаря, и тот, осмотрев раненого, сказал, что, хотя стрела задела легкое, надежда на выздоровление есть. Стрелу извлекли, рану забинтовали; Аравинду напоили опием и уложили в постель. Анри всю ночь просидел рядом, а наутро к нему пришел Викрам.
Выражение его лица было мрачным и суровым. Он не стал садиться и с ходу произнес:
– Никто не ожидал от вас такого, Анри!
Анри медленно поднял взгляд, хранивший след недавней ярости.
– А что вы ожидали? – произнес он холодно и резко, без налета прежней вежливости. – Что я буду жить, наслаждаясь беззаботным существованием и роскошью, которые кто-то принимает за свободу и счастье? Задумывались ли вы над тем, каково мне было присутствовать на допросах пленных англичан? Прежде я жил в их лагере – за кого они могли принять меня теперь?! За пределами крепости осталась моя жена, которая, возможно, считает меня погибшим, ютится неизвестно где и голодает! Так чего стоит ваша свобода?
– Я никогда не называл это свободой. Я говорил, что такова необходимость.
– Это ваша точка зрения, – отрезал Анри.
– Вам повезло, что вы остались живы, – заметил Викрам. – Кто рассказал вам о проходе? Ваш слуга?
– Он здесь ни при чем.
– Тогда откуда такие сведения?
– Об этом вы никогда не узнаете. Когда-то я проявил слабость под пытками, но больше этого не будет.
Викрам пожал плечами.
– Мальчишка побежал за вами. Значит, он знал, куда и каким путем вы идете!
– Я ему рассказал. Звал за собой. Сначала он отказался, а потом передумал.
– Чем вы его приманили? Деньгами?
– Я как раз пытался ему объяснить, что деньги, сытость, безделье и видимая беспечность существования – это не главное.
Викрам усмехнулся. В его лице что-то неуловимо дрогнуло, и отрешенность во взгляде исчезла.
– Полагаете, он стал счастливее? Вам ничего не изменить: шудра способен изведать лишь судьбу шудры. Истинное человеческое счастье заключается в том, чтобы существовать среди себе подобных и не мечтать о большем.
– Вы в самом деле так думаете? Люди придумывают границы и живут в их пределах всю жизнь, даже не задумываясь, правильно ли это. А еще надеются на благие перемены в последующих перерождениях! – с горькой иронией воскликнул Анри.
Викрам смотрел серьезно и строго.
– Именно поэтому границ нарушать нельзя.
– А освободиться можно?
– Да. Каждый сам выбирает свою дорогу к богу. Если она окажется истинной, круг перерождений будет разорван. Душа человека навсегда останется в высшем мире и больше не возвратится на землю.
– Истинной – это значит безгрешной?
– По-вашему, да.
– Это невозможно. Или вы думаете иначе?
– Не знаю, – ответил Викрам. – Моя жизнь не была безупречной.
Анри внимательно посмотрел на него.
– Аравинда говорил, это вы его спасли.
Викрам усмехнулся.
– Помните, вы сказали, что ваша мать велела вам относиться к каждому просящему так, словно это бог? Когда я увидел огромные глаза этого мальчика, его грациозно сложенные руки, в голову пришла мысль: что, если это юный Натараджа, прекрас ный бог, которого хотят изувечить? Я многое пережил и познал, но все еще умею ценить и чувствовать настоящую красоту. Я выкупил мальчика и посоветовал обучить его танцам. Теперь отдал его вам, потому что он неопытен в жизни и наивен, как ребенок, а вы, надеюсь, сумеете вылепить из него что-то достойное.
Сумеете закалить его душу.
– Вы совершили благородный поступок.
Викрам отмахнулся.
– Хватит об этом! Лучше поговорим о вашей судьбе. Раджа велел следить за каждым вашим шагом. Отныне вы не можете беспрепятственно бродить по крепости. За любым нарушением последует смерть. Вы узнали слишком многое и чересчур много себе позволили. Теперь вы просто пленник, Анри. К счастью, пока еще нужный пленник. Прошу вас, не повторяйте прежних ошибок.
– Если я предприму еще одну попытку, то нескоро, – ответил Анри, глядя на спящего Аравинду.
– Лучше не пытайтесь.
Едва Аравинда очнулся, как сразу прошептал:
– Прости! Из-за меня ты снова оказался здесь!
– Это не важно, – ответил Анри, – важно, что ты остался жив.
Его душу жгла глухая злоба – не на несчастного Аравинду, а на свою беспомощность. Сколько еще ему придется пробыть в крепости и что произойдет за это время? Сердце Анри болезненно трепетало от тревоги за судьбу Тулси. Где она, как она, что с ней?!
Глава II
1754 год, Баласор, Индия
Франсуа Друо удалось получить желанное назначение, и путешествие через полстраны показалось Урсуле с Луизой настоящим кошмаром. Дикая, неукрощенная индийская природа не знала удержу: если палило солнце, то оно сжигало все вокруг, а если шли дожди, то дороги превращались в жидкое месиво. Колеса пово зок увязали в глине, из-под них били фонтаны грязи. Бешено льющаяся с небес вода настигала повсюду: не помогали ни занавески, ни полости, ни зонты. После ливня земля курилась облаками пара, мокрые заросли искрились, будто усыпанные алмазами.
Путники переправлялись через реки, напоминающие гигантских золотых змей, проезжали под бесконечными аркадами густолистых лиан. Цветы и насекомые были чудовищно огромны, птицы поражали ярким оперением.
Урсуле и Луизе чудилось, будто они угодили в некое подобие сверкающего ада. Обе носили нижние юбки, сорочки и корсеты и задыхались от жары. Вода была невкусной, нечистой, пища казалась однообразной и скудной. Женщины пугались всего – насекомых, обезьян, буйволов, слонов, а особенно змей.
Проводники-индийцы были черны и грязны; они хитрили, притворяясь, будто не понимают, чего от них хотят; в их глазах сквозило скрытое презрение к белым людям. Иногда поперек дороги лежали огромные деревья, и путешествие задерживалось на несколько часов, потому что индийцы соглашались расчистить путь только за дополнительную плату.
Сначала путники прибыли в Мадрас, где состоялась встреча представителей французской компании Восточной Индии и британской Ост-Индской компании. Стороны благополучно поделили земли и сферы влияния; каждая пожелала выделить контролеров, которые должны были следить за действиями другой. Как ни стремился Франсуа Друо остаться в большом и богатом Мадрасе, его послали в другую английскую факторию, город Баласор.
Узнав о том, что предстоит еще один переезд, Урсула разрыдалась, закрыв руками обожженное солнцем лицо и призывая смерть. Она не разделяла настроений мужа, который все еще считал Индию богатейшей и благодатной страной.
Деревни, мимо которых им случалось проезжать, поражали своей нищетой, орудия труда были примитивны, народ казался темным и диким. Везде было одно и то же: скудные поля; полуголые, почти черные индийцы, которые брели за парой быков, тащивших соху; ряды глиняных лачуг; стелящийся слоями дым, что выходил из низких труб. И где обещанные золотые дворцы и груды сверкающих драгоценных камней?
Сознание Урсулы было восприимчиво к красоте вещей, укра шений, нарядов. Она не умела и не желала любоваться и восхищаться природой.
Дабы утешить женщин, Франсуа снял большой двухэтажный дом с зеленым садом и фонтаном. Привезенную из Парижа обстановку пришлось оставить в Пондишери, и женщины приобрели все самое лучшее, что можно было найти на местном рынке: диваны, стулья, столы, зеркала. Кое-что пришлось выписать из Мадраса.
Устроившись с относительным удобством, Урсула и Луиза облегченно вздохнули. Оставалась последняя проблема: слуги. Им довольно быстро удалось нанять садовника и сторожа, пожилого индийца. В кухарки взяли молодую топаску, хотя топасов в Баласоре было немного. А вот с горничной возникли проблемы. Белые служанки были наперечет, и, поскольку Баласор был английской факторией, они не желали идти в услужение к француженкам. Можно было попробовать нанять индианку, но как найти подходящую, то есть свободную, не совсем дикую, способную хотя бы что-то понять? Сторож предложил пустить слух на рынке, и женщины согласились.
