независимое решение, если военные действия не будут остановлены в течение нескольких последующих часов.
Мы готовы сделать это. Однако эти действия могут привести нас к столкновению, что завершится сокрушительной катастрофой.
Мы предлагаем, чтобы Вы потребовали от Израиля немедленного прекращения военных действий без всяких предварительных условий.
Мы предлагаем Вам предупредить Израиль, что, если это не будет принято во внимание, будут предприняты необходимые действия, включая военные.
Просим сообщить Вашу точку зрения. А. Косыгин»[429].
Предупреждение решили подкрепить, в Советском Союзе шли приготовления для нанесения — силами, правда, одного полка стратегической авиации — удара по важнейшим целям Израиля. Мир вновь, как и во времена Карибского кризиса, оказался на грани мировой войны.
Слово оставалось за официальным Вашингтоном.
Президент Л. Джонсон собрал свой ближайший круг в так называемом Ситуационном зале Белого дома. В первую очередь был зачитан перевод послания Косыгина, заданы вопросы переводчикам: нет ли каких-то разночтений и толкований в терминах.
Первое решение, принятое американским президентом, — передвинуть 6-й флот США с расстояния 100 миль на расстояние не более 50 миль к побережью Сирии.
Второе — объяснить израильской стороне необходимость приостановки наступления ее вооруженных сил в этом районе. Официальный Тель-Авив вынужден был согласиться с этим требованием Вашингтона.
Об этом было сообщено советской стороне.
А. Н. Косыгин немедленно связался с министром иностранных дел А. А. Громыко и потребовал проверить, насколько эта информация соответствует действительности.
Громыко в ту же минуту вызвал к телефону посла СССР в Сирии А. А. Барковского. Тот не подтвердил сообщение, сказав, что только что над посольством барражировали два израильских боевых самолета[430].
Правда, артиллерийской канонады слышно не было, и израильские танки не продвигались уже к сирийской столице. Так что советский посол явно преувеличивал напряженность.
Но Косыгин, не отходя от стола, набросал текст сообщения для американской стороны: «Израиль продолжает военные действия в Сирии. У нас есть постоянный и непрерываемый контакт с Дамаском. Израиль, с использованием всех видов наступательного оружия — авиации, артиллерии, танков, ведет наступление на Дамаск. Несомненно, Ваше посольство в Дамаске может подтвердить это. Военные действия интенсифицируются. Было бы крайне важно избежать дальнейшего кровопролития. Это дело не терпит отлагательства…»[431]
Разозленный Л. Джонсон, которого Косыгин, по сути дела, отчитал, «как мальчишку», вновь, уже в более резкой форме, потребовал от руководства Израиля выполнить свои обязательства… Так или иначе, но войну удалось прекратить именно в тот день — 10 мая 1967 года.
Кстати, египетского министра обороны Шамса эд-Дина Бадрана, который стремился втянуть в конфликт с Израилем и СССР, после поражения египетской армии в Шестидневной войне обвинили в «заговоре с целью захвата власти», арестовали и осудили… к пожизненному лишению свободы[432].
…Обмен мнениями с американским президентом заставил Косыгина размышлять над главнейшими и сложнейшими геополитическими событиями… Частично свои раздумья, идеи, планы он изложил — очень аккуратно — 19 июня 1967 года во время выступления на Чрезвычайной сессии Генеральной Ассамблеи ООН, посвященной проблемам Ближнего Востока, а также 23 и 25 июля 1967 года на встречах с президентом США Линдоном Джонсоном в Гласборо (штат Нью-Джерси), где обсуждались не только ситуации на Ближнем Востоке и во Вьетнаме, но и пункты будущего договора о нераспространении ядерного оружия (заключен в 1968-м).
Постановление Совета министров СССР № 640 «Об утверждении Общего положения о министерствах СССР». 10 июля 1967. [ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 1. Д. 811. Л. 168]
Первая встреча длилась пять с половиной часов. На брифинге для журналистов Джонсон был откровенен:
— Мы не пришли к новому соглашению, этого нельзя достичь в результате одной беседы, но мне кажется, что мы достигли лучшего взаимопонимания.
Косыгин его поддержал:
— Действовать надо не спеша.
Вторая встреча продолжалась в два приема: четыре и три часа. Однако конкретных результатов вновь достичь не удалось. Но стало очевидным, что Советский Союз, Косыгин это подтвердил публично, не намерен оспаривать результаты Шестидневной войны и не пойдет на столкновение с Соединенными Штатами на Ближнем Востоке[433].
Примерно о том же Алексей Николаевич говорил в послании Линдону Джонсону от 19 ноября 1967 года: «Правительство Соединенных Штатов по-прежнему стоит за скорейшее политическое урегулирование на Ближнем Востоке, но не выдвигает никаких новых условий или новых толкований по альтернативным проектам резолюции… США и СССР во избежание потери времени должны предложить согласованный проект резолюции по политическому урегулированию на Ближнем Востоке для обсуждения его в Совете Безопасности ООН».
Далее следовали чисто идеологические штампы, которыми был «богат» и текст косыгинского выступления на сессии ООН:
— Советский Союз исходит далее из того, что Ближний Восток играет и будет играть большую роль в системе мирового хозяйства и в международной жизни. Агрессор получил награду за свои действия в виде территорий, которые ему не принадлежат, или любой другой форме. Израильские экстремисты, охваченные шовинистическим военным угаром и волной авантюризма… Недопущение и обуздание агрессии…
…Советское правительство исходит, прежде всего, из необходимости безотлагательного устранения последствий израильской агрессии против арабских стран и восстановления мира и прежде всего решения самого острого, коренного вопроса — вывода израильских войск с оккупированных ими территорий арабских государств… Не думаем, однако, что возобновление поставок американского оружия Израилю — стране, совершившей и продолжающей агрессию против арабских государств, будет способствовать пробуждению у израильских руководителей чувства реальности. Последними наглыми военными провокациями Израиль явно пытается осложнить путь к урегулированию, перечеркнуть работу, которая ведется в интересах выработки какой-то общей платформы. Советский Союз исходит и намерен исходить из того, что государства не могут жить по политическому календарю, который удобен для Израиля[434].
Предполагаем, что в большей степени эти идеологические «ремарки» — дань идеологии, времени и особенностям советской дипломатии… Вообще Алексей Николаевич был очень осторожен, тем более если речь шла о международной обстановке. И, что называется, правильно делал. В тех случаях, когда он все же не сдерживался, о его словах докладывали лично генеральному секретарю ЦК КПСС. Так, Л. И. Брежнев в своем дневнике оставил от 23 января 1970 года такую запись: «Вечером Д. С. Полянский[435] по телефону рассказал мне, как Алексей Николаевич звонил ему, [был] очень мил и клеветал на Нассера [глава Египта в то время. — В. Т.], что он не вождь, не лидер, и т. д.»[436].
Почему всеми этими вопросами не занимался министр иностранных дел А. А. Громыко? Эта сфера — не Косыгина, по сути.
Объяснить это можно было только одним — тем авторитетом, которым Алексей Николаевич Косыгин пользовался среди мировых лидеров — президентов, дипломатов, политиков, и той завистью, которую испытывали к Косыгину
