— Благословен всемилостивый Господь! Но все равно, если бы ты… если бы ты зачала, эта случайность нисколько не изменила бы моей решимости однажды, в не очень отдаленном будущем, жениться на тебе. Бедный Хьюберт Коффин хочет быть твоим Хьюбертом.
Розмари посмотрела на него с удивлением, и губы ее раздвинулись в сияющей улыбке.
— Значит, ты все-таки желаешь меня, несмотря на то что я не девственница? Думаю, ты твердо это решил, и это здорово. Я заметила, Хьюберт, когда ты твердо желаешь чего-то, ты во что бы то ни стало стремишься достичь своей цели.
Из своего кошелька Хьюберт извлек сердолик с гербом Коффинов, вставленный в оправу как кольцо. Золотое кольцо оказалось таким большим, что могло держаться у девушки только на большом пальце. Он поцеловал ее страстно, но с нежностью, а теплый ветер с суши играл плащом у их ног, и сквозь сгущающиеся сумерки до них долетали отдаленные несвязные завывания негров, предающихся разгулу вокруг своих пиршественных костров.
Немного погодя Коффин поправил свой маленький стоячий гофрированный воротник, а Розмари откинула назад выбившийся локон черных волос.
— Тогда обещай, моя голубка, сесть на первое же судно, идущее в Кадис.
— Обеспечить себе переправу будет делом несложным, — трезво заверила она. — Неприятности я предвижу после того, как окажусь в Европе. Серьезные неприятности.
— Например? — засмеялся он.
— Боюсь, отец, хотя по рождению и воспитанию он и англичанин, придет в неистовство по поводу убийства моей мачехи и сестер, по поводу разграбления его дома и изъятия оттуда всех его товаров. — Прямые брови девушки нахмурились. — Увы, Хьюберт, я заранее предвижу, что нелегко будет получить его разрешение на мой брак с офицером сэра Френсиса Дрейка. А его разрешение, — пальцы Розмари напряглись у него в руке, — я получить должна. Мы с отцом всегда относились друг к другу очень тепло. Ты понимаешь? Мне было бы невыносимо сознавать, что каким-то своим поступком я сделала его горе еще тяжелее.
Серьезно, ласково он возражал против ее решения, но, к своему огорчению, не смог поколебать ее воли.
— Нет, хотя это и разорвет мое сердце, я никогда не приеду к тебе без папиного благословения. Но предположим, что сердце его к тебе смягчится — как в этом случае я доберусь до Англии? Наверняка, как только распространится новость о разграблении этого города адмиралом «эль Драаго», между Англией и Испанией вспыхнет война.
— Тем не менее тебе удастся переправиться туда на каком-нибудь судне, идущем из Кадиса с припасами для испанских войск, стоящих гарнизоном в Нидерландах. А там не так уж трудно будет сесть на одно из тех небольших судов, что постоянно плавают по Узкому морю как в военное, так и в мирное время.
Стараясь быть еще более красноречивым, он снова расписал ей, с какой теплотой ее примут в Портледже, что близ Байдфорда; он ничуть не сомневается, заверял он ее, что искалеченный старый сэр Роберт примет в свою семью такую сдержанную, хорошо воспитанную и красивую молодую женщину — даже несмотря на то, что семейство Ричарда Кэткарта не имеет никакой иной грамоты о пожаловании ему благородного титула, кроме той, в которой он нарекался Мальтийским рыцарем за преданную службу Святой Церкви и короне Испании.
Розмари пошевелилась.
— А если бы отец согласился, — тело ее напряглось, — стал бы сэр Роберт возражать против поистине скромного приданого? Понимаешь, ваш драгоценный Золотой адмирал устроил в имении отца такое опустошение, что невозможно сказать, что осталось от всех его богатств.
— Помилуй Бог, нет! — заверил он ее. — Хотя даже в нынешние времена мы в Портледже бедны как церковные мыши.
Они обнялись среди теней, ложившихся вокруг от стены, затем, охватив лицо Коффина своими руками, девушка повернула его к свету месяца и вглядывалась в черты лица так, словно хотела, чтобы они навеки запечатлелись в памяти. Розмари запоминала, как почти сходятся брови над широко расставленными и довольно-таки небольшими светло-карими глазами, как мимолетно поблескивали золотые кольца в его ушах, приплюснутых к голове, как мощно выступала нижняя челюсть под курчавой коричневой, чуть отросшей бородкой. Недавно он подкоротил усы — в основном потому, что так сделал сам Дрейк, и в этом он следовал примеру почти всех джентльменов армады.
Внезапно Хьюберт поднял Розмари на руки и внес в амбразуру, где в свою очередь держал девушку так, чтобы луна могла выявить безмятежную красоту ее заостренного к подбородку лица. Держать любимую оказалось на удивление нетрудно, и Хьюберт понял, что его силы восстановились полностью. Потом он снова набросил на плечи свой плащ и повел Розмари в дом на улице Троицы.
Негр, впустивший их в дом, оказался достаточно сообразительным, чтобы сунуть свой факел в канделябр и мягко удалиться, бесшумно ступая загрубелыми босыми ногами.
— Не пройдет и года, любовь моя, — горячо прошептал Коффин, — и либо ты приедешь ко мне в Англию, либо я отправлюсь в Испанию за тобой.
Лицо ее исказилось страхом.
— Нет-нет! Что ты! Обещай мне, что ты никогда не вернешься в Испанию.
— Такого слова я не дам, — мягко возразил он. — Поэтому ты должна искать меня в Англии.
— Ладно, если поможет мне Бог и найдется какой-нибудь земной способ получить согласие отца.
Молодой Коффин ушел, а она осталась стоять в сводчатом коридоре, тупо уставившись на грубую временную дверь, повешенную на петли взамен той, что рухнула под яростным натиском мародеров Дрейка. Затем, издав легкий, вызвавший содрогание вздох, Розмари взяла факел, помедлила, чтобы вглядеться в пятно на нижней ступеньке, машинально плюнула на него и поднялась в свою комнату.
Глава 21
ДОНЕСЕНИЕ ЕЕ МИЛОСТИВОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ
Теперь, когда в сини Карибского моря показалась береговая линия Тьерра Фирме, сэр Френсис Дрейк удалился в тень навеса, сооруженного на палубе юта «Бонавентура», и бросил критический взгляд на эскадру, быстро идущую под благоприятным ветром. Крупные или малые, все его суда демонстрировали «кость в своих зубах».
Улыбка мрачного удовлетворения искривила исхудалое лицо адмирала. После захвата им Картахены его зацепила лихорадка, истощившая даже его поразительно крепкие силы.
С некоторой долей усталости он распорядился позвать к себе Фулька Гревиля, этого способного и исполнительного джентльмена, с такой легкостью владеющего пером. Когда прибыл секретарь, таща под рукой портативный письменный столик, адмирал расслабился на своем сиденье и с беспокойством задержал взгляд на сине-красно-желтом флаге королевы, трепещущем на крюйс-марсе.
Прежде чем начать диктовать, Дрейк угрюмо посмотрел на «новогодний подарок», отметил, сколь ярким кажется большой латинский крест, написанный краской на его парусе, на фоне этого ультрамаринового океана.
