Марко и Франческа тоже видели толпы солдат, и у них неизбежно появлялись вопросы. Поэтому я старался держаться ближе ко дворцу и не попадаться им на глаза. Прежде чем оставить куль с едой для Марко, выглядывал из задней двери, чтобы убедиться, нет ли его поблизости. Я по нему больше не скучал (особенно с тех пор, как он потерял былое чувство юмора), но Франческа — ох, это другое дело. У меня уже накопилось двадцать монет; еще несколько недель, и будет достаточно, чтобы вызволить ее из монастыря.
К счастью, дела постоянно держали меня во дворце. Здоровье дожа продолжало ухудшаться. Я слышал, как Тереза шепотом сообщала Энрико, что происходит в покоях правителя. Дож мочился по углам и скулил на полу. Тереза стала приходить на кухню гораздо чаще, и они с Энрико, уединившись у печи, о чем-то шушукались. Как-то раз я остановил ее у дверей для слуг и спросил, сколько, по ее мнению, проживет дож.
— Как знать, — оживилась Тереза. — Бродит по комнатам голый и невменяемый. А пятна на постели такие, что тошнит. — Ее лицо скривилось от отвращения. — Теперь уже недолго. По крайней мере, мы так надеемся. — Она подмигнула и побежала собирать последние новости.
А кухня обеспечивала питанием приезжих докторов. Первым прибыл врач из медицинской школы в Падуе и трижды в день поил дожа настойкой из аралии, но улучшения не наступило и он, извинившись, уехал с семьей в Милан. Следующим появился священник из Рима. Он был личным врачом папы, передал от его святейшества привет и предложил начать последние приготовления. Его отправили обратно в Рим, не удосужившись поблагодарить.
Затем стали прибывать целители из самых разных мест: травник из Парижа; профессор медицины из Франкфурта; английский врач, который привез с собой ртуть, и от нее язвы дожа сделались синими; одетый в красный атлас седовласый старец из Персии с фимиамом и пиявками.
Ходили слухи, что дож заразился сифилисом от куртизанки, которую много лет назад ему прислал в подарок глава магистрата Генуи.
— Я ее помню, — хихикнула Тереза. — Потаскуха с огроменной грудью! — Она потянула себя за веко, давая понять, что заразную женщину подослали к дожу, либо желая так оригинально подшутить, либо из мести за какие-то прошлые политические делишки.
Разговоры о мести напомнили мне о Джузеппе, который, как ни странно, нисколько не интересовался циркулирующими во дворце слухами. Его всецело поглощала ненависть ко мне, и с тех пор как я получил повышение, он ни о чем другом не помышлял. Чем больше я приобретал опыта на месте овощного повара, тем больше он меня ненавидел. Я чувствовал его недоброжелательный взгляд, измельчая лук, соля баклажан и советуясь с Данте, как потушить капусту. Когда я вешал горшок над огнем, он подскакивал и, что-то злобно бормоча себе под нос, толкал под руку. Постоянно враждебно косился, а иногда специально махал метлой поблизости от меня, мерзко кривился и стукал пальцем по носу. Он походил на готовый перевернуться кипящий на краю очага горшок.
Между тем дож перестал появляться на людях. Раньше он любил наслаждаться едой, но теперь его меню стало скудным, а пища легкой: бульон и жидкая овсянка, и ел он только в своих покоях. Я часто видел, как он, сгорбленный, с невидящим взглядом, шатался но залам дворца, уже больше похожий на привидение, чем на человека, в висящем на исхудавшем теле подбитом горностаевым мехом камзоле, из-под которого виднелось нижнее белье. Полы камзола тащились за ним — пародия на былое изящество вельможи.
Когда во дворец прибыл китайский врач, старший повар распорядился приготовить овощное рагу — все тщательно измельчить и быстро поджарить на сильном огне в чашеобразном горшке. Ингредиенты и способ приготовления были мне незнакомы: кунжутное масло, мягкие черные грибы, квадратики твердого сыра, бледно-зеленые листья и хрустящие прозрачные корешки, которые следовало бросать в горшок в самый последний момент. Старший повар добавил эту мешанину вместе с копченой рыбой и рисовой лапшой в нежирный бульон. Врач сдобрил собственной приправой — жидкостью темного цвета — и съел при помощи палочек из слоновой кости вместо столовых приборов. А затем шокировал слуг, взяв в руки чашу и допив бульон прямо из нее.
Каждый день загадочный врач лечил дожа за закрытыми дверями. Маленький человечек в длинном халате из парчи и с черной косичкой на бритой голове вызвал множество пересудов среди служанок. Они рассказывали, будто слышали, как китаец пел высоким голосом на мелодичном языке и произносил молитвы смеющемуся идолу. Все это породило разнообразные толки. По ночам слухи носились на служебной половине, а днем держали всех в волнении и ожидании.
Никто не представлял, чем занимается китайский врач, но все хотели выяснить. Слуги знали, что дворец пронизан потайными ходами и за стенами некоторых комнат устроены наблюдательные пункты. Входы в тоннели и шпионские щели были тщательно замаскированы, а многие забыты. Я узнал только про Безобразную герцогиню, но кое-кто из слуг помнил и другие тайники. Особенное любопытство к методам китайского доктора проявляла Тереза. Как-то раз она появилась на пороге кухни и махала передником до тех пор, пока не привлекла мое внимание, а затем выразительно показала пальцем на задний двор. А когда я вышел, сказала:
— Не могу терпеть. Я должна узнать, что там делает этот дикарь.
— Но, Тереза…
— Там есть дверь.
— Какая дверь?
— В Рыцарском зале. Помнишь нишу в стене, где стоят огромные, ужасные доспехи? Те, что впору настоящему гиганту? — Служанка поежилась, изображая испуг.
— Так что насчет двери?
Тереза пригладила волнистые седые волосы, и ее лицо осветилось от сознания, что ей известна неведомая другим тайна.
— Дверь за гигантскими доспехами ведет к наблюдательному пункту за стеной у кровати дожа. Маленькое отверстие замаскировано на фреске с изображением цветов и плодов. Ты же знаешь эти трюки с картинами. Как, например, с Безобразной герцогиней.
— Знаю.
— Дож так и не заметил, что там есть глазок — очень хорошо, — а теперь настолько ослаб, что ему и подавно не увидеть.
— И ты собираешься…
— О нет, только не я. Мне туда не пролезть, — рассмеялась Тереза. — Пойдешь ты, Лучано, ты маленький и ловкий. Как только дикарь войдет в спальню дожа, я покараулю, чтобы тебя не застукали, а ты проскользнешь в проход и посмотришь в глазок. — От предвкушения она улыбнулась во весь рот.
Проникнуть в проход и посмотреть в глазок. Заманчиво.
На следующий день, как только китаец вошел в спальню правителя, весть по цепочке служанок долетела до Терезы. Минутой позже она, потрепав меня но щеке в Рыцарском зале, напутствовала:
