— Какими соображениями, я не понял, умыслами, что ли?
— Нет. Просто… Они же люди, они же думают. Мне крайне неприятна мысль, что за внешним усердием и подобострастием скрываются… ну… соображения, размышления… Не умею гладко говорить. Короче, особняка мне не надо. Ищи компромисс.
Компромисса достигли, конечно, не разругиваться же всерьез: выкупили точно такую же по площади, но иную по конфигурации соседнюю квартиру, единственную на той же лестничной площадке, и перестроили весь этаж по типу пентхауза, с индивидуальным лифтом, с панорамными стеклами в мансарде… Оказалось, что бедовый Яблонски под шумок и мансарду отхватил над пятым этажом… Вроде бы и да, и никакой это не особняк, но…
— Восемьсот метров квадратных, Ян, да еще в два уровня! Ты головой-то беспокоишься — куда мне их девать?
— Вы не о метрах, а об удобстве думайте. Удобно получилось?
— Мне и раньше было в самый раз, не жаловался.
— Да, но мне становилось тесно в прежней служебной каморке, поскольку я здесь ненормированное время провожу, это первое. Кроме того, у вас есть сын, дочь, внуки…
— У них своя жизнь.
— Будьте покойны: чем дальше, тем ближе.
— Извини, что ты такое умственное ляпнул? Что это за «чем дальше, тем ближе»?
— По мере дальнейшего благоустройства и роста вашего благосостояния, все ваши родные будут к вам все ближе, охотнее будут к вам наведываться. Ну, это как с вашими загородными кущами. В городской квартире тоже предусмотрен зал для детских игр и уже оборудован, а вы даже не заглянули.
— Хм… Ну разве что. А где это?
— В мансарде, рядом с зимним садом.
Пока городская квартира бурно разрасталась и перестраивалась, Сигорд перебрался жить за город, в свое новое имение. Весна только-только начиналась, лес утопал в серых сугробах, клумбы и цветники — превосходные, если судить по отзывам Яблонски — выглядели не лучше сугробов, из тусклых низких небес попеременно сыпались то снег, то град с дождем… Но имение все равно радовало глаз и душу: просторное, несмотря на непогоду — светлое, далеко от суеты и шума людского, при всем при этом полный комфорт: автономная подстанция, водопровод, спутниковое телевидение, Интернет, телефоны, теплая спальня, камин, отличные шоссе, квалифицированная и, что ценно, приходящая, а не постоянная, прислуга, отсутствие соседей, если не считать небольшой усадебки Яблонски под боком.
Сигорд отметил новоселье, неожиданно получившееся весьма многолюдным — и в результате да, прав оказался Яблонски: и Молина с внучкой, и Шонна с детьми, справив новоселье в таких интересных интерьерах, с огромным энтузиазмом приняли приглашение приезжать погостить, к октябрю обе по разу отметились — внуков, типа, дедушке показать… Сигорду не жалко: внуки и внучки — это прекрасно, он их любит. Детей — само собой, всегда рад видеть, слышать, воспитывать бурчанием.
Но дальше-то — как жить, для чего, во имя чего? Денег у него много, миллиарды, и они ему отнюдь не обуза и не помеха, но… Словно отравили его те подлые дни и недели чужого присутствия в душе и бизнесе.
Все у него есть, в дополнение к деньгам: родственники, остатки здоровья, аппетит, положение в обществе, комфорт, желание жить, в конце концов!.. Но…
— Нет, Яблонски.
— Как это — нет? А воздух? Здесь даже воздух целебный, хвойный, не то что у нас в Бабилоне. Вот уж не думал, что вы настолько городской…
— Я не в том смысле говорю «нет», что мне город милее загорода.
— А в каком? Вы же сами не раз говорили: город — это рак деревни? — Сигорд надолго замолчал. Яблонски видел, что он не забыл его вопроса, а подыскивает слова ответа, и с интересом ждал.
— Слышишь, Ян?
— Да, я слушаю вас?
— Надо чтобы на краю света, посреди океана, свой дом, свое небо, своя… свое… свой мир чтобы. Свой остров. Понимаешь, Яблонски: свой остров посреди океана, чтобы никто, никак и ни по какому поводу…
— Гм… Все равно от мира не спрятаться, даже и на краю света. И как вы видите отказ от всех достижений цивилизации? Шесть десятков лет вы пользовались телефоном, унитазом, газовой плитой, а вдруг начнете сырую рыбу кушать, на песке спать?
— Вовсе нет. Эти самые блага цивилизации можно приживить и на острове, монеты на все хватит, но… Не хочу, чтобы мир вторгался ко мне иначе, нежели по зову моему: захотел я — включил телевизор, не захотел — вырубил все виды связи, включая радио. Чтобы лагуна — только моя, в моих территориальных водах, чтобы ни одна тварь без моего согласия не смела совать рыло… Чтобы соседи за стенкой не шумели и не сверлили, чтобы под окнами ни одна сволочь музыкой не грохотала, мусор куда ни попадя не бросала… Если водопад, или вертолет, или прибой — то это потому, что я так восхотел. Я.
— Одинокий король одинокого атолла? Правильно я вас понимаю?
— Вроде того. Так что теперь тебе предстоит начать поиск.
— А где искать? У нас, в Южной Атлантике, или повыше, возле Канар?
— Ищи где хочешь, я предпочел бы в Тихом океане, он просторнее.
— Даже так? Тесна, стало быть, Атлантика. — Яблонски вдруг захохотал и соскочил с кресла. Если сидеть он любил скрюченным, подбородок на коленках, то стоять почему-то предпочитал у окна: руки в боки, ноги врозь, голова откинута — вот-вот гимнастические упражнения делать начнет. Но Яблонски недолюбливал спорт. — Это интересно. Я подумаю, где и что искать. Насколько задание срочное? Бюджет этого дела?
— Ищи… Покуда не найдешь подходящее. Месяц — значит месяц, год — и год потерпим. Бюджет… Ну, до миллиарда, предположим. Но это гнется в ту или иную сторону при необходимости, здесь более важны условия, а не цена. Поедешь со мной? — Яблонски вильнул глазами, но видно было, что он обсуждает честно, без боязни и лжи.
— Гм… Посмотрим. Так сразу трудно что-либо сказать, ведь мы и острова в глаза не видели. Это насовсем? Навсегда и бесследно?
— Не обязательно. Просто это будет основное место для жизни, но можно иногда и выбираться из скорлупы. Мне вот в Париж хочется, и во Флоренцию…
— Тогда проще. А бизнес?
— Сверну. Ты же знаешь, что я после того случая смирно сижу, весь в государственные бумаги забился. Один из крупнейших в стране финансовых патриотов… Да и ты. Погоди, сколько там твоих, надо посчитать…
— Сороковник с лишним…
— То есть — как это сороковник, ты чего, ополоумел, Яблонски? Где твои деньги?
— Но если в талерах — двести двадцать с чем-то миллионов. Ну, еще доля в банке, недвижимость, два мотора, четыре костюма, галстуки… Зарплата, пенсия. Пожалуй, можно и на остров, если там не намертво запираться.
— А зарплата у тебя какая, напомни?
— Та же, что и была. О, пушка грохнула. — Яблонски крутанулся на каблуках и подбежал к стеклянному шкафчику, в котором стоял парадный жезл. Откашлялся. Троекратный торжественный стук в пол, громовой голос:
— Полдень, сударь! Прикажете подавать мотор?
— Ой, а я уже и думать забыл… Ч-черт. Расслабился. Шредер из мэрии мне встречу назначил, придется ехать… И как тебе не надоест всей этой дурью маяться?
— А что ему от вас надобно? Кофе будете на дорожку?
— Угу, с сахаром. Это мне от него надо, я на прием записался. Хочу кое-что по недвижимости провернуть.
— Серьезное? Каков бюджет?
— Да никакой бюджет, это мой каприз. — И видя, что Яблонски продолжает выжидать ответа, повторил:
— Мелочь. Просто… Взбрендилось мне. Хочешь, вместе прокатимся, сам посмотришь?
Яблонски задумался на мгновение.
— Нет. Необходимо кое-что с архитектором обсудить, я его уже вызвал сюда, на тринадцать тридцать. И по квартире многое назрело, и за городом. Видите, не сплю, тоже аудиенции назначаю. А кроме того, я должен подумать насчет острова, потому что я пока даже не представляю, с какого боку к этому подступиться.
Еще более укрепилось желание Сигорда убраться ко всем чертям, подальше от цивилизации, «у врат» самой мэрии, на служебной автомобильной стоянке, для посторонних платной. Сигорд выходил из мотора, а некий господин неподалеку, видимо только что из мэрии, готовился садиться в свой. Он глянул на Сигорда и не узнал его, равно как и Сигорд безразлично скользнул взглядом в чужое лицо и зашагал к дверям. Но невысокий этот мужчина как две капли воды походил на «Энди Уорхола», отзывавшегося также на кличку Блондин. Почему-то возникла уверенность, что именно к Шредеру приходил сволочной «Энди Уорхол», и от этого предположения стало предельно противно во рту и на сердце…
Во время разговора с заместителем мэра, господином Шредером, Сигорд попытался косвенным образом прояснить свои сомнения — вроде бы нет: господин Шредер прибыл из Дворца буквально за пять минут до встречи. И то хлеб. Прием шел полчаса и стороны расстались, довольные друг другом, хотя Сигорду показалось, что господин Шредер слегка разочарован краткосрочностью взаимного интереса…
