Это история о сгущении красок. Первый важный шаг был сделан, когда мы обосновались в постоянных жилищах. У нас появилось нечто совершенно определенное, что можно было защищать. Наши ближайшие родственники (обезьяны) обычно собираются в стаи и ведут кочевой образ жизни. Каждая стая держится в пределах своих мест обитания, но постоянно передвигается с одного участка на другой. Если две группы встречаются, они начинают угрожать друг другу, но дальше этого дело не идет: они просто расходятся и продолжают заниматься своим делом.
Как только привязанность первобытного человека к определенной территории стала сильнее, пришлось укреплять систему защиты, но тогда было так много земли и так мало людей, что всем с лихвой хватало места. Даже когда племена стали больше, оружие все еще было грубым и примитивным.
Сами лидеры гораздо чаще принимали личное участие в конфликтах. (Если бы только современные лидеры были вынуждены находиться на передовой, насколько более осмотрительными и «человечными» были бы они при принятии решений! Возможно, не будет циничным предположить, что именно поэтому они готовы к ведению «мелких» войн, но боятся вступать в широкомасштабную ядерную войну: в результате применения ядерного оружия они оказались бы на линии фронта. Возможно, вместо того чтобы бороться за ядерное разоружение, нам следует требовать разрушения глубоких железобетонных бункеров, построенных ими для собственной защиты.)
Как только фермер превратился в горожанина, был сделан еще один важный шаг в сторону более ожесточенного конфликта. Образовавшееся разделение на рабочих и специалистов означало, что можно выделить одну категорию населения, которая бы все свое время посвятила убийству, – были сформированы вооруженные силы. По мере роста городских суперплемен все стало развиваться гораздо стремительнее.
Социальный рост стал настолько быстрым, что его развитие в одной области мешало его прогрессу в другой. На смену более стабильному племенному балансу пришла серьезная нестабильность суперплеменных несоответствий. По мере того как цивилизации расцветали и развивались, они часто обнаруживали, что сталкиваются не с равными соперниками, которые могли бы заставить их глубоко задуматься, прежде чем вступить в сделку или начать торговлю, а с более слабыми, менее развитыми группами, которые можно было завоевать без особого труда.
Листая страницы истории, можно увидеть печальные события: изобилие и нищета, развитие и последующий упадок, за которым следует еще большее развитие и больший упадок. Безусловно, были и другие моменты, так как столкновения цивилизаций иногда приводили к обмену знаниями и распространению новых идей. Лемех плуга мог бы превратиться в меч, но стимул к поиску более совершенного оружия в конце концов привел к созданию еще лучших орудий труда; правда, за это пришлось дорого заплатить.
По мере увеличения суперплемен становилось все труднее управлять населением, росло напряжение, связанное с перенаселением, и все сильнее становились разочарования от погони за суперстатусом. Все большее количество сдерживаемой агрессии искало выхода, а межгрупповой конфликт предоставлял для этого массу возможностей.
Из вышесказанного следует, что вступление в войну дает современному лидеру массу преимуществ, о которых лидер каменного века даже не догадывался. Прежде всего сам он не рискует быть раненным и истечь кровью. К тому же те, кого он посылает на смерть, ему совершенно чужие люди: они профессионалы, а все остальное общество может продолжать жить обычной жизнью. Смутьяны, страждущие битвы из-за оказываемого на них суперплеменного давления, могут получить возможность участвовать в ней, при этом не направляя свою агрессию на само суперплемя. Кроме того, наличие внешнего врага, этакого злодея, может сделать лидера героем, объединить людей и заставить их забыть мелкие ссоры, которые доставляли ему столько неприятностей.
Было бы наивно полагать, что лидеры настолько суперчеловечны, что эти факторы на них никак не влияют. Тем не менее основным фактором остается желание добиться межплеменного статуса лидера или улучшить его.
Упомянутый мною ранее незапланированный прогресс других суперплемен, безусловно, является самой большой проблемой. Если благодаря своим природным ресурсам или изобретательности одно суперплемя оказывается впереди другого, обязательно возникнет проблема. Более развитая группа тем или иным способом будет стараться повлиять на менее развитую, а менее развитая, в свою очередь, попытается тем или иным способом противостоять этому.
Более развитая группа по своей природе стремится к дальнейшему продвижению, и поэтому она просто не в состоянии оставить все как есть и заниматься своим делом. Она пытается оказывать влияние на другие группы, устанавливая над ними господство или оказывая им «помощь». Пока она добьется того, чтобы в результате ее господства соперники утратили свою индивидуальность и полностью растворились в суперплемени (что зачастую является невозможным с географической точки зрения), ситуация будет нестабильной. Если более развитое суперплемя помогает другим группам и делает их сильнее, но формирует их по своему образу и подобию, придет день, когда они станут достаточно сильны для того, чтобы восстать и оказать сопротивление суперплемени с помощью его же собственного оружия и его же методами.
Пока все это происходит, лидеры других могущественных и развитых суперплемен будут с тревогой следить за тем, чтобы экспансия не была слишком успешной. Если же это все-таки произойдет, они рискуют лишиться своего межгруппового статуса.
Все это делается под удивительно прозрачным, но все же очень прочным идеологическим покровом. При чтении официальных документов никому даже в голову не придет, что на кон были поставлены самолюбие и статус лидеров. Всегда кажется, что это вопрос идеологии, моральных принципов, социальной философии или религиозных верований, но для солдата, в оцепенении уставившегося на свои оторванные ноги или держащего в руках собственные кишки, это означает лишь одно – потерянную жизнь.
Почему было так легко поставить его в такое положение? Причина в том, что он не только потенциально агрессивное животное, но еще и чрезвычайно коллективное. Все разговоры о защите принципов суперплемени трогают его лишь потому, что это вопрос оказания помощи его друзьям. Под влиянием ужасов войны, а также прямой и реальной угрозы, исходящей извне, его связь с соратниками стала еще сильнее. Он убивал, скорее чтобы не подвести их, чем по какой-либо другой причине. Древние племенные устои преданности были настолько сильны, что, когда настал решающий момент, у него не было другого выбора.
Учитывая давление суперплемени, глобальную перенаселенность и разницу в развитии различных суперплемен, практически не остается надежды на то, что наши дети, когда вырастут, забудут, что такое война.
Человек давно превзошел примата, но его биологические качества недостаточны для того, чтобы совладать с небиологической средой, созданной им же самим.
Теперь ситуацию можно спасти, только ограничив научно-технический прогресс. Признаки этого видны повсюду, но они исчезают в одном месте так же быстро, как появляются в другом. Кроме того, наш вид настолько неунывающий, мы, кажется, обладаем такой противоударной силой и так способны компенсировать потери, что даже не пытаемся извлечь пользу из жестоких уроков. Крупнейшие и наиболее кровопролитные войны из тех, что когда-либо происходили, в долгосрочной перспективе оказались лишь небольшими изгибами на кривой роста населения, стремящейся вверх. Вернее, на кривой уровня рождаемости всегда появляется «послевоенный горб», человечество возрождается, подобно изуродованному червяку, и быстро «ползет» дальше.
Что делает индивида одним из «них»; кого следует уничтожать как паразита, а не одного из «нас»; кого следует защищать как нежно любимого брата? Что делает «его» членом группы чужой, а нас держит в группе своей? Как мы узнаем «их»?
Безусловно, все упрощается, если «они» принадлежат к абсолютно обособленному суперплемени со странными обычаями, внешностью и языком. Все, связанное с «ними», так сильно отличается от всего «нашего», что можно, до крайности все упростив, считать всех их злодеями, несущими угрозу. Связующие силы, помогающие группе держаться вместе, подобно организованному сообществу, одновременно способствуют тому, что они отдаляются от нас и, в силу своей необычности, воспринимаются как нечто несущее угрозу.
На такие группы в основном и нацелена наша враждебность. Предположим, что мы атаковали и разбили их, – и что тогда? А если мы вообще не осмелимся напасть на них? Предположим, что в данный момент мы поддерживаем мирные отношения с другими суперплеменами. Что же произойдет теперь с нашей внутригрупповой агрессией? Если нам повезет, мы сможем сохранить мир и продолжить эффективную и созидательную деятельность внутри своей группы. Внутренние связующие силы, даже при отсутствии угрозы извне, могут быть достаточно сильны для того, чтобы держать нас вместе, но стрессы суперплемени никуда не денутся, и если внутренняя борьба за превосходство ведется слишком беспощадно, а ближайшие подчиненные страдают от чрезмерного давления и нищеты, то очень скоро все затрещит по швам. Если подгруппы, неизбежно образующиеся внутри суперплемени, перестают ощущать свое равноправие, их обычно здоровое соперничество перерастет в насилие. Сдерживаемая агрессия подгрупп, если не сможет объединиться для нападения на общего внешнего врага, найдет выход в форме бунтов, экстремизма и восстаний.
