Человек, оставшийся в памяти Аранты безымянным, умер, пока король обещал ему это. Она обнаружила, что стоит затаив дыхание. Может, для непосвященных это и были лишь слова, но она не была столь глуха и слепа, чтобы не обнаружить сотворение магии, расцветавшей огненным цветком, очерчивание обязательного круга. Взятие обязательств в обмен… ни на что.
— Он мертв, — прошептала она. — Остановись. Тебе нет нужды взваливать на себя… такое. Или ты не веришь в ад?
— Еще как верю, — хмуро ответил он, стряхивая с себя оцепенение. — Я его видел. Я там был. Это совсем не то, что ты думаешь. Рано или поздно мне придется туда вернуться, к что большой разницы все равно не было.
— Я видела магию.
— Правильно. — Рэндалл сжал кулак и преувеличенно значимо подул на костяшки пальцев, — И меня несказанно радует твоя способность ее распознать.
Два урока. Один из них в том, что он готов пойти в ад, чтобы сохранить имидж. Второй — в том, что он платит по полной. Судя по всему, оправлялся он быстро. Привык.
— Ну а теперь рассказывай, — приказал он, когда оба они оказались в госпитальном дворе, тоже сплошь забитом ранеными и только лишь чуть прикрытом от непогоды и палящего солнца парусиновыми полотнами.. Аранта как могла подробно изложила ему историю своих бесполезных попыток почувствовать чужую боль, испытывая при этом отчаянный стыд. Рэндалл, она уверена, никогда не позволил бы себе так облажаться.
— Должно быть, — заключила она, — я просто Великое Ничто.
Он посмотрел на нее испытующе, и в следующий миг она, едва охнув, буквально сложилась пополам. Из всех доступных ее распоряжению чувств осталось одно, а именно: ей казалось, что только так и никак иначе выглядит ощущение, когда твои кишки наматывают на протазан. Дышать она не могла.
— Все в порядке, — успокоил ее Рэндалл, и она почуяла, что ее отпустило. — Дело не в твоей способности получить, а в его неспособности передать. Когда сигнал послал я, ты его получила. Причем мгновенно. Иначе… иначе мы с тобой и мысли могли бы читать. Причем не тогда, когда бы нам этого хотелось.
— Это… — прохрипела она, — ты мне сделал? Погоди-ка. Ты сам-то это почувствовал?
— Вполне, — сухо отозвался Рэндалл. — А то, что по мне ты ничего не заметила, говорит лишь о том, что, у меня есть еще некоторые… немагические резервы. В конце концов, мне просто стыдно не терпеть боль, которую я сам для себя смоделировал. Впрочем, едва ли защитные силы моего организма, позволят мне сделать себе такую боль, чтобы я не в силах был ее терпеть. Так что успокойся, передать образ-картинку ты в состоянии.
Урок заключался еще и в том, что при необходимости он всегда ее побьет, а также в том, что магию ей лучше практиковать не на его территории. Еще раз поразмыслив, она пришла к выводу, что госпиталь — самое для нее милое место.
Разворачиваясь, чтобы вернуться к Грасе, она почуяла, что чьи-то пальцы ухватили ее за подол.
— Миледи… — просипел кто-то снизу. Опустив глаза, она увидела солдата, цепляющегося за ее юбку. Все правильно. Койки для сеньоров. Как обычно, каждому — свое.
— Миледи, — тянул тот, — моя нога… ее дергает и жжет. Истомило меня это. Не могли бы вы и для меня что-то…
Она взглянула на его кое-как наспех перетянутое бедро, сосредоточиваясь внутри себя на ленивой бесчувственной пустоте. Парень относился к категории выздоравливающих.
— Благодарю, миледи, — выдохнул тот, откидываясь на спину и словно нехотя в последний момент выпуская из грязных пальцев скомканный подол. Глаза его с удовлетворением сощурились на солнечный луч, пробивавшийся в щель полога. Похоже, он тоже спешил заснуть.
— Не миледи, — отозвалась она так резко, словно ее двинули локтем под ребра. — Миледи я буду для лавочниц. Я воюю так же, как и ты. А потому зови меня Арантой.
Это был ее первый самостоятельный шаг, сделав который она стала желанной гостьей у каждого костра. Момент, начиная с которого она, как равная, ходила и сидела среди них, не шокируясь солдатским жаргоном, но и не соблазняясь им и пользуясь уважением, как мастер-ремесленник, способный сотворить нечто такое, что никому прочему не доступно. А в тот момент она, повинуясь безотчетному толчку сознания, обернулась на выход. Стоя там, Рэндалл издали поднял большой палец. И это было признанием того, что она может все.
14. Панорама с видом но Констанцу
Продвигаясь с боями вперед, назад и зигзагом, армия Баккара частью чудом, частью благодаря упорным стараниям, в результате не столько действий чьего-то несомненного военного гения, а скорее результирующего вектора разнонаправленных сил, вышла-таки в долину реки Кройн и остановилась на ее закраине, любуясь местом, как никакое другое подходящим для генерального сражения. Вдали, на самом горизонте, в излучине, громоздились опоясанные стенами башни и крутые черепичные крыши Констанцы. Лето выдалось на редкость жарким и сухим, на марше никто не волок на себе раскаленную и обжигавшую при одном прикосновении металлическую боевую сбрую. Кройн обмелел, обнажились длинные песчаные пляжи, и камыши с острыми как ножи краями, обычно торчавшие по пояс в воде, оказались теперь далеко на суше. Бирюзовые воды играли отраженным светом, а обалдевшую рыбу можно было брать руками на мелководье.
У Рэндалла Баккара хватило ума форсировать Кройн значительно выше по течению, задолго до подходов к Констанце, чтобы не делать это под вражескими стрелами, и теперь река уже не отделяла его от столицы. Вниз, буквально от самых копыт авангарда уходил пологий спуск, задававший на этом месте наивыгоднейшую позицию и позволявший им без труда глядеть через стены города, прикрытые от их взоров лишь расстоянием да легкой утренней дымкой. Левый их фланг естественным образом защищала река. Чтобы ударить сюда и вообще с этой стороны в обход, Брогау пришлось бы переходить реку, а подобный маневр едва ли остался бы незамеченным, когда бы он не выполнил его как минимум в дневном переходе от столицы. Вряд ли, однако, он пошел бы на это:
дневной переход туда и такой же обратно — о какой оперативности могла в этом случае идти речь? Пока бы он только разворачивал свои боевые порядки, Рэндалл смял бы его прямым лобовым ударом. Не говоря уж о том, что, наблюдаемый с этой точки, он никак не смог бы незамеченным открыть ворота.
Вопрос теперь состоял лишь в том, собирается ли Брогау ожидать штурма в крепостных стенах, сделав своим заложником население Констанцы, или же у него достанет совести вывести армию в поле. Рэндалл надеялся, что у его противника сохранилась хоть капля рыцарства, способная подвигнуть того на второй вариант. Он, пожалуй, лучше прочих знал, что сотворит с городом героическое решение оборонять его до последнего и любой ценой. Это все ж таки была его столица, и он не хотел получить ее обращенной в руины. Он, как никто, знал оборонный потенциал и города, и замка, до основания излазанного в детские годы. Штурмовать его он мог неделями и месяцами, завоевав в итоге только выжженную землю, которую нельзя обложить налогом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});