— Нет, Гарри, я был верен ей. Может, что другое я делал и не так, но, по моему убеждению, жизнь вполне можно прожить и с одним человеком.
За день до прибытия гостей из Сару Клэр, не сказав мне ни слова, уехала. Я вернулся домой после утреннего совещания и на столе нашел прислоненную к вазе с одинокой розой записку:
«Я, конечно, должна их тебе гораздо больше, поскольку загубила в день приезда целый букет. Извини, что сбегаю тайком, но сейчас, дорогой, я просто не могу оставаться с тобой. Уезжаю в Вену и пробуду там до тех пор, пока не уедет Фанни. После этого мы посмотрим, что чувствуем друг к другу, и обсудим, как быть дальше. Я продолжаю твердить себе: „Прости его“, но потом спохватываюсь и понимаю, что хочу вовсе не прощать тебя, а любить. Но поскольку пока я не в состоянии ни простить, ни любить, уезжаю и немного побуду в прекрасном городе. Надеюсь, за это время мне удастся как следует проветрить мою забитую разными мыслями голову. Когда приеду и устроюсь, позвоню и скажу, где остановилась».
Хотя ее отъезд удивил и огорчил меня, в душе я отчасти даже был рад, что она приняла решение. Она заслуживала гораздо большего внимания с моей стороны, но я просто не мог ей его уделять до тех пор, пока не приедет мерзавка Невилл, и я не рассчитаюсь с этой сучкой. В принципе, теперь, когда я знал, что произошло между ней и Клэр, я думал о Фанни уже скорее не как о сучке, а как о… Нет, не то подумали, разумеется, я думал о ней, как о стерве. Зубастой, желающей казаться святее папы римского, подлой стерве, которая, конечно, в моем лице получила далеко не подарок, это верно, но все же не имела права платить мне, закачивая свой яд в вены моей жизни. Вне всякого сомнения, она сучка и свое она получит. Естественно, у меня созрел план.
Я не поехал в небольшой аэропорт в окрестностях Шуттдорфа, чтобы приветствовать прибывший на вертолете королевский дуэт. В это время я спал в номере отеля и мне снился забавный сон о том, как я покупаю мормонскую литературу. Палм сказал, что мое отсутствие явилось обидой для людей, которые вовсе не заслуживали быть обиженными.
В тот вечер на приеме, устроенном в Schloss note 82 султана, казалось, присутствовала половина всех жителей западной Австрии, поэтому переговорить с султаном и Фанни мне удалось только после того, как я покрутился там около часа.
Оба были в черном. Стоящий на противоположной стороне комнаты и рассказывающий о чем-то кучке внимательно слушающих политиков, Хассан был в шелковистом двубортном костюме, в котором выглядел выше и старше. На находящейся немного ближе ко мне Фанни были пышная шелковая блузка, брюки и гранатово-красный пояс. Неужели сарийским женщинам дозволено одеваться столь вызывающе? А вдруг супругу султана возжелали бы простые смертные? Несмотря на обуревающую меня ярость я не мог отказать себе в удовольствии мысленно раздеть ее и вспомнить, как она выглядит в постели. Я столько раз видел ее спящей. Слышал, как она мочится. Наблюдал, как она стоит перед зеркалом и ищет на лице морщинки. Она была зловредной, но легко ранимой. Ее поступок объяснялся глубокой привязанностью ко мне и обидой за то, что взамен она не получила от меня желаемого. Теперь я мог бы дать ей это, но, увы, слишком поздно. Когда наши взгляды встретились, я первым подошел к ней.
— Эй, привет.
— Привет, Гарри. — Ее глаза были самой настоящей метеорологической станцией с циферблатами, счетчиками и воздухозаборниками, запрограммированной на определение моей погоды и погоды между нами. Я подождал, пока она произведет первое измерение: (1) он подошел, (2) выглядит дружелюбно, (3) не попытался убить меня.
Я знал, чего она ожидает — стомегатонного взрыва Радклиффа. Или, по меньшей мере, ураганного ветра, который зашвырнет ее обратно в Сару. Вместо этого она получила Гарри Радклиффа в наилучшем расположении духа. Обходительный, умный, каким могу быть только я, и, что самое главное, — по-доброму настроенный. Так «по-доброму» мне и удалось выманить ее из комнаты. Я мог бы подробно рассказать и процитировать что сказали она/я, тогда было бы понятнее о чем идет речь, но, наверное, достаточно сказать, что Фанни Невилл таким замечательным меня еще никогда не видела. Я с самой первой минуты почувствовал, что это буквально сводит ее с ума. Когда она спросила, приехала ли Клэр, я сказал да, и у нас с ней состоялся весьма важный разговор по поводу ее недавнего телефонного звонка. Тогда она стала допытываться, кто и что говорил, и я принялся вдохновенно, как торговец, подержанными автомобилями, врать и в конце концов заставил ее думать, что в результате имевших место в ходе разговора разных откровений/прозрений/признаний наша с Клэр любовь лишь расцвела. И все это благодаря ее телефонному звонку. Но я сделал это очень тонко и умно, и даже сверхпроницательная Фанни не поняла, какую лапшу вешают ей на уши. Главное было ничего сильно не сглаживать. Конечно, то, что Фанни поведала о моих неблаговидных поступках, вызвало кризис, ссору и слезы. Конечно, мы вплотную подошли к разрыву. Конечно, то, конечно, это, но в конце концов мы осознали, что между нами существует прочная связь, которая хоть и была основательно поколеблена, но доказала, что она гораздо сильнее, чем мы оба думали. Как глубоко мы были привязаны друг к другу!
Фанни же увидела Радклиффа таким, каким она всегда мечтала его видеть — прямой результат ее попытки разбить ему жизнь. Он был почти тот же, что и раньше, только гораздо лучше, и все это благодаря ее постыдному, ненужному поступку. Будучи маленькой склочной крысой, она, сама того не сознавая, помогла нам с Клэр найти становую жилу в наших отношениях.
В моем плане мщения была и часть номер два, но с ней я решил повременить до тех пор, пока ближе к вечеру не увижу результатов действия части номер один. После пятнадцати минут оживленного разговора, в окружении подглядывающих, вынюхивающих, подслушивающих гостей, я все же заметил, что Фанни понемногу начинает осознавать свой провал. Когда же она наконец спросила, почему отсутствует Клэр, я посмотрел на нее в упор и сказал:
— Она уехала в Вену. Ей требуется какое-то время подумать и решить, хочет она остаться со мной или нет. И вполне возможно, что не захочет, Фанни.
— Даже после всего того, что между вами произошло? Я-то думала, у вас все прекрасно.
— Все все понимают. Но это не обязательно прекрасно. — Я набрал в грудь воздуха, намереваясь продолжать, но вдруг понял, что не могу. Поскольку я говорил сейчас чистую правду и страшно испугался, что могу потерять Клэр из-за прежнего себя — того себя, который теперь мне был невыносим. Это он как раз так и вел себя по отношению к Клэр. Тот же самый Радклифф, который сейчас пудрил мозги Фанни, заставляя ее поверить, будто ее заслуживающий лишь презрения поступок изрядно нам помог. Ты можешь никогда ее больше не увидеть! В своей записке она упомянула, что после того, как уедет Фанни, нам нужно будет поговорить, а вовсе не увидеться! Я едва не бросился к телефону, чтобы позвонить Клэр и умолять ее не бросать меня. Дать мне хоть полшанса все исправить. Я был рад, что использовал полученное в Сару желание на ее руку, но если бы мне предоставили еще одно желание сейчас, я бы попросил вновь соединить меня с Клэр, потому что важнее этого не было ничего. Я был согласен на все.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
