и тяжелыми косами ниспадали на тонкую шею и плечи: черный гагат на алебастровой коже. Она смотрела на Артура ясными глазами цвета голубиного крыла или утреннего тумана, и во взгляде этом читалось высокомерие. Губы ее были сжаты, подбородок выставлен вперед. Высокий, благородный изгиб бровей и прямой нос придавали ирландке царственный вид.
Длинные тонкие пальцы крепко сжимали древко копья. На одном бедре висел золотой кинжал, на другом — короткий меч, а через плечо был перекинут маленький, с бронзовой бляхой, щит на плетеном шнуре. Алый тончайшей шерсти плащ скрепляла на груди огромная золотая пряжка. Что самое удивительное, на девушке была англская кольчуга, но из серебряных, маленьких и изящных колец. При каждом движении кольчуга струилась, словно речная вода.
Девушка была ослепительна даже в этом бойцовском наряде. Она встала перед Фергусом, по-прежнему не сводя глаз с Артура. Мне подумалось, что таким взглядом можно рассечь сталь, но предводитель словно бы ничего не замечал.
— Это Гвенвифар, — сказал Фергус, — моя дочь.
Он подал знак друиду, который вышел вперед и на вытянутых руках подал Артуру сверток. Тот развернул полотно: на солнце блеснули четыре золотые гривны удивительной работы — одна краше другой.
Было ясно, что Фергус отдает Артуру самое дорогое — лучшего воина, дочь и древнее сокровище народа.
Артур онемел. Он посмотрел сперва на золото, потом — на девушку и воина, потом снова на Фергуса.
— Спасибо, — выговорил он наконец. — Мне стыдно, ибо я не заслужил такой благодарности.
— Я поручился жизнью, предводитель Артур, и отлично знаю, сколько она стоит, — гордо ответил Фергус.
— Я принимаю твою подать, о король.
"Что ты наделал, Артур? — думал я. — Теперь нам не распутаться".
Артур по-родственному обнял Фергуса за плечи.
— Идем, друг, — смело объявил он, — и вместе выпьем из гостевого кубка.
Фергус просиял от удовольствия, обращение Артура явно ему угодило. Я стоял во дворе, провожая их взглядом. Впрочем, такой поворот событий огорошил не меня одного, ибо, повернувшись, чтобы идти за всеми, я заметил в сторонке Мирддина.
— Слышал? — спросил я.
— Слышал.
— И что?
— Очень многое мне не понравилось.
— Да, — согласился я. — Клянусь всеми святыми, не к добру это — принимать дары от ирландцев.
Мирддин нахмурил брови и отмахнулся от моих слов.
— Все гораздо хуже, дорогой мой ревнивый друг.
Он повернул прочь, я ринулся вслед за ним.
— Я ревнивый? За что ты меня так назвал?
Но Мирддин не отвечал. Он шел в зал, к своему месту возле Артура. Кубки уже наполнили и передавали из рук в руки. Я нехотя присоединился к торжеству и выпил, когда подошел мой черед. Впрочем, я заметил, что Мирддин не пьет, а стоит за плечом у Артура, словно ангел-хранитель.
Только вечером Мирддин улучил момент поговорить с Артуром наедине.
— На одно слово, Артур, — попросил он и двинулся в покои предводителя, расположенные в дальнем конце зала. Артур встал. Поскольку он не велел мне остаться, я пошел с ним.
— Это ошибка, — с ходу выговорил Эмрис. Голос его был серьезен и тих. — Ты не можешь принять эту подать.
Артур беспомощно развел руками.
— Но я уже ее принял.
— Верни.
— Не могу, если б даже и захотел, а я не хочу.
— Можешь и должен.
— В чем дело, Мирддин? Что тебя тревожит?
Мирддин довольно долго молчал.
— Девушка, — отвечал он наконец.
— Что такое? — невинно осведомился Артур. — Что в ней внушает тебе такой страх?
— Она — королева...
— Она — дочь Фергуса.
— Для ирландцев это одно и то же. Разве ты не знал? Приняв ее, ты согласился на ней жениться. Иначе бы Фергус ее не отдал.
Артур оторопело вытаращил глаза на мудрого советника.
— Ну? Нечего ответить, могучий вождь? Тебе такое не приходило в голову?
— Жизнью клянусь, нет, — выговорил Артур.
— Но так оно и есть. Этот Лленллеуг — лучший воин Фергуса, но прежде всего он — защитник королевы. А золото — богатство ее народа, — продолжил Мирддин чуть мягче. — Артур, это ее приданое, богатейшее приданое в мире. Фергус чтит тебя высоко, может быть, выше, чем ты заслуживаешь.
— О чем ты? — с подозрением спросил Артур.
— У ирландцев корона передается через дочь мужу.
— Ха! — гоготнул я. — Ты станешь королем Ибернии, Медведь! Только подумай!
— Это не шутка! — рявкнул Мирддин, Артуру же сказал: — Подумай! У Верховного короля Британии должна быть жена бриттка.
Артур взглянул на меня и застыл.
— Уж это, конечно, решать мне. Никто не станет указывать, кого мне взять в жены.
— Твое упрямство будет стоить тебе верховного престола. Если ты женишься на ирландке, вожди Британии никогда не признают тебя королем. Избрав дочь Фергуса, ты предпочтешь ее всем знатным дамам Британии и возвысишь Фергуса над всеми британскими королями.
Предводитель сложил руки на груди.
— Значит, так тому и быть! Кто из королей-бриттов оказал мне хоть вполовину такой почет, как этот враг?
— Подумай, что ты делаешь, Артур. Верни ее Фергусу, — убеждал Мирддин.
— Мне не позволяет честь!
— Не честь, а гордыня, — прямо ответил ему Мирддин Эмрис. — Если ты примешь эту девушку, то безнадежно загубишь свою хваленую честь. Из-за нее ты лишишься королевства и кое-чего еще.
Предводитель жег нас глазами, но упорно молчал.
— Пожалуйста, сделай, как говорит мудрый советник, или хотя бы поразмысли об этом, — сказал я, — прежде чем совершить что- нибудь такое, о чем все мы потом будем жалеть.
На этом мы с Мирддином вышли, оставив Артура в одиночестве.
— Как по-твоему, послушает он тебя? — спросил я.
— По правде? Нет, не думаю, — отвечал Эмрис.
Что-то в его голосе удивило меня. Печаль? Отчаяние? Что он провидел в этот миг? Почему не сказал?
Что ж, он всегда такой. Где нам постичь его мысли!
Артур не вышел и не отклонил подать Фергуса Мак Гилломара, хотя это уберегло бы его от множества треволнений. Впрочем, тогда он не был бы Артуром.
Фергус привез еще один дар, по-своему не менее ценный: вести, которыми поделился за вечерней трапезой.
Пикты, сообщил он, собираются на северных пустошах и, судя по всему, готовятся напасть, как потеплеет. У западного побережья видели корабли, которые
