— Да, — проскрежетал Брайт.
— Я так и думал. Но вам так и не пришло в голову, что я слишком хороший командующий для того, чтобы заставить себя совершить подобное. Полагаю, — Донал перевел взгляд на остальных двоих, — вы подорвались на собственной мине, джентльмены. — Он расслабился и, слегка улыбнувшись, снова повернулся к Брайту. — Есть причины, по которым с тактической точки зрения для Квакерских миров было бы весьма неразумно ломать хребет Маре и Культису. Если вы позволите преподать вам небольшой урок…
— Вам придется поискать лучшие ответы, чем те, что у вас заготовлены! — взорвался Брайт, — Если не хотите попасть под суд за измену вашему работодателю!
— Ну, давайте! — громко рассмеялся Донал.
Брайт резко развернулся и быстро зашагал через серый кабинет. Широко распахнув дверь, через которую вошел Донал, он вытянул вперед руку с дрожащим пальцем и крикнул:
— Арестовать этого предателя!
Охранники шагнули к Доналу — и в тот же самый момент, прежде чем кто-то из них успел приблизиться к нему, мелькнули три узких голубых луча, пронесясь мимо Брайта. Трое солдат рухнули на пол.
Ошеломленный, Брайт уставился на их тела. Затем, повернувшись, он увидел, как Донал убирает в кобуру свой пистолет.
— Вы что, думали, я достаточно глуп для того, чтобы явиться сюда без оружия? — с легкой грустью спросил Донал. — И что я позволю себя арестовать? — Он покачал головой. — Вам следовало быть умнее, чтобы понять, что сейчас я только что спас вас от вас самих.
Он взглянул на их недоверчивые лица.
— О да. — Он показал на окно во всю стену в дальнем конце кабинета. Вечерний ветер доносил из города шум праздника. — Лучшие сорок процентов ваших вооруженных сил сейчас там. Наемники. Наемники, которые ценят командира: он может принести им победу почти без потерь. Какова, по-вашему, была бы их реакция, если бы вы осудили меня за измену, признали меня виновным и казнили? — Он сделал паузу, давая им проникнуться этой мыслью. — Подумайте, джентльмены.
Он застегнул китель и угрюмо взглянул на трупы троих охранников, а затем снова повернулся к главам Совета.
— Полагаю это достаточным основанием для того, чтобы расторгнуть контракт. Можете искать себе другого военачальника.
Он направился к двери. Брайт крикнул ему вслед:
— Тогда отправляйтесь к ним! К безбожникам Мары и Культиса!
Донал повернулся и печально наклонил голову:
— Спасибо, джентльмены. Но помните — это было ваше предложение.
На распутье
Оставалась еще беседа с посредником Сэйоной. Поднимаясь по широким и низким ступеням к дворцу — его нельзя было назвать просто зданием или группой зданий, — где обитала самая важная личность двух экзотских планет, Донал обнаружил, что величественный вид его несколько забавляет.
Дальше, на обсаженной кустарником аллее, он встретил высокую сероглазую женщину и объяснил причину своего появления.
— Идите прямо вперед, — Женщина махнула рукой, — Там вы его найдете.
Как ни странно, Донал в этом не сомневался. И необъяснимая уверенность в этом вновь вызвала у него странное веселье.
Он прошел по освещенному солнцем живому коридору, который незаметно расширился, переходя в лишенный крыши сад, мимо прудов с разноцветными рыбками, через дом, который не был домом, через рад комнат и снова наружу, пока не вышел в маленький дворик, наполовину перекрытый крышей, и в дальнем конце его, в тени, увидел сидящего на траве высокого лысого человека неопределенного возраста в голубой одежде.
Донал спустился по трем каменным ступеням, пересек дворик и снова поднялся на три ступеньки, оказавшись прямо перед экзотом.
— Сэр, — сказал Донал, — я Донал Грэйм.
Высокий человек показал рукой на землю.
— Если, конечно, вы не предпочтете сидеть на стене, — улыбнулся он. — Сидеть в такой позе не всем нравится.
— Вовсе нет, сэр. — Донал сел, скрестив ноги.
— Хорошо, — кивнул высокий и погрузился в собственные мысли, уставившись в глубину двора.
Донал расслабился, ожидая. Пока он шел сюда, в нем нарастало чувство некоей умиротворенности. Все здесь, казалось, располагало к медитации, и — Донал в этом не сомневался — наверняка именно такова была цель создателей. Он сидел, предоставив своим мыслям полную свободу, и оказалось — что вовсе не было странным, — мысли его постоянно возвращаются к человеку рядом с ним.
Сэйона, как знал Донал еще со школы, был весьма своеобразным представителем экзотов. С точки зрения остального человечества, жители Мары и Культиса были довольно странными — некоторые даже сомневались в том, что они происходят от людей. Однако подобные рассуждения были отчасти шуткой, а отчасти предрассудком.
Экзоты достигли небывалых высот в области психологии и родственных ей наук, а также в той области, которую можно было бы назвать генетическим отбором или выведением породы — в зависимости от отношения к ней. Они не поклонялись открыто никакому богу и не исповедовали никакой религии. С другой стороны, почти все они — по их собственным словам, в силу личного выбора — были вегетарианцами и противниками любого насилия, подобно древним индусам. Однако, помимо этого, они придерживались еще одного кардинального принципа — принципа невмешательства. Убеждать в своей точке зрения другого, неважно каким способом, считалось у них крайней формой насилия. Тем не менее все это не лишило их способности позаботиться о себе самих. Если их кредо заключалось в неприменении насилия к кому бы то ни было, то другой общепризнанной составляющей того же самого кредо было недопущение какого бы то ни было насилия по отношению к самим себе. В войне и бизнесе, среди наемников и торговцев они всегда отстаивали свою точку зрения.
Что касается Сейоны, то он был неким символом, полностью понятным лишь экзотам — определенной частью их эмоциональной жизни, воплощенной в лице живого человека, связующим звеном между двумя планетами. Он обладал способностью понять любого, примирить враждующих, выразить общность чувств между людьми. Как Ани — вполне нормальная женщина — была для любого экзота в буквальном смысле одной из избранных Культиса, воплощением их лучших качеств, живым произведением искусства, которому они поклонялись. Ее частная жизнь не имела никакого значения. Для экзотов основную ценность представляли ее способности — как врожденные, явившиеся результатом тщательного отбора, так и приобретенные.
Донал внезапно осознал, что Сэйона обращается к нему. Старик уже некоторое время говорил спокойным, ровным голосом, а Донал позволял его словам течь сквозь его сознание, словно воде сквозь пальцы. Теперь же нечто из сказанного вернуло его к реальности.
— …Почему же, вовсе нет, — ответил Донал, — Я полагал, что это стандартная процедура для любого командующего, прежде чем вы его наймете.
Сэйона усмехнулся.
— Подвергать каждого претендента всем этим проверкам? — сказал он. — Нет, нет. Об этом сразу же станет известно, и мы никогда не сможем нанять тех, кто нам нужен.
— Мне, в общем-то, нравится проходить испытания, — произнес Донал.
— Я знаю, — кивнул Сэйона. — В конце концов, испытание — это форма соревнования, а вы по своей натуре склонны к нему. Нет, обычно, когда нам нужен кто-то из военных, нас интересует лишь эта сторона его личности — и не более того.
— Почему же тогда со мной по-другому? — Донал повернулся к собеседнику. Сэйона взглянул на него бледно-карими глазами, которые казались слегка лукавыми из-за морщинок в углах.
— Что ж, вы интересовали нас не только как командующий, — пояснил экзот. — Видите ли, это связано с вашими предками. Вы, собственно, отчасти маранец, и нас интересуют именно эти ваши гены, пусть даже подавленные. Кроме того, дело касается вас самого. Вы обладаете невероятными потенциальными способностями.
— Потенциальными способностями к чему?
— К некоторым довольно существенным вещам, — спокойно произнес Сэйона. — Естественно, мы сможем определить их лишь по результатам наших испытаний.
— Могу я спросить, что это за довольно существенные вещи?
— К сожалению, я не могу ответить на ваш вопрос, — сказал Сэйона. — Так или иначе, ответ не имел бы для вас смысла. Вот почему я подумал, что мне следовало бы с вами побеседовать. Меня интересует ваша философия.
— Философия! — Донал рассмеялся. — Да я же дорсаец.
— Любой, даже дорсаец, любое живое существо обладает собственной философией — стебель травы, птица, младенец. Философия индивидуума — необходимая вещь, краеугольный камень, по которому мы оцениваем наше собственное существование. Кроме того, вы лишь отчасти дорсаец. Что говорит ваша другая часть?
Донал нахмурился.
— Я не уверен, что моя другая часть вообще что-либо говорит. Я солдат. Наемник. У меня есть работа, и я намерен выполнять ее — всегда — самым лучшим образом, на какой только способен.
