– …Там очень красиво! Ели высоченные, огромные… Там такие леса! И река…
Теперь уже Денис говорил почти безостановочно, словно боясь, что она сейчас посмотрит на часы, извинится, встанет и уедет. Он говорил обо всем подряд, чтобы увлечь ее, заинтриговать, опутать сетями, – нельзя не дослушать, неловко не ответить… Он вдруг стал бояться, что она просто деликатна, а потому и сидит с ним весь этот вечер.
– Я не разрешил вырубать деревья, я их сохранил, и теперь вокруг большого дома полукругом стоят огромные ели…
– Конечно, поехали, – перебила она его на полуслове. Ей стали смешны эти обязательные природоведческие отступления. – Денис, поехали, я с удовольствием посмотрю, как ты живешь, какие ели в твоем лесу и какая там река. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, так ведь говорят?
Она замолчала – этой паузой она дала ему возможность произнести что-нибудь о жене, подруге, мужской несвободе… Но он молча замер, как охотник, напавший на след.
Денис не верил своим ушам – эта женщина, такая необычная, такая неприступная… и вдруг… Вот так просто, избавляя его от противных ужимок и экивоков, она дала понять, что он ей нравится, что она готова продолжить эти внезапные отношения. И ведь ему она нравится, нравится с того самого рыдания и «хлюпанья носом» в его кабинете. Или нет, с того момента, как он увидел ее в халате и мохнатых смешных носках в ее аккуратной съемной квартирке. Он сам себе врал все эти дни, не веря, что такое возможно – что возможно просто влюбиться в одну секунду, в одно мгновение, от одного только взгляда, от одного только ощущения правильности, порядочности, чистоты.
– Но главное в этой пословице – первая часть: один раз увидеть… – донесся до него голос Лизы, но Денис, подгоняемый радостной суматохой, уже отсчитывал официанту щедрые чаевые.
В машине звучала какая-то песня, которую он не знал и даже никогда не слышал, а она тут же принялась мурлыкать, вторя мелодии. Подпевала она плохо, невпопад, хотя слух явно был, просто на пении она не сосредоточилась, а прибегла к нему, чтобы заполнить образовавшуюся паузу. Денис с той же целью вертел головой, хмурился, словно никогда и не ездил по этой дороге и сомневался в правильности маршрута. Их, смутившихся от обоюдно принятого решения, выручило радио, которое во внезапной тишине приятным мужским голосом прозносило строчку за строчкой о любви.
И они перестали притворяться, а прислушались к словам, которые были совсем не про них, но которые избавили обоих от чувства неловкости. Стихи напомнили о том, что взрослые люди имеют право на тайну, сумасбродство, на мимолетную ошибку и на любовь, в которую эта ошибка может превратиться.
И вот на смену стихам пришла музыка, они по-прежнему молчали, но это молчание было другим – предвестником близости, но без капли суетной неловкости, без неприличности соблазнения, без женского жеманства и мужской бравады.
Денис спокойно вел машину и думал о том, что его совсем не покоробило, не смутило ее согласие. Потому что в этом ее решении не было скороспелой пошлости или «щучьего» рефлекса, который невольно демонстрировали его знакомые женщины. В этом ее согласии не было ничего неприличного или отталкивающего. В ее поступке была зрелость и решительность свободной женщины. «Ты – одна?» – спросил он ее тогда, еще за столом. «Да», – просто ответила Лиза, не смущаясь своего долгого одиночества. «Другая набивала бы себе цену – за мной хвост поклонников, а эта…» – Денис вдруг повернулся к Лизе:
– Что ты говорила про «один раз увидеть»?
– Ничего, – соврала она, а он не стал допытываться.
В темноте, когда дорогу сторожил темный частокол леса, а встречные машины превращались в монстров с горящими глазами, в этой темноте они доехали до Звенигорода. Там, в отдалении от других строений, стоял большой белый дом. Было понятно, что он огромен, но окружавшие его ели, тоже большие, величественные, несколько снижали этот эффект грандиозности. Место было обитаемым и обихоженным – Лиза заметила и цветники, и аккуратные дорожки, и подстриженные кусты. В доме, теплом, сухом, не носившем печати безлюдности, пахло сдобой.
– Кто это готовит? – повела носом Лиза.
– У меня есть человек, правда, она терпеть не может включать вентиляцию. Вот первый этаж и пахнет, как кухня в ресторане. Но мне не мешает. Я вообще на это махнул рукой.
– Правильно, – улыбнулась Лиза. – Ерунда это все…
– Что – ерунда? – Денис остановился посреди большого холла.
– Послушай, – Лиза бросила рассматривать какой-то гобелен, висевший в рамке, и приблизилась к нему. – Мы ведь сюда приехали не для прогулок и не для длинных разговоров. Мы приехали сюда, чтобы лечь в постель, верно? Извини, но как врачу, хоть и педиатру, – Лиза лукаво улыбнулась, – мне позволительна прямота. И я совершенно не хочу терять времени. Вот ни минутки не хочу. Ты меня понимаешь?
– Понимаю. – Денис посмотрел на нее и осознал, что действительно любое промедление будет совершенно непозволительной роскошью. Он взял Лизу за руку, приблизил к себе и поцеловал. Она ответила нежно, как бы пробуя на вкус его губы, потом, все больше распаляясь, она поднялась на цыпочки, обхватила его голову руками и поцеловала долгим, сильным поцелуем…
– И на каком мы этаже? – Она в полумраке пыталась целомудренно обернуться простыней.
– Ты не помнишь, как мы поднимались?
– Как можно что-то помнить, мы же все время целовались?! Всю дорогу, я бы сказала.
– На втором. А всего их три. Но высоких…
– Это я еще помню, – улыбнулась Лиза. Она наконец, завернулась в эту огромную простыню, вытянула руки вдоль туловища и замерла.
– Ты сейчас стала похожа на мумию. – Денис лежал рядом, облокотившись на высоко поднятую подушку.
– Спасибо. Но мне всего тридцать восемь. Это по историческим меркам – «еще не родилась».
– Ты не выглядишь на свой возраст. И ты это отлично знаешь. И кокетничаешь этим.
– Конечно, а почему бы и нет. Я хорошо выгляжу. Иногда, когда не очень устаю. Это верно. – Лиза повернулась к нему лицом. – Ты ведь совсем не намного старше меня.
– Это вопрос?
– Нет, конечно, я все узнала из Интернета. Не думаю, что там наврали про возраст.
– Не наврали. А почему ты ничего не спросишь про жену?
– Денис Александрович, меня такие вопросы совсем не интересуют.
– Совсем?
– Совсем, странно, что ты об этом заговорил именно сейчас.
– Я чувствую ответственность.
– Что? – Лиза от неожиданности привстала. Простыня соскользнула, обнажив ее грудь.
