НА СЕВЕРЕ
В стране бурана и метели,Где слышен только бури вой,Где сосны старые да елиВедут беседу меж собой, —Там человек бывает редко,Его пустыни не влекут.Лишь самоед, охотник меткийСтрелой каленой, да якут,Туда являясь для охоты,Летят по снежным глубинам,Чрез занесенные болота,К пустынным моря берегам…Там рыщет лось, да волк голодныйСебе добычу сторожит.Да иногда лишь край холодныйНесчастных песня огласит.Но что печальнее, она ли,Или волков голодных вой,Что долетал из снежной далиДо слуха тех певцов порой,Решить нельзя… А песня льется,Родной в ней слышится мотив…Она про родину поется,Про золото родимых нив,Родных, оставленных далеко,Навек покинутых друзей…Звучит та песня одинокоПод звон заржавленных цепей!
СТЕНЬКА РАЗИН
I
Гудит Москва. Народ толпамиК заставе хлынул, как волна,Вооруженными стрельцамиВся улица запружена.А за заставой зеленеютЦветами яркими луга,Колеблясь, волны ржи желтеют,Реки чернеют берега…Дорога серой полосоюИграет змейкой между нив,Окружена живой толпоюВысоких придорожных ив.А по дороге пыль клубитсяИ что-то движется вдали:Казак припал к коню и мчится,Конь чуть касается земли.— Везем, встречайте честью гостя.Готовьте два столба ему,Земли немного на погосте,Да попросторнее тюрьму.Везем!И вот уж у заставыКрасивых всадников отряд,Они в пыли, их пики ржавы,Пищали за спиной висят. Везут телегу.Палачами Окружена телега та,На ней прикованы цепямиСидят два молодца. УстаУ них сомкнуты, грустны лица,В глазах то злоба, то туман…Не так к тебе, Москва-столица,Мечтал приехать атаманНизовой вольницы! Со славой,С победой думал он войти,Не к плахе грозной и кровавойМечтал он голову нести!Не зная неудач и страха,Не охладивши сердца жар,Мечтал он сам вести на плахуДьяков московских и бояр.Мечтал, а сделалось другое,Как вора, Разина везут,И перед ним встает былое,Картины прошлого бегут:Вот берега родного Дона…Отец замученный… Жена…Вот Русь, народ… Мольбы и стонаПолна несчастная страна…Монах угрюмый и высокий,Блестит его орлиный взор…Вот Волги-матушки широкойИ моря Каспия простор…Его ватага удалая —Поволжья бурная гроза…И персиянка молодая,Она пред ним… Ее глазаПолны слезой, полны любовью,Полны восторженной мечты…Вот руки, облитые кровью, —И нет на свете красоты!А там все виселицы, битвы,Пожаров беспощадных чад,Убийства в поле, у молитвы,В бою… Вон висельников рядНа Волге, на степных курганах,В покрытых пеплом городах,В расшитых золотом кафтанах,В цветных боярских сапогах…Под Астраханью бой жестокий…Враг убежал, разбитый в прах…А вот он ночью, одинокий,В тюрьме, закованный в цепях…И надо всем Степан смеется,И казнь, и пытки — ничего.Одним лишь больно сердце бьется:Свои же выдали его.
II
Утро ясно встает над Москвою,Солнце ярко кресты золотит,А народ еще с ночи толпоюК Красной площади, к казни спешит.Чу, везут! Взволновалась столица,Вся толпа колыхнула волной,Зачернелась над ней колесницаС перекладиной, с цепью стальной…Атаман и разбойник мятежныйГордо встал у столба впереди.Он в рубахе одет белоснежной,Крест горит на широкой груди.Рядом с ним и устал, и взволнован,Не высок, но плечист и сутул,На цепи на железной прикован,Фрол идет, удалой эсаул;Брат любимый, рука атамана,Всей душой он был предан емуИ, узнав, что забрали Степана,Сам охотно явился в тюрьму.А на черном, высоком помостеДьяк, с дрожащей бумагой в руках,Ожидает желанного гостя,На лице его злоба и страх,И дождался. На помост высокийРазин с Фролкой спокойно идет,Мирно колокол где-то далекийПравославных молиться зовет;Тихо дальние тянутся звуки,А народ недвижимый стоит:Кровожадный, ждет Разина муки —Час молитвы для казни забыт…Подошли. Расковали Степана,Он кого-то глазами искал…Перед взором бойца-атамана,Словно лист, весь народ задрожал.Дьяк указ «про несказанны вины»Прочитал, взял бумагу в карман,И к Степану с секирою длиннойКат пришел… Не дрогнул атаман;А палач и жесток и ужасен,Ноздри вырваны, нет и ушей,Глаз один весь кровавый был красен, —По сложенью медведя сильней.Взял он за руку грозного катаИ, промолвив, поник головой: —Перед смертью прими ты за брата,Поменяйся крестом ты со мной.На глазу палача одинокомБриллиантик слезы заблистал, —Человек тот о прошлом далеком,Может быть, в этот миг вспоминал…Жил и он ведь, как добрые люди,Не была его домом тюрьма,А потом уж коснулося груди,Раскалённое жало клейма,А потом ему уши рубили,Рвали ноздри, ременным кнутомЧуть до смерти его не забилиИ заставили быть палачом.Омочив свои щеки слезами,Подал крест атаман ему свой —И враги поменялись крестами…— Братья! шепот стоял над толпой…Обнялися ужасные братья,Да, такой не бывало родни,А какие то были объятья —Задушили б медведя они!На восток горячо помолилсяАтаман, полный воли и сил,И народу кругом поклонился:— Православные, в чем согрубил,Все простите, виновен не мало,Кат за дело Степана казнит,Виноват я… В ответ прозвучало:— Мы прощаем и бог тя простит!..Поклонился и к крашеной плахеПодошел своей смелой стопой,Расстегнул белый ворот рубахи, Лег…Накрыли Степана доской.— Что ж, руби! Злобно дьяк обратился,Али дело забыл свое кат?— Не могу бить родных — не рядился,Мне Степан по кресту теперь брат,Не могу! И секира упала,По помосту гремя и стуча.Тут народ подивился немало…Дьяк другого позвал палача.Новый кат топором размахнулся,И рука откатилася прочь.Дрогнул помост, народ ужаснулся…Хоть бы стон! Лишь глаза, словно ночь,Черным блеском кого-то искалиБлиз помоста и сзади вдали…Яркой радостью вдруг засверкали,Знать, желанные очи нашли!Но не вынес той казни Степана,Этих мук, эсаул его Фрол,Как упала рука атамана,Закричал он, испуган и зол…Вдруг глаза непрогляднее мракаПосмотрели на Фролку. Он стих.Крикнул Стенька:— Молчи ты, собака!И нога отлетела в тот миг.Все секира быстрее блистает,Нет ноги и другой нет руки,Голова по помосту мелькает,Тело Разина рубят в куски.Изрубили за ним эсаула,На кол головы их отнесли,А в толпе среди шума и гулаСлышно — женщина плачет вдали.Вот ее-то своими глазамиАтаман меж народа искал,Поцелуй огневыми очамиПеред смертью он ей посылал.Оттого умирал он счастливый,Что напомнил ему ее взор,Дон далекий, родимые нивы,Волги-матушки вольный простор,Все походы его боевые,Где он сам никого не щадил,Оставлял города огневые,Воевод ненавистных казнил…
ПОЭТ-БРОДЯГА
Не вам понять любовь поэта,Любовь бродяги-удальца,Ей мало ласки и привета,Ей тесен круг большого света,Ей нет ни меры, ни конца.Воспитан он в лесах дремучих,Поэтом стал в глуши степей,В горах высоких, в грозных тучахПорывы добыл чувств могучихИ занял волю у морей.
«Я — эоловой арфы струна…»
