330
Там же. С. 252.
331
Там же.
332
См.: Там же. С. 287.
333
Греч, слово аяоХйтрсоок;, передаваемое в русском переводе «искупление», а в славянском — «избавление», означает «освобождение посредством выкупа от греха и его следствий» (см.: Мышцын В., проф. Учение святого апостола Павла о законе дел и законе веры. Сергиев Посад, 1895. С. 105).
Различение прощения вины в грехе и потребления следствий греха является основой правильного понимания искупления. См. об этом в изложении воззрений патриарха Сергия.
334
Несмелое В. И. Наука о человеке. Т. 2. С. 334.
335
Там же. С. 353.
336
«Автор сводит дело нашего воскрешения к механическому действию всемогущества» (Тареев М., проф. Воскресение Христово и его нравственное значение // Богословский вестник. 1903. № 5. С. 9, примеч.).
337
Несмелов В. И. Наука о человеке. Т. 2. С. 336.
338
Там же. С. 353.
339
Там же. С. 53.
340
Там же. С. 334.
341
Там же. С. 553.
342
Там же. С. 286.
343
Несмелое В. И. Наука о человеке. Т. 2. С. 252.
344
Там же.
345
Там же. С. 353.
346
Там же. С. 252.
347
Там же. С. 242, 253.
348
Там же. С. 231, примеч.
349
Там же. С. 243, примеч.
350
Там же. С. 252–253.
351
См.: Там же. С. 253.
352
Там же. С. 254.
353
«Оригинальность» подобного воззрения была критически отмечена рецензентами автора (проф. Будрин, Николин) и вызвала «недоумение» у сочувственно относящегося к нему П. Никольского (Никольский П. Письма о русском богословии. Вып. 2. СПб., 1907. Письмо 11). Студент Казанской духовной академии выпуска 1914 года H. Лебедев в курсовом сочинении «Библейское повествование о грехопадении первозданных людей в сопоставлении со сказаниями языческой древности и философскими гипотезами позднейшего времени» подверг критическому разбору эти воззрения автора. Сочинение это, по–видимому, утеряно, но сохранились отзывы о нем проф. В. И. Протопопова и самого проф. Несмелова (см.: Приложение к Протоколам Совета Казанской духовной академии: за 1914 г. С. 383–415). В этом отзыве Несмелое высказался о тех побуждениях, которые заставили его отказаться «от традиционно–богословского представления о первом –грехопадении людей» (Там же. С. 412). Эти высказывания облегчают более точное понимание основного труда автора.
«Церковно–библейское учение, — говорит он, — вполне определенно утверждает, что началом греха было преступление Божией заповеди. По богословскому же пониманию этого преступления, оно было не началом греха, а следствием греховного настроения первых людей, именно, следствием их греховной гордости, их греховного желания выдать себя за богов, или… следствием их недоверия и даже враждебного отношения к Богу» (Там же. С. 411). «Для меня стало до очевидности ясно, что необходимо понять это грехопадение так, чтобы преступление Божией заповеди было началом греховного состояния людей, а для этого необходимо указать такие мотивы преступления, которые были бы если уж не прямо святыми, то, по меньшей мере, совершенно безразличными. И после многих усиленных трудов я продумал ту именно психологию, которая изложена в моей «Метафизике жизни»» (Там же. С. 412). Этим признанием объясняется искусственность его построений. Неудовлетворительность того объяснения, которое он называет богословским, конечно, доказывается тем, что при этом понимании первые люди становятся грешниками до грехопадения. Но причина этой ошибки та же, что и в искусственности, а также невероятности объяснения автора — она заключается в буквальном (чувственном) понимании библейского рассказа о грехопадении. Безусловная истина, в нем заключающаяся, не раскрывается при таком его понимании. Она заключается в том, что под чувственными образами следует понимать события, имевшие место не в земном, а в духовном мире, как и понимали их многие святые отцы (см.: Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. Кн. 2. Гл. 11: О рае).
Не рассматривая вопрос о том, в чем состояло само нарушение заповеди, можно заключить, что библейский рассказ символически передает психологический (мысленный) процесс, приведший к грехопадению. И первая греховная мысль (не искушение в мысли, а «мысленный грех»), допущенная первыми людьми (в чем бы она ни заключалась: в устремлении к материальной природе, в желании запрещенного знания, в стремлении достигнуть равенства с Богом и т. д.), и была самим грехопадением, нарушением Божией заповеди, мысленным вкушением плода от запрещенного дерева познания добра и зла, о котором говорится в Библии. При таком понимании нет разрыва между началом греха и нарушением заповеди, нет нужды говорить о греховном состоянии до грехопадения и в придумывании святых или безразличных мотивов.
Правильность этого понимания подтверждается как тем, что оно является святоотеческим, так и тем, что до настоящего времени психологический процесс грехопадения остается тем же, и действительный грех праотцев, первый по времени, послужил как причиной греховного состояния, так и образом всякого греха всех потомков [Адама].
Грех не может быть сведен к ошибке. Но именно это сведение первого греха, как нарушения Божией заповеди, к ошибке вызвало следующее замечание у такого, по существу нецерковного, мыслителя, как H. Бердяев: «Несмелое замечательный психолог, он дает психологию трансцендентных глубин и краев душевной жизни: психология грехопадения у него поразительна» (Приложение к Протоколам Совета Казанской духовной академии: за 1914 г. С. 60). Это понятно, потому что «психологически» гораздо легче сказать «я ошибся», чем сказать «я виноват».
354
Несмелое В. И. Наука о человеке. Т. 2. С. 252.
355
Приложение к Протоколам Совета Казанской духовной академии: за 1914 г. С. 414.
356
Приложение к Протоколам Совета Казанской духовной академии: за 1914 г. С. 406.
357
См.: Приложение к Протоколам Совета Казанской духовной академии // Православный собеседник. 1908. N° 7/8. С. 225.
358
Несмелов В. И. Наука о человеке. Т. 2. С. 119–130.
359
Там же. С. 408.
360
«А так как более ценных соображений (чем вариации «юридической» теории искупления) богословская мысль не в состоянии была дать, то древние благочестивые защитники христианства, во избежание несчастных последствий от богословских соображений, старались даже совсем избегать всяких соображений и вместо научного оправдания христианства усиленно указывали только на его непостижимость. В этом положении вопрос об истине христианства находится и по настоящее время» (Несмелов В. И. Наука о человеке. Т. 2. С. 132).
361
Приложение к Протоколам Совета Казанской духовной академии: за 1914 г. С. 235.
362
В непримиримое противоречие с церковным опытом и Преданием вступает автор в своем учении о смерти и загробном существовании души.
363
Можно было бы еще отметить появившиеся в те же годы статьи митрополита Антония (Храповицкого), оказавшие также свое влияние на современное богословие. Но рассмотрение их правильнее совместить с рассмотрением того труда, в котором понимание искупления выражено более полно (см. гл. IV).
364
См.: Орлов Л. П., проф. Сотериология Ансельма Кентерберийского. Сергиев–Посад, 1915. С. 3.
365
В данном случае имеются в виду системы митрополита Макария (Булгакова) и архиепископа Филарета (Гумилевского). Ссылки в тексте с указанием страницы делаются наследующие издания: Макарий (Булгаков), митр. Православно–догматическое богословие. СПб., 1883. Т. 2 (цит.: Макарий); Филарет (Гумилевский), архиеп. Православное догматическое богословие. СПб., 1882. 4. 2 (цит.: Филарет).
366
Макарий. С. 15, 24, 142, 148, 157; Филарет. С. 78–79. «В этих словах находят все, что так дорого «юридической» теории» (Петров Я., свящ. Об искуплении. Казань, 1915. С. 57).
367
Филарет. С. 79.
368
«Бог не мог остаться неудовлетворенным такою жертвою за наши грехи» (Макарий. С. 150). «Потому‑то, собственно, и самая принесенная Богу Христом в Его страданиях и смерти за людей жертва получала такое необъятное значение, став явлением правды Божией (см.: Рим 3, 26) и в то же время без противоречия ей принесши грешным людям такого рода неизмеримо великие последствия» (Сильвестр (Малеванский), еп. Опыт православного догматического богословия. Т. 2. С. 114).
