Мы стояли на россыпи камней. Прямо под ногами у нас с Леоной шла глубокая трещина, через которую внизу виднелся кусок пустыни.
— Второй этаж, господин Исиока, это второй этаж пирамиды! — крикнула Леона.
Услышав это, я огляделся. Сзади нас возвышалась скалистая стена, вершина которой доходила до мощного стального каркаса, поддерживающего бесчисленные стекла. За ними, еще выше, виднелось начинающее синеть небо, западная часть которого уже окрасилась в цвета заката. Вдалеке видно было и подсвеченную заходящим солнцем круглую башню.
До меня наконец дошло, что мы на втором этаже пирамиды.
— Оказывается, есть и такой маршрут, — пробормотала Леона.
— Маршрут подъема, который проглядели профессионалы, — сказал появившийся рядом с нами Митараи.
Действительно, мы поднялись на второй этаж пирамиды, не пользуясь ни лестницей, ни канатом, ни костылями, ни молотком.
— Вы это знали, господин Митараи? — спросила Леона.
— Конечно, знал. Иначе это противоречило бы логике.
— Вы точно гений! — сказала Леона, не сумев сдержать своих чувств.
Митараи хмыкнул.
— Эти восхваления совершенно ни к чему. Я сам знаю, что обладаю необходимыми мне способностями. А двести долларов?
— Я с удовольствием заплачу!
— Пожалуйста. Эрику Бернару.
— Что?
— Обещанный срок кончается послезавтра. Так что прошу заранее зарезервировать место, где все смогут собраться. Исиока, извини, но я все объясню только там. Только, Леона, перед этим я хочу встретиться с Эриком. Сразу, как мы выйдем отсюда, свяжись с ним и организуй нам встречу завтра пораньше.
— Почему с Эриком?
— А вот это я расскажу послезавтра.
— Вы во всем разобрались?
— Иначе я не стал бы этого говорить.
— Поразительно! Но все-таки… Эрик? Может быть, он…
— Не надо об этом беспокоиться. Тебе ведь главное, чтобы съемки возобновились первого сентября.
— Эрвин Тофлер наверняка так и скажет.
— Так вот, я выполняю это свое обещание.
Я безучастно смотрел через огромное стекло на величественный вечерний пейзаж. Стоял, окруженный со всех сторон стеклянными стенами, на просторной скалистой площади.
— Можно кое-что спросить? — сказала Леона. Они с Митараи, оказывается, успели подойти к решетчатой железной двери вдалеке.
— Нельзя, — твердо ответил Митараи и пошел обратно в мою сторону. — Исиока, надо возвращаться. Запас кислорода не безграничен. Надо побыстрее, не то охранники сойдут с ума.
— У меня очень простой вопрос. Для вас это был простой случай?
Но Митараи, проигнорировав эти слова, молча пополз обратно в узкую дыру у основания высоченной скалы.
Голливуд, Америка — 15
В два часа дня 31 августа мы, пообедав, прибыли в сопровождении менеджера Леоны в павильон «G» кинокомпании «Парамаунт». Как мы поняли, здесь Леона имела статус небожительницы, и самой показывать друзьям территорию студии было ниже ее достоинства. Это выглядело бы примерно так же, как если б королева Елизавета сама водила посетителей по Букингемскому дворцу.
Студия «Парамаунт» расположена в южной части Голливуда на Мелроуз-авеню. Если быть немного точнее, «Парамаунт пикчерз» занимает целый квартал, ограниченный с четырех сторон Мелроуз-авеню, бульваром Санта-Моника, Гауэр-стрит и Ван-Несс-авеню. К северу от Гауэр-стрит на склоне горы установлена знаменитая белая надпись « HOLLYWOOD».
У «Парамаунт» очень обширная территория, можно сказать, целое королевство. На ней выстроились похожие на гигантские ящики многочисленные павильоны, где прямо сейчас снимаются фильмы, которые соберут массу зрителей по всему миру. Мы с Митараи гуляли по дорожкам между этими сооружениями, а мимо нас с озабоченным видом пробегали многочисленные киношники.
Здание цвета слоновой кости, в которое нас проводили, снаружи имело довольно скромный вид, но внутри оно напоминало настоящий театр. На просторной сцене, освещенной фонарями, были расставлены складные стулья, на которых уже сидели коллеги Леоны и ждали нашего появления. Но самой Леоны мы не увидели.
Помещение показалось мне похожим на театр потому, что у края сцены стояли декорации, изображающие, очевидно, комнату в одном из небоскребов Манхэттена. Это, наверное, была кухня. Ее осветили особенно ярко, а за окнами установили фотографии ночного Манхэттена, в которые вмонтировали огромное количество крохотных лампочек.
На большом мраморном столе стоял великолепный макет, явно изображающий пирамиду Иджипт-Айленд. Его прикрывал прозрачный акриловый чехол. И сама пирамида, и круглая башня рядом, и скальное основание, и даже волны на море были выполнены очень тщательно.
Пока мы шли по студии, дверь в стене с другой стороны от мраморного стола с макетом резко отворилась, и вошла Леона. Видимо, она репетировала какую-то зимнюю сцену, поскольку была в коричневом платье-мини. Ткань платья покрывал узор из завитков, по всей его длине тянулись две — золотая и серая — вертикальные полосы.
— Господин знаменитый сыщик, добро пожаловать в мою манхэттенскую квартиру!
Леона говорила на английском, на котором только что репетировала. В гриме она выглядела совершенно другим человеком, и вся сцена напоминала кадр из фильма, так что казалось, что все это снимается на камеру.
— Итак, господа, знаменитый сыщик из Японии! Прошу ваши аплодисменты!
Подчиняясь словам знаменитой звезды, присутствующие единодушно зааплодировали.
— Господин, который вошел первым, — знаменитый сыщик Киёси Митараи, за ним — его помощник Кадзуми Исиока. Сегодня они расскажут о раскрытии загадки убийства на Бич-Пойнт, которое принесло нам столько проблем. Проходите, пожалуйста, сюда, занимайте места рядом со столом. Стулья для зрителей развернуты в эту сторону. Садитесь, я представлю вам группу.
— Приветствую, дамы и господа!
Как всегда полный уверенности, Митараи не торопясь повернулся к публике. Говорил он, разумеется, по-английски.
— Какая громадная у вас компания! Прямо отдельное государство… Есть глубокий смысл в том, что для рассказа о раскрытии преступления выбрали именно это место. Потому что именно здесь находится Вавилон.
Раздался шквал аплодисментов. Не понимая причины этого, я решил тихо сидеть на своем месте возле стола.
— Различные цивилизации — всего лишь крупицы в великой реке времени. Не больше, чем отдельные пузырьки пены. Неожиданно просыпаясь, как подводный вулкан, они какое-то время извергают пламя, а потом быстро тонут в потоке истории. Где сейчас самый блистательный центр нашей цивилизации? Где море черепичных крыш на особняках свидетельствует о процветании, где возвышается Вавилонская башня? Сейчас, когда Греция и Рим ушли в историю, это не Париж, не Лондон и не Нью-Йорк. Этот центр сейчас здесь, в Голливуде. В Голливуде, где целлулоидные грезы возвышаются надо всем, пронзая облака.
Раздались крики «Браво!», началась овация. Митараи обладал редким умением овладевать сердцами толпы.
— Мистер Холмс, прекрасная речь! Вам нужно выдвигаться на пост президента! — сказала Леона.
Снова раздались аплодисменты.
— Садитесь, пожалуйста, сюда. Я задам несколько вопросов. Нынешнее дело оказалось простым?
— На этот вопрос ответит мой помощник.
Глубоко поклонившись, как после спектакля, Митараи сел на стул. Леона задала мне тот же вопрос по-японски.
— Умерла его любимая собака, поэтому, думаю, было трудно.
Я ответил откровенно. Леона перевела мой ответ на английский, из публики послышались грустные вздохи.
— Это, должно быть, очень тяжело, — произнес кто-то.
— Не хотелось бы пережить это снова. Все мы знаем, какое горе несет утрата любимых. Это горе сравнимо с исчезновением целой цивилизации. Жить — значит, все время подвергаться ударам.
Митараи встал и заходил по сцене.
— Те, кто знает, что наша жизнь — непрестанная борьба, не боятся прямого выстрела. По-настоящему страшен удар со стороны близкого, которого ты не ожидал. Шелест деревьев, качающихся за окном, разговор с другом ни о чем, приглушенный шепот в ночной тишине — когда это все исчезает в одно мгновение, кончается весь мир.
