— Но как такое могло случиться, что Варил пал? Почему вы не открыли шлюзы? И почему армия Варила не дала отпор оркам? Это же превосходная армия! Самая прекрасная в мире!
— Да, красоты им было не занимать, — согласилась с Ранкстрайлом девушка. — Их перебили за полдня. Почти все полегли, зато какие они были красивые! Защищать город остались лишь раненые, женщины и дети. Кто-то предал нас, кто-то продал нас оркам. Первые их отряды подошли ночью, как волки, — они захватили водяные мельницы и убили охранников на шлюзах до того, как те смогли их открыть. У орков были карты, и они точно знали, что делать. Потом они окружили город. Наша кавалерия попыталась прорвать осаду. Их хватило на одну атаку. Дело в том, что красивыми-то они были, это точно, в своих золотых и серебряных доспехах, но только вот никогда не сражались. Они лишь участвовали в парадах и выигрывали турниры. И строились они по признаку знатности рода: рядом с сиром Эрктором и его кавалерией находился кавалер Гаимир, его двоюродный брат, хотя он командовал легкой пехотой, которая должна была оставаться позади кавалерии. Так что ряды кавалеристов были прерваны строем пехоты, и именно там орки и прорвались, разбив нашу армию на две части. Отряды алебардщиков могли бы остановить атаку орков, но они находились позади всех, потому что их командир был не самого знатного рода и никто из потомственных аристократов не желал видеть его возле себя в первых рядах. Принц Эрик, сын сира Эрктора, со своими лучниками вообще не смог участвовать в атаке. Отец изгнал его — не только потому, что принц заявил, что строить армию согласно знатности гербов было самоубийством, но и потому, что лук и стрелы — это… подожди, как же он сказал… неизящное оружие. Лук подходит для бандитов и браконьеров, для охоты на диких кабанов. Какой угодно оборванец может выпустить стрелу издалека, и первый из кавалеристов может быть поражен ею так же, как последний из алебардщиков, а это неприлично. Каждый кавалерист проводит полжизни, овладевая искусством фехтования, участвуя в турнирах и поединках, но что это дает, если кто-то может прикончить его из лука с расстояния в тридцать футов? Это неизящно и неприлично. Лучше проиграть войну. Только вот после того, как война проиграна, орки играют в кегли головами побежденных, а это, по-моему, тоже не очень прилично. Жаль, что орков не обучают изяществу и хорошим манерам: их стрелы затмевали небо. И это было бы еще ничего, если бы наши не подставляли под них свои головы, как кегли. Армейские законы Варила запрещают падать на землю, укрываясь от стрел, — это приравнивается к бегству и наказывается смертной казнью. Солдаты остались гордо стоять, а достаточно было лишь наклониться и укрыться щитом. Тогда они могли бы пойти в контратаку. Но они остались стоять, не считая, конечно, раненых, которые не могли больше держаться на ногах. Сира Эрктора почти сразу же схватили и повесили. Чтобы его не подвергали мучительной смерти, его сын, принц Эрик, бросил с башни мешок золота, и орки ограничились всего лишь повешением. Принц Эрик сбросил с башни все золото города за остальных пленных, но на всех не хватило, и тогда орки…
— Да, да, я знаю, — прервал ее брат, — я знаю, что они сделали.
Девушка разрыдалась, но сразу взяла себя в руки и спросила, нет ли у них чего-нибудь поесть. Ранкстрайл и его лейтенант раздали солдатский хлеб.
— А почему ты так вырядилась? — поинтересовался Ранкстрайл, указывая на свадебное платье — белую тунику, всю покрытую вышивкой и бантами. Капитан понизил голос, но Йорш, со своим слухом эльфов, отчетливо слышал каждое слово, несмотря на шум пожаров. — Это ведь платье нашей матери. Как тебе только в голову пришло? И что ты наденешь теперь, когда сын пекаря попросит тебя в жены?
— Сын пекаря не попросит меня в жены, можешь не волноваться. Эта мегера, его мать, хочет как минимум двадцать золотых монет в приданое, а у нас их нет и никогда не будет. А даже если бы они и были, я бы все равно не пошла замуж за того, кто берет меня только из-за приданого да еще и улепетывает со всех ног, оставляя наедине с орками. Если бы у меня не было лука, который ты мне сделал, и если бы ты не научил меня из него стрелять, то меня уже дня полтора как не было б в живых. И это платье я надела потому, что была уверена, что не доживу до завтра. А так как я не хотела умирать в своих обычных грязных обносках и учитывая, что никто никогда не пожелает взять меня в жены, я решила: будь что будет, но я надену свадебное платье в первый и последний раз в жизни. Все равно завтра умирать.
И девушка опять заплакала.
— Но где вы были все это время? Как вы могли так медлить? — в слезах спрашивала она.
Но вскоре она успокоилась и вновь заговорила о платье, как если бы желала позабыть о войне и об орках, разговаривая о чем-то другом. Она еще больше понизила голос, но снова Йорш не мог не услышать ее слова:
— Знаешь, а ведь оно было совсем новое. Его ни разу не надевали! Я думала, что наша мать выходила в нем замуж за отца, а оказалось, нет. Вышивка была не очень аккуратно сделана: наша мама не отличалась терпением в рукоделье да и всегда плохо видела — вышивая, она сшила вместе обе стороны корсета, перед и спинку. Мне пришлось распороть вышивку, когда я решила надеть платье.
Ранкстрайл окаменел от этих слов.
— Ты уверена? — в конце концов пробормотал он.
Йорш решил, что большей глупости, чем обсуждать женский гардероб в тот момент, когда горит осажденный город и готовится следующая битва, на свете и быть не могло. Странно, до этого момента капитан Ранкстрайл совсем не казался ему идиотом.
С трудом он попытался встать; Ранкстрайл подхватил его под локоть и поставил на ноги.
Юный эльф неожиданно вспомнил, кто перед ним.
До этого мгновения он видел перед собой лишь человека, измученного видом своей растерзанной земли, мужественного воина, отважного командира, способного пожертвовать своей жизнью ради того, чтобы спасти захваченных пленников.
Теперь же он вспомнил, что перед ним был командир кавалерии Далигара. Ярость придала Йоршу сил. Он резко уклонился от огромной грубой руки капитана; вся его усталость исчезла.
— Вы приказали убить Последнего Дракона! — со злобным презрением прошептал он. — На вашей совести — смерть Эрброу.
Наступило долгое молчание. Ранкстрайл растерялся, но не подал вида и ни на миг не опустил взгляда.
— Я спас тебя, — с жаром сказал он. — Я спас всех вас. Тебя и всех остальных оборванцев. Мне было приказано убить вас, уничтожить, но я позволил вам спастись. Я повременил с атакой, чтобы вы могли укрыться в ущелье. Ты и все остальные. Я не хотел, чтобы на моей совести была смерть банды оборванцев, и дал вам время бежать… Ты обязан мне жизнью.
— Вы не спасли нашу жизнь. Вы просто ограничились тем, что не отобрали ее. Не кто иной, как вы, угрожали нашей жизни. По моим сведениям, не вы, а Последний Дракон спас нас. По вашей вине никогда больше крылья драконов не распахнутся над землей.
Йорш почувствовал, как его переполняют ярость и презрение. Перед ним снова возник образ Эрброу. Йорш захотел ударить капитана, ранить его. Волк почувствовал это так же, как чувствовал ненависть и злость в его голосе, и угрожающе зарычал. Капитан сухо прикрикнул на него. Снова наступило долгое молчание.
— Я думаю, ты прав, — проговорил наконец Ранкстрайл.
Этого Йорш не ожидал.
— Думаю, ты прав, — повторил капитан, убирая рукой волосы с лица и еще больше пачкая его кровью, сажей и грязью.
Капитан оказался ранен в руку, чего не заметил раньше. Также он увидел кровь на плече и выше колена, но не обратил на это никакого внимания. Во всем, что он делал, сквозила небрежность к себе самому и к собственной жизни.
— Я знаю, что ты прав, — продолжил он, — и самое ужасное, я знал это и тогда, той ночью. Я пошел в наемники лишь потому, что мне нужны были деньги. Я не думал о том, что продаю свой меч и что иногда это значит продать собственную душу. Той ночью мы не знали, что делать. Нам сказали, что вы — заклятые враги. У меня был приказ уничтожить вас, и не подчиниться приказу значило приговорить к смерти моих солдат. Но среди вас были дети, куча детей, девочка с короной на голове, бродяги, нищие, старики… Мы не знали, что делать. Мы убили дракона и рассказали всем, что вы погибли под обвалом… Это казалось нам хорошей идеей. Вас никто не преследовал, потому что мы объявили вас мертвыми. Ты не понимаешь, на карту была поставлена жизнь не только моих солдат. Но и их братьев и сестер, родителей, если они жили в Далигаре, их жен и детей, хоть наемникам и запрещено их иметь, — всех тех, до кого мог добраться Судья-администратор, всех их родных в графстве. Мы не могли рисковать семьями солдат, которые были родом из Далигара.
— Капитан, — совершенно беззлобно, даже с некоторой мягкостью в голосе прервал его Йорш, — именно потому, что родные ваших солдат являются заложниками… Капитан! Вы служите настоящему чудовищу!
