В 1946–1947 годах СССР предпринял еще одну попытку возвратить Карс и Ани Армянской ССР, но безуспешно.
В начале нашей перестройки Турция создала пограничный пропускной пункт возле Ани, и армянские туристы некоторое время посещали этот город, но без позволения фотографировать. В 1990 году военные действия в Нагорном Карабахе сильно обострили отношения между Турцией и Арменией, и граница в районе Ани снова была закрыта. В конце 1990-х годов министерство культуры Турции провело в Ани ряд «восстановительных» работ, во время которых до трех метров культурного слоя вокруг крепостных стен и оборонительных башен было срыто бульдозерами и вывезено на свалку, а сами стены и башни подверглись «евроремонту» и были облицованы «свежим и красивым камнем». К счастью, протесты ценителей старины, в том числе и турецких археологов, приостановили это варварство, но остались навсегда потерянными для истории «отремонтированные» въездные ворота, «Львиная башня» и другие оборонительные укрепления.
Уезжая из Карса в Анкару, я снова завтракал в чайхане «Кизмет» и говорил с понимающим по-французски хозяином — Халит-беем. Он спросил меня: «А сколько лет этому Ани?» Я ответил: «Несколько тысяч». На что любопытный Халитбей задумчиво произнес: «Интересно, при каком президенте это было начато?» Я ответил, что тогда были цари, а не президенты. Оказывается, именно это Халит-бей в виду и имел. Восточная традиция и сейчас предписывает правителям, в том числе и президентам, быть несменяемыми. Так что какая разница — президент или царь!
В 1970 году Халит-бей работал в Париже на автомобильном заводе «Рено», поднимался даже на Эйфелеву башню. «Передайте привет в Париже моим подругам, мадемуазелям Катрин и Жослин, они работают на углу улицы Пигаль, вы их сразу узнаете; Катрин — негритянка», — попросил он. Я пообещал исполнить его просьбу, памятуя при этом все-таки о том, что в последний раз Халит-бей видел этих тружениц панели в 1979 году, может, они уже на пенсии?
Такси увозило меня в аэропорт. Остановились у светофора на перекрестке, — я поднял глаза и увидел, как три женщины в шароварах и цветных платках, закрывающих голову и пол-лица, латали жестяную крышу, а внизу на табуретках сидели двое солидных мужчин, пили чай из маленьких стаканчиков, курили безмятежно и перебирали четки. Аллах с ними! Блажен — кто верует.
Русский Шанхай
Каким бы далеким нам теперь ни казалось то время, когда огромный китайский порт можно было назвать русским, отголоски его слышны и поныне.
После большевистского переворота и Гражданской войны тысячи, десятки тысяч русских беженцев, оттесненных к китайской границе, нашли пристанище в русском тогда железнодорожном городе Харбине, основанном чуть более века назад. Город был и богатым, и стильным, там было несколько институтов, театров, домов моды и гимназий, которыми управляли русские беженцы. Но после оккупации в 1932 году Харбина японцами многие предпочли покинуть его и переехать в шикарный и интернациональный порт — Шанхай. Там было легче найти работу, и оттуда было проще выбраться. Тот, кто бывал в Шанхае, никогда не забудет великолепной набережной в стиле ар-деко, которая называется «Бунд», с роскошной авеню Жоффр на территории бывшей французской концессии, с великолепными колониальными особняками и клубами.
Теперешний Шанхай, столица бизнеса XXI века, стер многое из этого с лица земли, построив взамен билдинги — огромные залитые электрическим светом башни. А мне жаль того, ностальгического Шанхая, который остался в моей памяти. Я бывал в нем, когда жил в Гонконге, когда тот еще был британской колонией.
Образ довоенного Шанхая отождествлялся у многих в свое время с образом города-грешника. Каждое десятилетие мы невольно выбираем на земле два-три города, являющихся в нашем воображении вместилищем всех семи смертных грехов, и браним их за это. В 1920-е годы такими городами был Берлин и Чикаго, в тридцатые — Шанхай и Нью-Йорк, в 1940-е — Касабланка и Гавана, и так далее…
О порочном декадентском, наркотическом Шанхае было создано немало фильмов в Голливуде и в Париже, и при всей их бутафории в этих фильмах есть доля правды. Особенно ярким примером является голливудский фильм «Shanghai gesture», где маленькую, но великолепную роль играет Мария Успенская, замечательная актриса МХТ, эмигрировавшая в США. Это фильм о жизни казино с выигрышами и проигрышами, револьверами и пропавшими детьми. Еще один стильный фильм об этом городе-грешнике — французский «Le drame de Shanghai» с Луи Жуве. В нем действие происходит в кабаре, где русская эмигрантка из дворянской семьи вынуждена петь в перьях райской птички, чтобы оплатить обучение своей дочери в английском колледже в Гонконге.
Атмосферу настоящего русского Шанхая возрождает нам и книга Лидии Владимировны Вертинской, урожденной Циргвава. Она называется «Синяя птица любви» и вышла некоторое время назад в Москве.
После китайской революции конца 1940-х годов русский Шанхай начал разъезжаться кто куда. Некоторые отправились в Казахстан осваивать целинные земли, другие — в Сибирь и на Урал, а многие — в Австралию и Калифорнию, где и теперь живет немало стильных и состоятельных русских шанхайцев. Во Франции поселилась уроженка города Камень-на-Оби Лидия Винокурова, бывшая хозяйка модных салонов «Алтай» и «Фемина», великолепный дизайнер и неутомимая труженица, сохранившая до девяноста лет осанку и Стиль с большой буквы. Она создает ювелирные украшения и проектирует уникальную мебель, работает с уральскими самоцветами и хочет «разбудить спящие сокровища Урала». Другая шанхайская модница тех же лет — манекенщица и танцовщица Лариса Андерсен живет с кошками и собаками во французской деревне и читает поэзию русского Шанхая.
Кстати сказать, и вся советская мода очень обязана русскому Шанхаю. Как это, спросите вы? Дело в том, что в 1950–1960-е годы знаменитым на весь СССР Рижским домом моделей руководила русская шанхайка Шура Грамолина, опытный модельер, имевшая до возвращения в СССР дом мод «Modern Woman», который очень следил за стилем своих моделей.
Вот вам и связь времен, маленькая, но стильная зарисовочка далекого прошлого, которое теперь стало нашим настоящим.
Киев в оранжевых тонах
В спальном вагоне мчащего меня на Украину поезда едет певица Анжелика Варум. Какая же она хорошенькая без грима, просто прелесть! В Киеве ее и меня радушно встречают на вокзале. Ей петь вечером концерт, а мне судить украинскую моду.
Мне очень не терпелось увидеть эту страну после «оранжевой революции», понять суть перемен и осознать, как это отразилось на стиле жизни. Моя попутчица, веселая хохлушка в длинном норковом манто узнала меня по телевизионным передачам и рассказала о появившейся у людей на Украине «надежде» — слово, которое я редко слышал в России и почти никогда — во Франции.
Вот мы и в плавучем отеле «Перлина Днепра» — кораблике в стиле ар-нуво, современной постройки, весьма милом и уютном. По бисквитно-розовым бортам идет лепнина — «декаданс модерн» киевских очертаний. Интерьеры чуть-чуть подкачали со вкусом, особенно с вычурными скульптурными деталями лестницы с раковиной и пресловутой «перлиной» (жемчужиной) гигантского размера. В коридоре — аквариумы с осетрами, сомиками и раками. Раки беспрестанно дерутся и откусывают друг у друга клешни. Мне это показалось симптоматичным.
Киев хорош, что ни говори! Все же мать городов русских. С водителем объезжаю антикварные лавки. Особенно впечатлила одна, «Эпоха» в готическом особняке возле Золотых ворот, славящаяся своими изразцовыми печами и хорошей мебелью в стиле русского классицизма. Там всегда интересные выставки старины — теперь вот викторианская садовая мебель из чугуна. Но самым великолепным и неиссякаемым киевским магазином антиквариата является тот, что на Реймерской, 29. В длинной анфиладе залов экспозиция идет по нарастанию цен — от мелкой, сталинских времен, фарфоровой пластики, до ламп, камей, картин и столового серебра. Магазин изобилует трофейными, времени Второй мировой войны, вещами и австро-венгерскими безделушками из Львова начала XX века. На втором этаже — дорогой товар. Превосходные русские портреты, мебель карельской березы и великолепный гарнитур «жакоб» из приемной министра Временного правительства Терещенко.
Другой, не менее знаменитый мебелью магазин, находится на Кудрявской, 16. Там представлены все эклектичные стили XIX века.
На Андреевском спуске, где есть великолепный музей Михаила Булгакова, роскошная рокайльная Андреевская церковь и памятная доска Михаилу Врубелю, а в доме № 26 располагается «Музей улицы». Когда я там был, в нем проходила выставка, посвященная истории проституции в Киеве на рубеже XIX и XX веков. Смело и оригинально!
На улицах торгуют оранжевыми майками, жокейками, конфетами, ручками и значками. Оранжевое очень в моде, а мода всегда — зеркало истории. Они называют это «померанчевой модой». Цвета революции пришли в костюм и во Франции 1789 года — сине-бело-красные кокарды украсили головные уборы санкюлотов. Красные косынки пришли в Россию в 1917 году, вместе с белыми платками в «белой стае».
