двинулся в путь. Новому хану также нужна была личная беседа с Бату, разговор, в результате которого могла решиться дальнейшая судьба империи. В конце концов, следовало убить Бату, чтобы сохранить управляемость. Гуюк не выдержал и сам направился навстречу двоюродному брату, которому уже сообщили, что намерения его родственника недобрые. В итоге братья так и не увиделись: Гуюк умер на расстоянии недельного пути от места возможного свидания, у озера Алакул. Уже современники подозревали, что он был отравлен сторонниками Бату[415].
Таким образом, период 1243–1246 гг. был для монголов временем острых внутренних конфликтов. Шла борьба за власть в империи, борьба, которую Бату проигрывал. Он так и не смог помешать выборам Гуюка, хотя перетянул на свою сторону клан потомков Толуя, в частности его сына Менгу. Скорее всего, все наличные его вооруженные силы были в постоянной готовности. Место их концентрации, очевидно, было смещено к восточным границам улуса, в казахские степи. Отвод на запад даже части войск мог привести к неблагоприятным последствиям, если бы вдруг вспыхнула гражданская война. В эти годы приходилось проявлять некоторую лояльность к покоренным областям, которые могли быть не только источником материального благосостояния, но и поставщиком вооруженных сил.
Даниил Галицкий, конечно, ничего не знал о монгольских внутренних делах. Он просто не поехал к Батыю, потому что не видел пока с его стороны новой угрозы. После битвы на Калке победители быстро ретировались в родную степную стихию. Кочевники – это же прежде всего одномоментные налеты, которые редко приводят к регулярному взиманию дани. Вплоть до 1245 г. монгольские военачальники не беспокоили Даниила. Однако долго так продолжаться не могло. На поклон к хану уже ездил великий князь Ярослав, ставший верным вассалом и союзником Бату. Туда же отправился беспокойный Михаил Черниговский, никогда не отличавшийся дипломатическим талантом. Властителю Галича и Волыни настоятельно напоминали, что пора и ему.
* * *
Вскоре после победы под Ярославом к Даниилу прибыли послы от хана Мауци (Могучеви русской летописи), после чего князь начал совещаться с братом и решил: «еду к Батыеви сам». Цель посольства Мауци из летописи не совсем ясна. Вероятно, он потребовал отдать какие-то волости (возможно, Галич), аргументируя это тем, что князь не получал у Батыя санкции на управление ими. По указанию некоторых исследователей, Мауци был вторым сыном Чагатая, причем, как писал Плано Карпини, его владения располагались восточнее Днепра (до Дона). Степи к западу от Днепра входили во владения другого хана, Куремсы (Коренцы, Хурумши), которого считают третьим сыном Орды. Примечательно, что не ближайший сосед Даниила – Куремса, а именно Мауци, чьи владения географически расположены значительно дальше, посылал гонцов к Даниилу. Надо полагать, правы те, кто видят в монгольских действиях некую серию намеков, направленных на привлечение галицко-волынского властителя в ставку хана на поклон. Степняки проявляли изысканную дипломатичность!
Романовичи только что закончили борьбу за родовые земли, разгромили польских и венгерских интервентов. Все их помыслы, вплоть до великой победы под Ярославом, были обращены к междоусобицам и пограничным конфликтам. За прошедшее после монгольского вторжения время они не успели отремонтировать оборонительные линии своих городов, укрепить их. И был Даниил «в печали велици, зане не утвердил бе земле своея городы»[416]. Конфликтов с монголами в таких условиях следовало избегать. Требовалось время, чтобы подготовиться к новой борьбе. И князь решил ехать на поклон к Батыю.
В путь двинулись 26 октября 1245 г., «на праздникъ святого Дмитрея, помолився Богу», и вскоре прибыли в Киев, который «обдержащу» Ярослав Всеволодович через своего боярина Дмитрия Ейковича. Даниил в городе останавливаться не стал, а направился к Выдубицкому монастырю, у которого была переправа через Днепр. В летописном известии нигде не встречается имя Михаила Всеволодовича, который, как мы помним, после возвращения из Мазовии в 1242 г. пытался контролировать древнерусскую столицу. В 1243 г. город занял Ярослав, получивший на то санкцию монголов. Михаил должен был довольствоваться Черниговом. Возможно, у него было намерение вернуть Киев, ради чего велись переговоры с Белой и Батыем. Ничего не помогло, и Михаил сложил голову в далекой Орде.
Роль черниговского князя после монгольского нашествия предстает незавидной. Его земли разорены, а противники усилились. Даже собственный сын после неудачной авантюры в Галиции покинул его, отказался содействовать возвращению столь желанного Киева. Батый более полагался на верного Ярослава, нежели на престарелого и непостоянного Ольговича. Все злоключения Михаила в ханской ставке напоминают хорошо подстроенную провокацию, в основе которой была тонкая игра на чувствах православного воина. В итоге князь принял мученическую смерть и фактически на нем завершилась славная двухвековая история династии Ольговичей. Его сын Ростислав после поражения у Ярослава более никогда не возвращался на родину, а другие дети (Роман, Семен, Мстислав, Юрий) ничем примечательным не отличились, владея скромными наделами (Карачаев, Глухов, Таруса, Брянск и др.) в когда-то обширной Черниговской волости.
После разгрома под Ярославом Ростислав укрылся в Венгрии, где получил в держание от тестя банат Славонии, а в 1247 г. специально созданный банат Мачва – междуречье Дуная, Дрины, Савы и Моравы со столицей в Белграде. В середине 1250-х гг. он попытался вмешаться во внутренние дела Болгарии, выдав свою дочь за болгарского царя Михаила Асеня. Но в 1256 г. царь был убит и власть захватил его двоюродный брат Кальман. Ростислав совершил поход в Болгарию и взял Тырново, после чего объявил царем самого себя, но закреплять власть не стал и ретировался в Белград, где и умер ок. 1263 г. Вплоть до смерти Ростислав именовал себя князем Галицким. Примечательно, что тем же титулом – Галицким и Волынским – именовал себя в официальных документах вплоть до 1256 г. венгерский король Бела IV. У Ростислава от брака с венгерской принцессой Анной было около шести детей. Сыновья Бела и Михаил владели землями в Боснии и Мачве. Одна дочь короткое время была болгарской царицей, а две другие заняли заметное место в семьях европейских правителей: Агриппина (Грифина) (ум. 1303/1309) в 1265 г. стала женой серадзского, а затем (с 1278 г.) краковского князя Лешка Черного; Кунегунда (ум. 1285 г.) в 1261 г. вышла за чешского короля Пршемысла Оттокара II и в 1278–1285 гг. была регентшей при своем малолетнем сыне – наследнике чешского престола Вацлаве II (1271–1305)[417].
* * *
После смерти Михаила на Киев более никто не претендовал, он надолго закрепился за Владимирскими, а затем Московскими князьями. В 1243 г. первым из русских властителей в ставку Батыя отправился великий князь Ярослав. Придворный великокняжеский летописный свод сообщает об этом очень гордо и помпезно: «Великыи князь Ярослав поеха в Татары к Батыеви, а сына своего Костянтина посла к Канови; Батыи же почти Ярослава великого честью и мужи его, и отпусти, и рек ему: “Ярославе, буди ты стареи всем князем в Русском языце”; Ярослав же възвратися в свою землю
