равно как интересы и тщеславие его друзей, с которыми он рядом живет, обыкновенно тесно связаны с существованием этого сословия или сообщества. Он естественно печется о расширении его привилегий и горячо защищает их от покушений прочих сословий. Взаимные отношения, установленные между различными сословиями в стране и относительно права их, преимущества и привилегии составляют то, что называют конституцией данного государства.
Прочность этой конституции зависит от искусства, с каким каждое сословие или каждое сообщество защищает свои права, льготы и преимущества от посягательств других. Конституция изменяется в большей или меньшей степени в зависимости от большего или меньшего удаления от первоначального уровня составляющих ее частей.
Сословия и сообщества зависят от государства и ожидают от него покровительства и защиты; все они подчинены ему и установлены только ради поддержания его благосостояния. Истина эта признается самыми пристрастными людьми различных сословий. Тем не менее трудно убедить каждого из них в том, например, что интересы и благосостояние целого государства требуют уменьшения прав, льгот и преимуществ его собственного сословия. Правда, это слепое пристрастие, хотя оно часто бывает неразумным, отнюдь не всегда оказывается бесполезным: оно сдерживает дух нововведений, стремясь удержать равновесие, сложившееся между различными сословиями государства; оказывая сопротивление переменам, сделавшимся модными и популярными в данное время, оказывает при этом действительную поддержку и содействует прочности общей системы управления.
Любовь к отечеству основана, по-видимому, на двух различных принципах: во-первых, на известном уважении и благоговении к той форме правления, которая господствует в нем в настоящее время, и, во-вторых, на искреннем желании такого благоденствия и такой безопасности своим согражданам, какие только возможны. Не может считаться гражданином человек, не желающий уважать законов и повиноваться властям. Без сомнения, не может считаться хорошим гражданином и человек, не старающийся всеми зависящими от него способами содействовать счастью и благоденствию всего общества.
В мирное и спокойное время оба эти принципа в целом совпадают и внушают одинаковый образ действий. Поддержание существующего правительства, очевидно, представляется лучшим средством для сохранения за каждым гражданином безопасности, независимости и благосостояния, если мы видим, что правительство действительно обеспечивает их. Но в эпохи общественного недовольства, порождающего беспорядок и борьбу партий, оба эти основания ведут по противоположным путям, и самый благоразумный человек может посчитать необходимыми определенные изменения в государственном устройстве, которое в настоящем виде не в силах поддерживать общественное спокойствие. В таком случае даже высшей степени политической мудрости оказывается недостаточно для указания истинному патриоту, когда он должен защищать власть и формы старой системы правления и когда он должен уступить духу нововведения – более смелому, но нередко и более опасному.
Внешние войны и междоусобные распри представляют собой две ситуации, являющиеся самыми подходящими случаями для обнаружения политических дарований. Герой, славно служащий своей стране во внешней войне, исполняет желания всего народа и потому становится предметом всеобщей признательности и восхищения. Во время междоусобной вражды предводители различных партий если и заслуживают восхищения одной части сограждан, то обыкновенно проклинаются другой частью. Характер их и заслуги всегда вызывают некоторое сомнение. Поэтому слава, полученная во внешней войне, чище и блистательнее славы, приобретенной в междоусобных смутах.
Тем не менее предводитель партии, одержавшей верх, если он имеет такое влияние на своих сторонников, что в силах принудить их к сдержанности (что, впрочем, редко удается), может оказать своей стране более важные услуги, чем самые блистательные победы и самые широкие завоевания. Так, он может утвердить и улучшить конституцию. Под личиной сомневающегося и нерешительного лидера партии он может скрывать самые великие и благородные свойства преобразователя и законодателя великого народа и своими мудрыми учреждениями обеспечить как всеобщее спокойствие, так и благоденствие своих сограждан на многие поколения.
Среди смут и партийных междоусобиц дух системы (spirit of system) нередко соединяется с действительным политическим дарованием, воодушевляемым любовью к человечеству и глубоким сочувствием к страданиям, которым подвержена часть наших сограждан. Этот дух системы имеет в виду ту же цель, что и самые благородные политические устремления. Он постоянно возбуждает и нередко воспламеняет их до безумного фанатизма. Предводители недовольной партии всегда готовы предложить какой-нибудь план преобразований, с помощью которых они надеются преодолеть существующие бедствия и предупредить их повторение. Поэтому они предлагают план нового государственного устройства и изменяют важнейшие части правительственной системы, обеспечивавшей на протяжении многих веков спокойствие, счастье и достоинство всем подданным великой страны. Большинство членов партии, стремящейся к преобразованиям, ослепляются воображаемой прелестью новой системы, не испытанной еще на практике, но представляемой предводителями партии в самом блестящем свете. Сами предводители, вначале помышлявшие только о своем собственном возвеличивании, мало-помалу обольщаются собственными софизмами и воодушевляются всеобщей реформой не менее последних своих сторонников и самых недалеких приверженцев. Но если бы они и были свободны от фанатического увлечения, они не всегда решатся обмануть ожидания своих приверженцев и нередко вынуждены бывают действовать вопреки своей совести и своим убеждениям, повинуясь общим настроениям. И так как нетерпимость партий отвергает всякую паллиативную меру, всякое посредничество, всякую благоразумную уступку, то, желая слишком многого, партия часто не получает ничего, а злоупотребления, которые можно было бы уничтожить или ослабить умеренностью, остаются без всякой надежды на искоренение.
Человек, общественные устремления которого основаны на гуманности и благотворительности, будет уважать установленную власть и даже привилегии отдельных граждан, особенно принадлежащих к главным сословиям. Хотя он и видит, что в некотором отношении существование их связано со злоупотреблениями, он готов бывает смягчить то, что может быть искоренено только насильственными средствами. Когда он не в силах доводами и убеждениями одержать победу над предрассудками, укоренившимися у народов, то не решается задушить их насилием и строго соблюдает правило, которое Цицерон совершенно основательно называл божественным законом Платона, а именно что употреблять насилие против своей страны столь же предосудительно, как прибегать к насилию против отца и матери. Он старается согласовать по возможности новые установления со старыми привычками и народными предрассудками и особенно стремится помочь в несчастьях, порождаемых отсутствием известных предупредительных законов, которым толпа подчиняется крайне неохотно. Если он и не в силах восстановить право, то не пренебрегает ослаблением занявшего его место злоупотребления, следуя в таком случае примеру Солона, который, не имея возможности установить наиболее лучшие законы, довольствовался введением наименее худших, на какие только могли согласиться афиняне.
Человек, пристрастный к системам, напротив, может начертить весьма мудрый план, но он до
