— Политический советник посольства утверждает, что баланс власти может оказаться в руках маленькой партии, находящейся под влиянием нашего «друга» Менделя, — заметила Эллиот, пытаясь казаться спокойной.
— Вполне возможно, — согласился Райан.
— Но это абсурд! — взвизгнула Эллиот. — Этот старый пердун даже не бывал там…
— Это у него религиозный бзик. Я проверил. Он отказывается ехать в Израиль до прихода Мессии.
— Господи! — Советник по национальной безопасности была потрясена.
— Совершенно точно. Ты права. — Райан засмеялся и был удостоен разъяренного взгляда. — Послушай, Лиз, у него есть право на собственные религиозные убеждения. Нам может казаться, что он слегка чокнутый, но конституция требует, чтобы мы проявляли к таким, как он, терпимость и уважение. Именно так мы живем в этой стране, ясно?
Эллиот, словно угрожая, махнула рукой в сторону телевизора.
— Но этот безумный раввин мешает нам! Неужели нельзя сделать что-нибудь?
— Что, например? — спросил Джек спокойно. Он заметил, что в ее поведении появилось что-то кроме паники.
— Не знаю — что-нибудь… — Эллиот не договорила, предоставив гостю делать свои выводы.
Райан подался вперед и подождал, пока ее внимание сосредоточится на нем.
— Вы ищете исторический прецедент, доктор Эллиот, который сводится к одному: «Неужели никто не избавит меня от этого священнослужителя, с которым столько хлопот?». Но если вы намерены сказать мне что-то, давайте будем говорить прямо и откровенно. Согласны? Значит, вы предлагаете вмешаться в деятельность парламента дружественной демократической страны? Или настаиваете, чтобы мы совершили что-то незаконное на территории Соединенных Штатов Америки? — Он замолчал, и ее глаза сузились. — Я не допущу ни первого, ни второго, доктор Эллиот. Предоставим им самим возможность решать. Если вам всего лишь пришла в голову мысль — просто мысль — оказать воздействие на ход демократических процессов в Израиле и я буду уверен в этом, президент получит мое заявление об отставке так скоро, как только я успею его привезти. А по поводу высказанного вами пожелания как-то повредить этому старому раввину из Нью-Йорка, хочу напомнить, что подобное пожелание подпадает под два, не меньше, законодательных акта о заговоре. Мой долг как рядового гражданина Соединенных Штатов — уж не говоря о правительственном чиновнике — состоит в том, чтобы немедленно сообщить о своих подозрениях соответствующим административным органам.
Лицо Эллиот исказилось от ярости.
— Черт побери! Я не говорила ничего подобного…
— Вы попали в самую опасную ловушку, куда легко попасться, состоя на правительственной службе, мадам. Вам начало казаться, что ваше стремление улучшить мир является более важным, чем те принципы, на которых основывается деятельность нашего правительства. Я не в силах помешать вам лелеять подобные мысли, но могу вас заверить, что моя организация, пока я состою в ней, не будет принимать в их осуществлении никакого участия. — Райан понимал, что его слова сродни лекции, но он был убежден, что Эллиот нуждалась в ней.
— Я никогда такого не говорила!
Чепуха, подумал Райан.
— Хорошо, вы не говорили и не думали ничего подобного. Я ошибся. Прошу прощения. Дадим израильтянам самим решить, ратифицировать этот договор или нет. У них демократическое правительство. Они имеют право сами решать свою судьбу. У нас тоже есть право подтолкнуть их в правильном направлении, напомнить, что уровень нашей помощи зависит от их согласия ратифицировать соглашение, однако мы не имеем права непосредственно вмешиваться в процесс управления их страной. Существуют границы, которые нельзя пересекать, даже если вы являетесь членом правительства США.
Советник по национальной безопасности заставила себя улыбнуться.
— Я с интересом выслушала вашу точку зрения на то, как правильно проводить государственную политику, доктор Райан. Вы свободны.
— Благодарю вас, доктор Эллиот. Между прочим, если хотите знать мое мнение, нужно дать событиям идти своим чередом. Договор будет ратифицирован, несмотря на то что вы видите на экране.
— Почему? — Эллиот взяла себя в руки, и ее голос был почти спокойным, хотя внутри все бурлило.
— Объективно говоря, эти соглашения полезны для Израиля. Население поймет это, как только успеет переварить информацию, и сообщит об этом своим представителям. Израиль все-таки остается демократической страной, а демократы, как правило, находят разумный выход. Об этом свидетельствует история. Демократический строй приобрел такую популярность в мире, потому что он действенен. Если мы ударимся в панику и предпримем поспешные шаги, ситуация только усложнится. Но стоит дать демократическому процессу свободу, и произойдет, по-видимому, разумное разрешение проблемы.
— По-видимому?
— В жизни нет гарантий, существуют одни вероятности, — объяснил Райан. Ну почему никто не понимает этого? — подумал он. — Но наше вмешательство приведет к неудаче с большей вероятностью, чем бездействие. Зачастую лучше всего воздержаться от действий. Это именно такой случай. Еще раз повторяю: на мой взгляд, нужно дать возможность их системе проявить себя.
— Благодарю за оценку ситуации, — она отвернулась.
— Как всегда, я делаю это с удовольствием.
Эллиот подождала, пока не захлопнулась дверь, и только потом села.
— Я прикончу тебя, заносчивый мерзавец! — пообещала она.
* * *
Райан сел в свой автомобиль у западного въезда в Белый дом. На этот раз ты зашел слишком далеко, приятель, сказал он себе.
Нет, ты поступил правильно. Она начала думать, что ей все дозволено, и нужно было вовремя остановить ее, пусть даже резко.
Для члена правительства такие мысли были исключительно опасными. Райан уже не раз встречался с подобным. В Вашингтоне, округ Колумбия, с людьми происходят ужасные перемены. Они приезжают сюда полные идеалов, и эти высокие мысли растворяются в сырой и туманной атмосфере города. Некоторые обвиняют в этом систему власти. По мнению Райана, это было одним из проявлений загрязнения окружающей среды. Сама атмосфера Baшингтона разъедает душу.
Что же делает тебя невосприимчивым, Джек?
Райан задумался, не замечая вопросительного взгляда Кларка зеркале заднего обзора. Автомобиль мчался в сторону Потомака. До сих пор он оказывался невосприимчивым, потому что никогда не уступал, ни единого раза. Неужели не уступал? Ведь были вещи, которые он мог бы сделать по-другому. А были такие, что в действительности не работали так, как ему хотелось.
Нет, ты ничем не отличаешься от других. Просто думаешь, что ты другой.
Но пока я смотрю в лицо такому вопросу и ответам на него, я в безопасности.
Точно.
* * *
— Итак?
— Я могу сделать многое, — ответил Госн. — Но не в одиночку. Мне нужна помощь.
— И безопасность?
— Это — важный вопрос. Мне нужно серьезно оценить все возможности. Пока мне известны только мои потребности. Я знаю, что мне все-таки кое в чем понадобится помощь.
— В чем именно? — спросил командир.
— С взрывчатым веществом.
— Но ведь ты сам эксперт в этой области, — возразил Куати.
— Для осуществления этой задачи, командир, потребуется особая точность, какой раньше не требовалось. Здесь нельзя использовать обычную пластиковую взрывчатку, в частности именно потому, что она пластиковая — меняет форму. Разрывные блоки, используемые в бомбе, должны быть твердыми, как камень, их формы нужно рассчитать до тысячной доли миллиметра, а сами очертания рассчитываются математически. Я могу овладеть теорией, но на это уйдут месяцы. Мне хотелось бы лучше потратить время на переработку ядерного заряда… и…
— Да?
— Мне кажется, я могу улучшить бомбу, командир.
— Улучшить? Каким образом?
— Если мои первоначальные расчеты верны, этот тип атомной бомбы можно превратить из взрывного устройства в спусковой механизм.
— Спусковой механизм чего? — спросил Куати..
— Термоядерной бомбы, Исмаил, или, как ее еще называют, водородной. В ней используется реакция синтеза. Мощность заряда увеличится в десять раз, может быть даже в сто. Мы сумеем уничтожить Израиль — по крайней мере большую его часть.
Командир помолчал несколько секунд, обдумывая полученную информацию. Затем он заговорил тихо, почти шепотом:
— Итак, тебе нужна помощь. Где лучше всего найти ее?
— У Гюнтера должны остаться в Германии ценные контакты. Если ему можно доверять, — добавил Госн.
— Я думал об этом. На Гюнтера можно положиться. — Куати объяснил почему.
— Ты уверен, что это правда? — спросил Госн. — Как и ты, я не верю в случайные совпадения, командир.
— Я видел фотографию в немецкой газете. Она показалась мне подлинной. — Германская бульварная газета сумела достать выразительную черно-белую фотографию, на которой были видны последствия смерти от повешения во всем своем кошмарном «великолепии». Главным доводом в пользу публикации оказалось то, что Петра на фотографии обнажена выше пояса. Нельзя отказать германским мужчинам в столь пикантном зрелище, как смерть убийцы и террористки, особенно если принять во внимание, что одного из них эта женщина кастрировала.
