меня. Если пресветлый господин крайн соизволит выслушать…
– Нету тут никаких крайнов, – мгновенно ощетинился Варка.
Курицы дружно закивали.
– Ну как же-с нету… – льстиво улыбнулся дядька Антон, – деревце-то десять лет сухим простояло, а теперь вон, зеленое. Я как увидал, так сразу и подумал… Только беспокоить не хотел. Кабы не крайняя нужда, разве я посмел бы…
Господин Лунь на это ничего не ответил, будто никакого дядьки Антона рядом и не было. Сидел, низко опустив голову, разглядывал травку под ногами.
Но дядьку Антона подобное обращение не остановило. Видно, нужда действительно подпирала.
– Утренник нынче был, – сказал он, исподлобья глядя на крайна, – месяцу травню конец, об эту пору обычно их не бывает. А тут ударил… Не только рассада огородная, озими все померзли… Пересевать уж поздно, не вызреет. С голоду помрем. Хоть с сумой иди. Помогите, пресветлый господин крайн, окажите милость.
– Милость? Ты хочешь милости?
– Сжальтесь, господин крайн, не откажите…
– Прошлой осенью к твоим воротам пришел голодный, измученный, осиротевший ребенок. Какие милости ты ему оказал?
– Поленом по голове, – ухмыльнулся Варка. Сейчас это казалось ему забавным.
– Ребенок! Да на нем, не в обиду вам будет сказано, господин крайн, пахать можно. Вон какая орясина. Я дал ему работу и платил честно.
– О да. Он работал за троих, а платил ты ему объедками, от которых отказывались твои свиньи.
– Но, господин крайн…
– Он сказал, что в хижине наверху есть еще дети… больные, обмороженные. Что ты сделал для них?
– А чё я мог сделать-то? – насупился дядька Антон. – Всех не накормишь. Вся страна голодает.
– Ну вот и ответ. Вся страна голодает, а ты чем хуже? Нет у меня для тебя милости, Антон Скребель.
Крайн поднялся на ноги, отбросил с лица светлые волосы.
Дядька Антон приоткрыл рот, и вдруг кусты и кочки его физиономии рассекла косая щель улыбки.
– Рарка… Ах ты, неслух… Живой… Вернулся все-таки.
– Рарог Лунь Ар-Морран-ап-Керриг, с твоего разрешения, – с оскорбительной вежливостью выговорил крайн и сделал движение, чтоб уйти. Но низкорослый скрюченный дядька Антон цепко ухватил его за рукав.
– Эй, ты чё! Я ж тебя вот таким помню… Вы же с моим Тондой вместе горох воровали. И мать твоя всегда была…
– А где был ты, когда ее убивали?
Дядька Антон поперхнулся и отступил назад.
– Я спрашиваю, где был ты, когда убивали мою мать?
Дядька Антон молча повернулся и, спотыкаясь, побрел вниз. Шапку он так и не надел. Бурые сосульки волос мотались по сутулой спине, обтянутой засаленной кожей безрукавки. «Все проклято, – вспомнилось Варке, – вода, воздух, огонь в очагах. Нет помощи. Нет спасения».
Крайн не смотрел вслед удаляющейся жалкой фигуре. Опершись о кривой сук, он вглядывался в небо над дальним лесом, в той стороне, где лежало Пригорье с полями, лесами, реками и белым городом Трубежем.
– Что он вам сделал? – пискнула никогда не отличавшаяся особой тактичностью Жданка.
– Ни-че-го, – не оборачиваясь, выговорил крайн, – никто ничего не сделал. Всю жизнь она пачкала руки в грязи и крови, лечила их от прострела и лихоманки, принимала роды… Бывало, на коленях благодарили… но никто палец о палец не ударил, чтоб ее защитить.
Солнечный свет резал глаза, от разлитой повсюду ядовитой зелени ломило скулы. Людская злоба дрожащим маревом висела над всей страной. Он отвернулся, спеша уйти, скрыться в полумраке своего пустого жилища. Не вышло. На дороге стояли птенцы-подкидыши. Четыре пары испуганных глаз: чернющие Фамкины, ярко-голубые Ланкины, зеленые Жданкины, глубокие темно-синие Варкины. Умный Илка смотрел в землю. Он давно уже все понял и мечтал только об одном – смыться отсюда.
– Ну, чего уставились?
Фамка пихнула Варку острым локтем. Тот охнул, но отрицательно замотал головой. Тогда она, поджав губы и соорудив на лице привычную мину примерной лицеистки, решительно выбралась вперед.
– Мы бы хотели спуститься в Починок. Если, конечно, вы нам позволите.
– Ну, это… попрактиковаться, – добавил Варка, – повторенье – мать ученья и всякое такое.
– Да, – обрадовалась Жданка, – пойдем в огород к дядьке Антону и будем там… прак… прыг… чего мы там будем, Вар?
Но Варка молчал, не сводя глаз с крайна.
– Там у них девочка, – вздохнула Ланка, – маленькая.
– Какая еще девочка, – проворчал Илка, – мальчик. Иван зовут.
– Девочка. Ивонна. Четыре года.
– Без тех объедков мы бы все померли, – упрямо прошептала Фамка.
Господин Лунь посмотрел на них и в который раз пожалел, что принял на себя эту обузу. Нет, просто о том, что остался жив. Забиться бы сейчас в темноту, в сырость, в ближайшую кротовую норку. Спрятаться от них. Или от себя самого.
* * *
– А вы правда горох воровали?
– Было дело.
– Долго голодали, да? – посочувствовала Жданка, сама не раз таскавшая с рыночных лотков пирожки, огурцы или яблоки.
– Да не голодали мы тогда, – поморщился крайн, – так, баловались. Уворованное слаще.
Ланка вытаращила глаза, потрясенная такой безнравственностью, зато Варка с Илкой понимающе переглянулись.
Они спускались по Своборовой пустоши, по старой дороге, которая когда-то, в прежние времена, вела к замку. Вначале шли чинно, дабы не сердить донельзя раздраженного господина Луня. Но склон был зеленым, небо – отчаянно голубым, ветер – ровным и сильным.
Первая не выдержала Жданка, сроду не видевшая столько травы и простора сразу. Ловя ветер раскинутыми руками и вопя от счастья, она сломя голову понеслась вниз. Варка, засидевшийся в замке и давно ошалевший от собственного благоразумия, очень обрадовался, заорал: «Стой! Куда!» и бросился следом, на ходу скинув тяжелые башмаки.
Ланка, ярая сторонница взрослой сдержанности и пристойных манер, вдруг закружилась волчком, изящно подобрав юбку, и легким танцующим шагом полетела вслед за Варкой.
Илка насупился. Бегать за глупой курицей он не собирался. Только и оставалось, что подбирать по пути сыпавшиеся из пышной прически шпильки и заколки. Все-таки золото, мелкие сапфиры, старинная работа крайнов…
– Счастливые, – вздохнула Фамка, – летают.
Крайн молча глядел под ноги.
* * *
Возле памятной всем усадьбы дядьки Антона, такой же унылой и грязной, как поздней осенью, не было ни души. Но господин Лунь и не собирался общаться с хозяевами.
– Ты, – хищный палец уперся в Ланку, – вон там, за плетнем, у него огород. Иди, займись.
– Одна? – перепугалась Ланка.
– Ну, ты-то, надеюсь, потоп с пожаром там не устроишь, собственной кровью капустную рассаду поливать не станешь, белые розы вместо брюквы у тебя не вырастут… Иди.
– А мы? – спросил Варка, сумрачно глядя на обширное Антоново поле. Всходы пшеницы, еще вчера бодро зеленевшие, сегодня лежали на земле, сизые, скорчившиеся, безнадежно мертвые. Поодаль ровными рядами торчали почерневшие стебли бобов.
– А вас я научу строить «цепь». Самое
