Смелее предыдущего революционного поколения брались теперь играть с историей. Не так знаменит, однако» стоит внимания Пинхус (Пётр) Рутенберг. В 1905 готовил боевые дружины в Петербурге и снабжал их оружием. Он же вдохновитель и соратник Гапона 9 января 1905, а в 1906 «по заданию партии эсеров стал организатором и руководителем его убийства» (ещё позже опубликовал записки «Убийство Гапона»)[1234]. В 1919 эмигрировал в Палестину, там прославился электрификацией страны. Там – он показал, что способен строить; но в свои ранние годы в России – он не инженерствовал, а разрушал. – Не услеживаем дальнейшей судьбы «студента Циона» – безответственного взмутчика бессмысленного свеаборгского мятежа, а сам благополучно избежал массового убоя.
Кроме эсеров, с каждым годом подрастали и новые социал-демократические борцы, говоруны и теоретики. Одни казались очень значительными на короткий период в узком кругу, как Александра Соколовская, оставшаяся в истории лишь тем, что была первой женой Троцкого и матерью двух его дочерей. – Незаслуженно мало остались отмечены Зиновий Литвин-Седой, начальник штаба краснопресненских дружин в московском вооружённом восстании; Зиновий Доссер из руководящей «тройки» того восстания. Ещё из вожаков московского восстания – «Марат» – В. Л. Шанцер, Лев Кафенгаузен, Лубоцкий-Загорский (почти на столетие давший свой псевдоним Сергиеву Посаду) и Мартын Мандельштам-Лядов, член Исполнительной Комиссии РСДРП по руководству вооружённым восстанием[1235]. Другим – как Ф. Дану или О. Нахамкису – ещё только предстояло крупно профигурять, в Семнадцатом году.
Несмотря на неприязнь к евреям со стороны Бакунина, многие пошли в вожди и теоретики анархистов. «Другие русские анархисты, например, Кропоткин, не относились отрицательно к евреям и старались привлечь» их[1236]. Среди вожаков можно выделить: Якова Новомирского, Александра Ге, Льва Чёрного, В. Гордина[1237]. Ещё один из вожаков анархистов, И. Гроссман-Рощин, с глубоким уважением, вспоминает белостокского Арона Елина: «знаменитый террорист», но не просто «красных дел мастер», «никогда не впадает… в „механический боевизм“[1238]. – «Менее терпеливая часть еврейской массы… ищет ускоренного способа для достижения социалистического строя. И такое вспомогательное средство, „карету скорой помощи“, она находит в анархизме»[1239]. – Особенно сильное влечение к анархизму испытали евреи Киева и Юга, и например в материалах о Богрове встречаем немало анархистов помельче, не вошедших в историю.
Мы уже замечали раньше, но стоит повторить: не только из-за стеснении евреи густо рвались в революцию. «Участие евреев в общероссийском революционном движении только в очень небольшой степени объясняется их неравноправием… Евреи только разделяли общее настроение» борьбы с самодержавием[1240]. Удивляться ли? Молодёжь интеллигентных семей, и русских и еврейских, годами слышавшая дома: «преступления власти», «правительство убийц», – кинулась в революционные действия со всей энергией и яростью. Так и Богров.
В 1905 еврейский историк С. Дубнов обвинил всех еврейских революционеров – «в национальной измене». В статье «Рабство в революции» он писал: «Та многочисленная армия еврейской молодёжи, которая занимает самое: видное место в рядах: Российской Социал-Демократической Партии и выдвигает там даже своих «командиров», формально порвала всякие связи с еврейством… Вы не творцы, а батраки революции или маклеры её»[1241].
Но, с ходом времени, взрослые всё сильнее одобряли свою революционную молодёжь. Это явление усилилось у нового поколения «отцов», и было, в общем, сильней у евреев, чем у русских. Член Государственной Думы Мейер Бомаш десятью годами позже (1916) заявит: «Мы не раскаиваемся, что евреи участвовали в освободительной борьбе… Они боролись за вашу свободу»[1242]. – А полгода спустя, уже в озарении новой Революции, в марте 1917, знаменитый адвокат О. О. Грузенберг, перед руководителями Временного правительства и Совета рабочих и солдатских депутатов, страстно и с основанием заявит: «Мы щедро отдали революции огромный „процент“ нашего народа – почти весь его цвет, почти всю его молодёжь… И когда в 1905 г. восстал революционный народ, в его ряды с неудержимой силой потекли без счёта еврейские борцы»[1243]. Об этом и другие: «Историческая обстановка для еврейских масс в России сложилась так, что они не могли не быть активнейшими участниками революции»[1244]. – «Евреи связали судьбу еврейского вопроса в России с торжеством в ней прогрессивных идей»[1245].
Общий накал российского революционного движения несомненно усиливался от накала еврейских революционеров.
Но одна разночинная, интеллигентская и ремесленная молодёжь не могла совершить революции. Из первых задач было: захватить, увлечь, повести в бой русских индустриальных рабочих, и особенно петербургских. Однако, отмечает тогдашний директор Департамента полиции: «В начальной стадии своего развития рабочее движение… было чуждо политических вожделений». И даже перед самым 9 января на «экстренном собрании рабочих 27-го декабря рабочими был выгнан из залы еврей, пытавшийся произнести агитационную речь политического характера и разбросать прокламации, и были задержаны три еврейки, агитировавшие на политической почве»[1246].
Чтобы действенно увлечь петербургских рабочих, понадобилась псевдоправославная агитация Гапона.
9 января, ещё до всякой стрельбы войск, единственной сооружавшейся в тот день баррикадой (4-я линия Васильевского острова), с разрушением телеграфной и телефонной линий, затем и нападением на полицейский участок, руководил молодой Семён Рехтзаммер (сын управляющего акционерным обществом товарных складов и хлебных элеваторов). Впрочем, рабочие Васильевского острова два дня спустя проводили «особенно значительно[е]» «избиение интеллигенции»[1247].
Известно, что российская революционная эмиграция в Европе приняла сообщения о расстрелах в Петербурге со смесью возмущения и восторга: наконец-то!! теперь – грянет!! – А распространить восторг – и восстание – по черте оседлости взялся недреманный Бунд, в чьём партийном гимне (Ан-ский назвал его «марсельезой еврейских рабочих) звучало:
«Довольно мы врагов своих любили,Мы ненавидеть их хотим!!… Костёр готов! Довольно дров найдётся,Чтоб на весь мир разжечь святой пожар!!»
[Сб.][1248]
(Впрочем, «Интернационал» был переведен на русский Аркадием Коцем ещё в 1902[1249]. Так и возникли слова, молитвенно впитанные несколькими поколениями: «Вставай, проклятьем заклеймённый» и «Весь мир насилья мы разроем».)
Бунд немедленно выпустил воззвание («тысячах в двухстах экземпляров»): «Революция началась. Она загорелась в столице, она прокатится пожаром по всей стране… Вооружайтесь! Нападайте на оружейные магазины и разберите всё оружие… Обратите все улицы в сплошное поле битвы!»[1250]
По отчёту раннесоветской «Красной Летописи»: «Петербургские события 9 января вызвали большой отклик в еврейском рабочем движении: они повлекли за собой почти по всей «черте оседлости» массовое выступление еврейского пролетариата. Во главе этого выступления стоял Бунд». Чтоб обеспечить эту массовость, отряды Бунда стали обходить мастерские, заводы и фабрики и даже семьи рабочих, призывая прекратить работы, насильственно выпуская пар из котлов, снимая приводные ремни; хозяевам производств грозили, местами стреляли в них, в Витебске плеснули в хозяина серной кислотой. Это было «не стихийное выступление масс, а старательно подготовленное и организованное». Однако, сожалеет Н. Бухбиндер: «В стачках почти повсеместно участвовали одни еврейские рабочие… В целом ряде городов при попытках остановить заводы и фабрики русские рабочие оказывали сильное сопротивление». – Состоялись стачки по неделе в Вильне, Минске, Гомеле, Риге, а в Либаве и две недели. Естественно, что вмешивалась полиция, и в ряде городов при Бунде «созданы были боевые отряды с целью борьбы с полицейским террором»[1251]. – В Крынках (Гродненская губ.) бастующие выстрелами изгнали полицию из местечка, прервали телеграфное сообщение, на два дня властей не стало, т е. управлял стачечный комитет. «Факт, что рабочие, с преобладанием среди них евреев, могли стать властью ещё в начале 1905 г., был очень показателен для революции и внушил много надежд». Правда, из-за высокой активности Бунда «могло казаться, что, главным образом, недовольны евреи, и они протестуют, а остальные народы уж не очень-то революционны»[1252].
