Лека мог сделать эту надпись.
А вот чего он не стал бы делать, так это тащить мертвеца в темноте – даже притрагиваться к нему, и уж тем более не догадался бы снять с Кыши кроссовки и испачкать подошвы в жидкой грязи кооперативной аллеи. Это сделали другие, и их мотивы вряд ли объяснялись боязнью чудищ. Может быть, это и было ее четвертое соображение, прислушивалась к себе Кира. Нелепое сочетание рациональных действий и побудительных причин с детской выходкой, неуместной над мертвым телом, если только таким образом не хотели сообщить имя убийцы или настоящую причину смерти. Не эта ли заноза стала решающим толчком к ее авантюрной выходке? Кира вздохнула, автобус скрипел и покачивался, за окном потянулись промышленные кварталы, умирающие заводы и промзоны кололи небо бездымными трубами, как состарившиеся мушкетеры, придорожные деревья и кусты мрачно тянули ветки к земле, в листву намертво въелась многолетняя пыль и сажа.
Они сошли на повороте к городскому аэропорту, перед постом ДПС на выезде из города. Милиционеры в светоотражающих жилетах, с короткими автоматами наперевес, привычно потрошили фуры с номерами соседнего региона. Кира перешла дорогу вслед за ребятишками, пересекла чахлую лесополосу и оказалась на пологом склоне глубокого лога. Километрах в трех над далекими деревьями маячили высотки, те самые, в которых оперативники несколько дней назад искали свидетелей смерти Кирилла Сазонова.
Брошенные дачи рассыпались по логу, теснясь друг к другу, словно крошки в огромной ладони, готовой вот– вот сжаться в кулак. Смеркалось. Было тихо, как на кладбище. Буйно разрослись кусты боярышника, сирени. Одичавшая, пересохшая малина топорщилась там и сям голыми ржавыми прутьями. Осот стоял стеной вперемешку с крапивой и полынью, огромные листы лопуха стелились над землей, словно разбросанные лопаты. Где-то впереди каркнула ворона.
Вера шла первой, выбирая едва заметные тропки. Лека семенил за ней, вытянув шею и прикрывая лицо локтем: бодулы крапивы хищно раскачивались поперек тропы. Через пять минут штанины Киры вымокли до колен, а свитер нацеплял репья. Лабиринт полусгнивших заборов и перекрученной рабицы, торчащей из земли, вел их вниз по склону. Они обходили ржавые баки и мятые вагончики. Каркасные коробки легких домиков давно расшатали ветер и непогода, шифер и оцинковку с крыш растащили, ободрали со стен щиты из прессованных опилок, выдрали рамы. Рыжий, цвета волос Киры, битый кирпич с нашлепками окаменевшего раствора лежал могильными холмиками, поросшими одуванчиками. Погреба без люков вспухали вдруг невысокими курганами, из черных провалов тянуло гнилой водой и плесенью. Если бы Кышу спустили туда, его бы никто не нашел.
После дождей почва внизу была топкой и пружинила под ногами, но Вера, не останавливаясь, стала подниматься на противоположный склон. Лека сильно кренил тело в сторону: пакет почти волочился по сырой траве. Локоть он уже не выставлял, Кира слышала шумное всхлипывающее дыхание, наступая мальчику на пятки.
Коробка из заливного шлака с пустыми провалами окон преградила дорогу. Вверху шлак уже начал осыпаться, стены утратили геометрию и напоминали картинки старинных замков из детских книжек. Кира почувствовала запах дыма. Странно. С противоположного склона дымок бросался бы в глаза, но она ничего такого не заметила. Вера свернула направо, в обход разваливающегося здания, тропинка проходила под самой стеной. Шлак осыпался с негромким шелестом, когда кто-нибудь задевал стену пакетом или плечом. Поводыри Киры скрылись за углом.
– Привет, – услышала она ломкий хрипловатый басок.
За развалинами на небольшом участке сорняк был выкошен и вытоптан, жесткая стерня чувствовалась даже через подошвы кроссовок. Метрах в десяти от шлаковой стены располагался небольшой сарайчик на сваях, без окон – примерно три на пять, – обшитый фанерой, с односкатной крышей, крытой рубероидом. Над покосившейся трубой дрожало марево, в котором вспыхивали и гасли крохотные искры. На крылечке перед закрытой дверью сидел Саймон. Он криво ухмылялся бесцветными тонкими губами и напоминал Бабу-ягу на пороге избушки с курьими ножками: желтые острые зубы, словно он точил их напильником, как людоед с тропических островов, худое лицо с впалыми щеками, крючковатый нос, серая дряблая кожа, темные круги под глазами, волосы убраны под бандану, сальные кончики падали на воротник потрепанной кожаной куртки. В тонких пальцах дымилась сигарета, между ног на ступеньке стояла полторашка «Охоты», наполовину опорожненная.
– Че за телка? – поинтересовался парень, желтоватые белки влажно блестели.
– Своя, – бросила Вера. – Помоги лучше…
– Смотри, что у меня, – Лека бросился вперед, в вытянутой руке он держал пару полуботинок.
– Круть! А под глазом у тебя что?
Лека насупился.
– Ца, – сказала вдруг Кира. – Рик…
– Чего? – прищурился Саймон. – Ты откуда про него знаешь?
– На улице живет – вот и знает, – ответила Вера, но Кира уловила ее острый взгляд. – Ты, кстати, поговорил бы с ним. Сегодня на Леку бомж напал у ветклиники по Федоровского, рядом с гаражами. Деньги хотел отобрать. Беспредельщик, мозги сгнили, наверное, напрочь!
– Ладно, – Саймон прищурился, по-прежнему глядя на Киру, словно на заговорившую мышь. – Отобрал, кстати?
Лека протянул дрожащей ручонкой тощую пачку десятирублевок. Саймон сунул деньги в карман куртки, не пересчитывая. Кира поставила пакеты с продуктами на землю и стала отдирать от свитера плотные шарики репейника.
– У тебя сколько? – обратился Саймон к Вере, протягивая руку.
– Сотен семь…
Очередной колючий шарик выпал из пальцев. Оп-па, подумала Кира, как интересно. Мелкий дождик вновь принялся накрапывать, куртка Саймона покрылась мелкими пупырышками.
– Мало, – сказал он. – Че мало-то так? Царик по куску с носа берет в неделю…
– А то я не знаю! – огрызнулась Вера. – Ты сам-то чего принес? Или только на пиво хватило…
– Принес, принес, – проворчал Саймон и посмотрел на Киру: – Слышь, а у тебя деньги есть, а?
Кира невозмутимо продолжала чистить свитер.
– Че, глухая?!
Вера выступила вперед.
– Не наезжай, – попросила она. – У нее, знаешь, в головке сквознячок, притормаживает, но подают на нее, как от тебя, не отворачиваются. Это она сегодня угощает, – Вера тряхнула пакетами. – Из вещей перепало кое-что. Пусть переночует, посмотрим. Че стали-то тут вообще? Сейчас польет…
Саймон покосился на небо, бросил окурок.
– Пошли, – сказал он. – Я натопил уже…
Внутри света не было. В прямоугольнике дверного проема плескалась темнота, короткая дрожь пробежала по спине Киры, и когда Лека бесстрашно нырнул вперед, ей захотелось потянуться и оттащить его за ворот сильным рывком. Через секунду он уже чиркал спичками. Саймон поднялся по ступенькам, загородив короткие вспышки. Кира вошла следующей, непроизвольно задержав дыхание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
